Охотник приподнял ее и бережно положил на носилки, которые устелил листьями, травой и мхом. Потом мужчины подняли носилки и быстро, словно вовсе не чувствуя тяжести, зашагали по саванне, думая только о том, чтобы как можно скорее добраться до своих.

Шли они довольно долго. Дона Сакрамента время от времени заставляла их останавливаться передохнуть.

Но как ни скоро шли охотники, только перед самым заходом солнца они достигли холма, на вершине которого путешественники разбили свой лагерь, приняв, ставшие теперь уже обычными, меры предосторожности.

Здесь дона Сакрамента, к которой уже полностью вернулись силы, настояла, чтобы ей позволили сойти с носилок.

Луи согласился исполнить ее желание, прекрасно понимая, чем оно продиктовано.

Нет необходимости описывать радость, которую испытали все находившиеся в лагере при виде веселой и улыбающейся доны Сакраменты.

Француз и канадец не находили места от смущения по поводу сыпавшихся на них со всех сторон похвал и благодарностей…

Чтобы прекратить всеобщий ажиотаж, француз потребовал, чтобы ему доложили во всех подробностях, как прошел день, а потом, видя, что восторженные возгласы и похвалы не стихают, сказался уставшим и удалился.

Но не тут-то было. Дон Мигуэль снова и снова благодарил дона Луиса, восхищаясь его прозорливостью, позволившей не только отыскать в бескрайних просторах дону Сакраменту, но и воздать должное похитившим ее бандитам. В конце концов французу все-таки удалось прекратить разговор на эту тему и даже направить его в другое русло.

— Итак, — спросил дон Мигуэль, — у вас нет никаких вестей от наших индейских друзей?

— Никаких, — отвечал француз. — К тому же нам все время приходилось двигаться в совершенно противоположном направлении.

— Жаль. Как хорошо было бы заручиться их поддержкой на всякий случай.

— Я с вами совершенно согласен и, более того, убежден, что в минуту опасности они непременно явятся к нам на помощь.

— Да, но только как найти их теперь?

— Об этом не беспокойтесь, дон Мигуэль, я знаю, где они находятся. Их лагерь гораздо ближе к нам, чем вы думаете.

— Дай-то Бог!

Затем они оба разостлали на земле плащи, легли и вскоре заснули глубоким сном.

Ночь близилась к концу. Небо начинало постепенно светлеть; на самом дальнем краю горизонта опаловые отблески зари создавали светящуюся кромку вокруг облаков; на траву и листья деревьев падала обильная роса; прохлада становилась ощутимее; утренний ветерок, шелестя, проносился над верхушками деревьев.

Стоявший на часах канадский охотник Сент-Аманд внимательно всматривался в саванну. Вдруг он вздрогнул.

По саванне катились волны, как если бы высокая густая трава покорно сгибалась, подвластная сильному ветру. Но, как ни странно, волны эти катились в обратном ветру направлении и все ближе подступали к холму, на вершине которого был разбит лагерь.

Сент-Аманд на всякий случай несколько раз протер глаза. Все верно — волны подкатывают все ближе и ближе к холму, причем теперь он отчетливо видел, что протяженность этих волн относительно невелика и бушуют они на ограниченной части равнины.

Канадец, естественно, решил, что им грозит какая-то новая опасность, и, покинув на минуту свой пост, поспешил разбудить Луи Морэна.

— Что случилось? — спросил последний, неторопливо поднявшись на ноги, как если бы он вовсе не спал.

— Не знаю, господин Луи, но в саванне творится что-то невероятное. Вы знаете, я — старый лесной бродяга, которого не так-то легко испугать, а тут, даю вам честное слово, мне сделалось страшно.

— О! О! Видно, и впрямь дело серьезное. Пойдем посмотрим.

— Пойдемте. Может быть, сообща мы и разберемся, что это такое.

Затем, проведя Луи Морэна к ретраншементам, Сент-Аманд указал ему на странное и противоестественное волнение травы.

— Да, — задумчиво произнес дон Луи. — Это сулит нам серьезные неприятности.

— Я тоже так считаю.

