Глава 23

Глава 23

Госпиталь на несколько сотен человек вызывал гнетущее впечатление и был похож на небольшую тюрьму. Ощущение усиливали силовые поля, делящие безликие серые коридоры на отсеки, герметичные без окон боксы для больных, автоматически закрывающиеся двери. Не хватало системы самоуничтожения. Хотя, как знать, ашранцы предусматривают все. Мы уже неделю работали на Земле. Шаттл доставил нас в Найроби, в наземный госпиталь. Одетые в герметичные костюмы под охраной вооруженного десанта спасатели обходили сектор за сектором все кварталы города и собирали очнувшихся. Среди доставленных моих родителей и родителей Триш не оказалось. Люди пребывали в состоянии растерянности, шока и полной потери памяти. Буквально приходилось учить есть, пользоваться одеждой и туалетом. Навыки речи были полностью утеряны. Когда первый шок проходил, начинали проявляться последствия воздействия газа: агрессия, спонтанный страх, попытки суицида. Больных держали исключительно на медикаментах. Люди прибывали с каждым днем, но ни одного относительно здорового среди них не было. Врачи и персонал обязали постоянно носить защитные костюмы и маски.

Ежедневная работа: сделать обход больных, оценить общее состояние, отметить изменения, провести сканирование, назначить медикаменты, процедуры, анализы. Все ждали, как поведут себя мутировавшие вирусы. Лаборатория, расположенная рядом с госпиталем ежедневно обрабатывала множество проб воздуха, воды, живых тканей, выявляя патогены. Меня поселили в герметичном боксе с крохотным окном и душем с системой дезактивации. Обстановка спартанская: откидная полка-кровать, откидной стол, стул, личный коннект для внутреннего пользования, в стене ниша приема пищи. Все контакты вне госпиталя запрещены, связаться с Освальдом не было возможности.

С Триш и Тариэлем общались только по коннекту. Нас с подругой ставили в разные смены, исключая любые личные контакты, чтобы избежать возможного заражения. Тариэль рассказывал мало, больше отмалчивался, объясняя запретом на разглашение. Из его скудных рассказов выходило, что город частично разрушен, везде запустение. Не все постройки выдержали непогоду, без должного ухода, но найденные люди и животные физически абсолютно здоровы, пятнадцатилетние сезонные перепады погоды на них никак не сказались. Спасатели подбирали и переносили тех, кто «спал» на улице в расположенные рядом дома, чтобы пробуждение происходило в естественной среде.

В одном из разговоров я спросила об умерших.

— Тар, есть те, кто не пережил Консервацию?

— Элик, не могу сказать. Закрытая информация.

— Мои родители…

— Нет… Этот сектор еще не обследовали, — усталые глаза смотрят с сочувствием. — Как сама, Элик, держишься?

В голосе нежность и беспокойство за меня. Я улыбаюсь, надеюсь не вымученно.

— Держусь. Тяжело все это. Здоровых среди поступивших нет. Нет надежды, что родители… — горло перехватывает, кусаю губы, чтобы не плакать. — Тар, береги себя! Может так получится, что кроме тебя у меня никого не останется.

— Милая, все будет хорошо. Никуда я от тебя не денусь, леди Ристаль, — он подмигивает, пытаясь приободрить.

* * *

Сигнал зуммера резко вырывает из сна. За окном еще ночь. Вызов идет от Триш.

Она сегодня дежурит. Что-то случилось?! Не дай Риштван с Тариэлем!

— Эли, твоя мама. Ее доставили два часа назад в мою смену, — сияющая улыбка смотрится странно на бледном осунувшемся лице.

— Как она, Триш? — голос сиплый толи он сна, толи от волнения. — А отец, его не было?

— Состояние такое же, как у всех: дезориентация, шок, отсутствие речи. Ей дали седативное, наблюдают. Эль, надежда на поправку есть. Главное она жива. А психику поправят. Слух прошел, что скоро поступит новый препарат «Церебризин». Говорят, чудеса творит. — Девушка заряжает своей убежденностью. Я киваю, соглашаясь. — Доставили девочку, трех лет. Испугана, но вменяема. Зовет маму. Это добрый знак! Есть одна, будут другие! А отец твой найдется!

— Спасибо, Триш. Твоих не нашли?

— В том секторе еще не работают. Он на очереди, — она судорожно вздыхает, отхлебывая крепкий кофе. — Я отдыхать. До связи, Эли.

Триш отключается. Я прикрываю глаза, благодарю богов за маму. Стараясь унять расшалившиеся нервы, завариваю ромашковый чай. Спустя час, связываюсь с начальницей, прошу о встречи с мамой. Капитан обещает узнать и сразу же перезвонить.

От известия, что мама жива, я почти счастлива. Отец, скорее всего, не смог добраться до дома, он где-то в районе космопорта. Спрошу у Тара, есть ли оттуда очнувшиеся. Нужно поесть, хоть и не хочется, принять душ и на всякий случай собраться.

В душе долго разглядываю себя в зеркало, поворачиваясь боком, разглаживая рукой совершенно плоский живот. Зрительно никаких признаков беременности. Как в сказке, ем за троих и худею. Грудь налилась, стала чувствительнее. Лицо побледнело. Давно не выходила на улицу.

