В Мексику ведут две более или менее удобные дороги, одна на Ялану, другая на Орисабу.

Само собой разумеется, что путешественники выбирают всегда именно эти дороги.

Контрабандисты же и подобные им субъекты, которые по причинам, известным им одним, сторонятся или вообще избегают общества честных людей, проторили еще одну дорогу, но она настолько трудна, что считается практически непроходимой.

А, между тем, именно по этой дороге и утекает большая часть богатств Мексики.

Спустя два дня после событий, описанных нами в предыдущей главе, часов около четырех утра, маленький отряд, состоящий из пятнадцати человек, остановился на отдых на холме, считавшемся самой высокой точкой этой контрабандистской дороги.

У подножия этого холма, составлявшего всего метров двести по периметру и частично поросшего лесом, и пролегала тропинка, по которой ехали наши всадники.

Лучшее место для устройства лагеря просто невозможно себе представить. С вершины холма открывался широкий обзор, так что внезапное нападение со стороны кого-либо становилось практически невозможным.

Немного позади находилось ранчо, нечто вроде полуразвалившегося навеса, который, казалось, должен 6ыл рухнуть при первом же порыве ветра.

Здесь-то и разбили свой лагерь путешественники.

Наваленные один на другой тюки образовали ограду, к которой были привязаны у коновязей лошади и мулы, спокойно жевавшие клевер. Тут же, всего в нескольких шагах от животных, возле трех наполовину потухших сторожевых огней, спали путешественники, вытянув ноги к огню и завернувшись в плащи. И только один часовой, облокотясь на карабин, охранял общую безопасность.

Начинало светать; густой пар, подобный беловатому дыму, постепенно поднимался со дна долины; солнце еще не выплыло из-за горизонта, но небо уже начинало светлеть — все свидетельствовало о близком наступлении дня.

В эту минуту в кустах, окружающих лагерь, послышался легкий шум, и над грудой тюков показалась голова человека, беспокойно оглядывающего лагерь.

Часовой вместо того, чтобы поднять тревогу, перегнулся через ограду и протянул новоприбывшему руку, чтобы помочь ему перебраться через нагромождение тюков.

— Карай! — шепотом проговорил караульный, как только друг его очутился внутри лагеря. — Откуда это вы взялись, дружище, черт побери? Я уже начал приходить в отчаяние и решил, что вы не вернетесь.

— Гм! — отвечал тот. — Я совершил длинное путешествие, дорогой сеньор Карнеро, и по очень плохим дорогам.

— В этом я убежден, друг Педросо, но теперь не время болтать: ложитесь скорей и сделайте вид, что спите, иначе, если этот проклятый француз проснется, он непременно заподозрит, что вы гуляли при лунном свете.

— Вы правы, дружище, — отвечал Педросо, ложась на землю и закутываясь в плащ, — осторожность никогда не мешает.

— Ну, а что, все в порядке?

— Все идет как нельзя лучше.

— Вот это хорошо, — сказал Карнеро, потирая руки. — Мне сдается, мы с вами обделаем хорошее дельце… Но, однако, довольно разговаривать, дружище, вы и сами знаете, как вредно болтать больше, чем следует.

И с этими исполненными мудрости словами достойный сеньор Карнеро вернулся к обязанностям часового.

Почти в ту же минуту поднялся один из спящих и, встряхнувшись, направился прямо к часовому.

Это был дон Луис Морэн или Луи Морэн, в зависимости от того, как читатель предпочтет его называть.

Карнеро, видимо, со страхом взирал на подходящего. Однако француз казался совершенно спокойным и ничем не выдавал возникшего у него сомнения в верности этих двух типов.

— Ну Карнеро, — сказал он часовому, — как провели ночь?

— Я за всю ночь ни на секунду не сомкнул глаз, ваша милость.

— Все было спокойно?

— Да, ваша милость, все.

Дон Луи внимательно осмотрел окрестности лагеря, а затем погрузился в размышления и, по-видимому, не особенно радужные.

Беглецы, назовем их так, потому что название это как нельзя лучше подходит спутникам отважного француза достигли первых ущелий лас Кумбрес, непрерывной цепи утесов, громоздящихся один на другой, у подножия которых пролегала довольно широкая дорога, проложенная в скалистой гряде еще первым потоком испанских переселенцев, а теперь совершенно заброшенная мексиканцами.

Французу хотелось как можно скорее миновать лас Кумбрес, место, наиболее благоприятное для нападения из засады, но к сожалению, это было достаточно трудно, потому что тропинка, по которой он шел до сих пор, сливалась здесь с большой дорогой и снова свертывала с нее лишь почти на полдороге от Пуэбло. Вот в чем заключалась опасность, которая, как ему казалось, грозила его спутникам.

В Мексике наряду с двумя силами, ведущими непримиримую войну друг с другом, существует еще третья, которая живет за счет двух вышеупомянутых и ведет столь же непримиримую борьбу с обществом, добывая тем самым средства к жизни.

Эта довольно внушительная часть общества, рекрутируемая частично из отщепенцев общества, которых постоянная анархия выбрасывала на поверхность, а частично из разоренных войной, получила название сальтеадоры, или грабители с большой дороги.

Здешних сальтеадоров никоим образом нельзя смешивать с разбойниками, которые грабят на больших дорогах в Старом Свете.

В числе сальтеадоров оказывались представители всех классов общества, в том числе и аристократы с изящными манерами, называвшие друг друга не иначе, как кабальеро. После очередной экспедиции сальтеадоры спокойно возвращаются домой и как ни в чем не бывало появляются в обществе, украшением которого они себя считают. Они ведут привычный образ жизни до той поры, пока не представляется случай принять участие в очередной экспедиции, дабы пополнить свои кошельки.

Среди них попадались офицеры различных чинов, служащие городских муниципалитетов, негоцианты и даже литераторы. При этом следует заметить, что эти люди уверены в полной своей безнаказанности, а потому действуют почти открыто, а если порой и надевают маски, то скорее в силу установившегося обычая, нежели необходимости.

Путешественники, со своей стороны, тоже не питают лютой вражды к этим рыцарям легкой наживы. Отлично понимая, что всякому человеку надо жить, они никогда не пускаются в путь без того, чтобы захватить с собой соответствующей суммы на долю рыцарей больших дорог.

Эта проблема решается, так сказать, полюбовно, без каких-нибудь споров и столкновений. Когда же сальтеадорам приходится иметь дело с иностранцами, по большей части не проявляющими подобной предусмотрительности и терпимости, они впадают в ярость и уже не только до нитки грабят путешественников, но даже и убивают их.

Некоторые путешественники, в надежде, что алчные бандиты удовлетворятся скромным откупом, брали с собой лишь небольшую сумму денег, однако сальтеадоры усматривали в этом покушение на их благосостояние и принимали соответственные меры для «восстановления справедливости». В один из дней в Мехико, Пуэбло и Веракрус было расклеено объявление, которое мы приводим полностью, не меняя ни одной буквы:

В заключение остается добавить, что объявление, как и полагается, было подписано псевдонимом, впрочем, все знали, кто за этим псевдонимом скрывается.

И, что самое удивительное, объявление это не только не вызвало всеобщего негодования, но, напротив, было воспринято, как совершенно естественное.

Вот в каких условиях приходилось путешествовать в Мексике, и вот почему опасения дона Луиса были вполне основательны. Нашим путешественникам нельзя было миновать местность, где сальтеадоры постоянно устраивали засаду.

Вот об этом и думал француз, когда дон Гутьерре вышел из ранчо, где он провел ночь, и направился к нему пожелать доброго утра.