— Черт побери! За этим кроется какой-то коварный замысел краснокожих. На нас будет совершено нападение, и не далее, как через полчаса.

— Я готов держать пари, — живо подхватил Сент-Аманд, видимо, довольный, что француз подтвердил его предположение. — Что же нам теперь делать, господин Луи?

— Потихоньку, не теряя ни минуты, разбудить наших товарищей, потому что время не терпит отлагательства. Главное — старайтесь не шуметь. Для нас очень важно, чтобы негодяи, которые там шныряют, не заподозрили, что мы готовимся встретить их с оружием в руках.

Сент-Аманд отправился исполнять распоряжение француза. Он переходил от одного пеона к другому, и несколько минут спустя все уже стояли на своих местах у завалов.

По приказанию Луи не будили пока только дона Гутьерре и дона Мигуэля.

Затем француз обошел весь бивуак и, убедившись, что все в порядке и все на своих местах, подозвал Безрассудного.

— Что вам угодно, господин Луи? — спросил последний.

— Возьмите ружье и спуститесь в равнину, разузнайте, что там происходит в зарослях травы…

— Вы это узнаете не позже, чем через полчаса, господин Луи.

— Только смотрите в оба и не давайте себя убить.

— Постараюсь, господин Луи, — отвечал тот, рассмеявшись. Затем перепрыгнул через завал и скрылся в кустах.

Француз внимательно следил за ним сверху. Канадец вернулся, как обещал, не позднее, чем через полчаса.

Луи Морэн, нетерпеливо и с беспокойством ожидавший его возвращения, тотчас позвал его к себе:

— Ну, идите скорее и расскажите, что вам удалось узнать?

— Все, что нужно, господин Луи.

— Тогда говорите живей.

— Это краснокожие.

— Краснокожие? — удивился Луи Морэн, потому что после разговора с Опоссумом он был уверен, что с их стороны нападение им не грозит.

— Да, господин Луи, это краснокожие. Они прошли близко от меня, едва не задев меня локтями.

— Черт возьми! Их много?

— Насколько я могу судить, около сотни.

— Так много… — прошептал француз, обводя взглядом своих немногочисленных товарищей. — Даже слишком много…

— Подумаешь! — беспечно бросил канадец. — Нам не раз приходилось иметь дело с целыми племенами.

— Это верно, — мрачно проговорил Луи. — Но тогда наш отряд состоял только из охотников, привычных к пустыне. Видели вы, как они разрисованы?

— Я не мог рассмотреть, к какому племени они принадлежат, но только все они раскрашены так, как красятся индейцы, отправляясь на войну.

— Есть у них огнестрельное оружие?

— На это я могу ответить вам с уверенностью — у них есть ружья.

— У всех?

— Да, господин Луи, у всех. По-видимому, все они — храбрые воины… Я не видел ни одного копья.

— Странно! — прошептал француз, словно отвечая собственным мыслям. — Столько ружей в одном индейском отряде.

В эту минуту внизу, у подножия холма, раздвинулись кусты, и показался индеец, размахивающий шкурой бизона в знак мира.

— Ага! — произнес Луи. — Парламентер! Посмотрим, чего хочет этот негодяй. Странно! Этот индеец кажется мне подозрительным… Смотрите в оба, друзья мои, и прошу вас не стрелять без моего приказания. Безрассудный, — сказал он затем, обращаясь к одному из канадцев, — выйдете к ним и узнайте, в чем дело.

Безрассудный взобрался на завал и, обращаясь к неподвижно стоявшему краснокожему, спросил:

— Что вам нужно, воин? Почему вместо того, чтобы спокойно продолжать свой путь, вы будите нас в столь ранний час?

Все пеоны, находившиеся у ретраншементов, с тревогой прислушивались к разговору Безрассудного с парламентером.

— Вы начальник? — спросил индеец вместо всякого ответа на предложенный ему вопрос.

— А вы? — насмешливо спросил его, в свою очередь, канадец.

— Я начальник.

— Тем лучше для вас, тогда, значит, и я начальник… Ну, что же вам от нас нужно?

— Сесть к огню совета моего брата и выкурить с ним трубку мира.

— А что будут тем временем делать ваши товарищи?