Звонит коннект, вылетаю мокрая, на ходу оборачиваясь полотенцем. Это капитан, она получила для меня разрешение на посещение через час.

* * *

В небольшой комнатке в углу кровати сжалась маленькая светловолосая женщина. Глаза со страхом оббегают комнату и, не задерживаясь надолго, останавливаются на мне. Она явно боится. Я притормозила у дверей, не рискуя подойти ближе, чтобы не напугать еще больше. Так хочется обнять худенькое тело и вдохнуть с детства знакомый запах.

— Мама, ты меня узнаешь? Я твоя дочь… Элинор.

Стараюсь говорить негромко и спокойно, как учили на инструктаже. Женщина вздрагивает, реагирует на звук голоса, вслушиваясь, но вряд ли понимает, что я обращаюсь к ней. Глаза равнодушно скользят по моему лицу, не узнавая. Чтобы не расплакаться, закусываю губу. Делаю шаг ближе к кровати, она сжимается, втягивая голову в плечи. Действие успокоительного проходит, тело больной мелко вздрагивает. Не удержавшись, шмыгаю носом, делая попытку позвать еще:

— Мама, ты помнишь меня? Я Эли…

Но она не реагирует, начинает беспокойно озираться, тело скручивает от судорог, она страшно хрипит. Я отступаю, стирая слезы, давая возможность дежурным работать. Заметив санитаров, она забивается в угол и громко кричит от ужаса. Я закрываю рот рукой, пытаясь сдержать душащие рыдания. После инъекции тело расслабляется, мама позволяет себя уложить, глаза бессмысленно смотрят в одну точку. Присев на койку, поправляю одеяло. Рассказываю о своем детстве, о ней, о папе, о своей жизни на Ритане и тихонько глажу ее по голове. Появившийся дежурный прогоняет меня. Наклонившись, целую в лоб.

— Я люблю тебя, мам, возвращайся.

Ночью не могу сдержать слез, захлебываясь рыданиями.

* * *

Неделя пролетает незаметно. Прибывший с новой партией медикаментов «Церебризин» чуда не сделал. Изменений в лучшую сторону ни у мамы, ни у других пациентов нет. Я и другие надеемся на лучшее, уповая на чудо. И оно случается. Привозят еще пятерых здоровых детей, найденных в детском саду. Все малыши до пяти лет. Найдены в спальне в своих кроватках. Во время Консервации они спали и не успели испугаться, тем самым избежав тяжелых последствий для психики.

Тариэль рассказал, что теперь работает в круглосуточном патруле, и почти не спит. Всех очнувшихся не успевают собирать, так их много. Есть случаи нападений на патруль. Построили резервации, для тех, кто из «проснувшихся» научился самостоятельно себя обслуживать. Скоро маму переведут в такую же. Я навещаю ее каждый день, проводя рядом несколько часов. Рассказываю о своей нынешней жизни, вспоминаю детство. Мне кажется, или я себя убедила, что она реагирует на мое имя.

* * *

Ночью меня разбудил звонок, вызывала начальница. Без объяснений приказала собраться для отправки на базу и ждать дальнейших распоряжений. Гадая, что же произошло, быстро собираюсь, пакуя немногочисленные пожитки. В дверь, предварительно постучав, вошел один из десантников Тара, узнала его по нашивке: серебристый профиль волка на фоне темного звездного неба. Взяв вещи, жестом предложил следовать за собой. Не утруждаясь объяснениями, меня и нескольких молодых женщин посадили в шаттл, тот час отбывающий на лунную базу. Рядом стартовали еще несколько кораблей.

По разговорам пассажирок поняла, что в госпитале внештатная ситуация. Один из мутировавших вирусов проявил себя, заболел врач и несколько медсестер. А нас, тех, у кого анализ не выявил патогена, сейчас запрут на карантин, на всякий случай, на несколько дней. Вслушиваясь в звенящие страхом голоса, сжимаю кулаки, переживая за оставшихся Тара, маму и Триш.

* * *

К счастью, у прибывших с Земли после недельного карантина, вирус не обнаружили. В своей каюте обнаружила оставленное в записи сообщение от начальницы. В нем сообщение, что мама без изменений, отец найден скончавшимся от сердечного приступа и соболезнования. Перечитала несколько раз, пока написанное дошло. Стало пусто и страшно, будто из меня выкачали весь воздух. Я надеялась до последнего, что папу найдут живым. Рухнув на постель, проплакала весь день и ночь. К утру забылась тревожным сном. Проснулась с тяжелой головой и тупой болью в сердце, разглядывая в зеркало опухшее лицо по которому стекали слезинки, собралась к врачу за успокоительным. Доктор посочувствовал мне и вместо таблеток, опасных в моем состоянии, прописал музыку и «комнату релакса».

В последней я провожу почти все время, прерываясь на обед, душ и краткий сон. Комната воспроизводит точную копию красивейших уголков природы разных планет, с запахами, звуками, природными явлениями и даже мелкими животными. Умом я понимаю, что все это высококачественная иллюзия, но пальцы то дело пытаются стереть прохладные капли дождя, скользящие по коже. На широкой софе, устроившись на подушках, я отдыхаю у водопадов, мерзну на продуваемых горных вершинах или жарюсь в песках пустынь.