Регине казалось, что кроме всего прочего в успехе Карла сыграло свою роль одно косвенное, но, видимо, все же существенное обстоятельство. В век всеобщей суеты, спешки, непоседливости и поверхностности он умел создать впечатление, будто нехватка времени ему совершенно не угрожает. Карл заботился о своем здоровье и внешности, регулярно играл в теннис. Раз в две недели посещал парикмахера и, видимо, посмеивался про себя над теми своими сверстниками, которые высунув языки гонялись за подростковой модой, отращивали патлы и не замечали, что у самих уже просвечивает макушка. Насколько помнила Регина, внешность Карла всегда напоминала о лощеном господине тридцатых годов, во всяком случае, он отвечал представлению современного человека о довоенном интеллигенте. Костюмы сидели на нем безупречно, шить их на высокого и стройного мужчину, видимо, было относительно просто; при встрече хотелось отметить, что этот человек одевается у великолепного английского портного. Едва ли кому доводилось видеть, чтобы туфли у Карла были нечищенными или каблуки стоптанными — поистине старомодный человек! Подобный стиль требовал определенного мужества, поскольку корректность стали считать дурным тоном. Обросший и засаленный тип в неряшливой измятой одежде, согласно общему мнению, стоял якобы выше всяких дурацких условностей быта; неопрятная внешность как бы подразумевала высокий интеллект.

У Регины гудела голова от безграничной свободы выбора. В тот раз, приехав в город, она кроме прочего услышала от Мари известие, которое про себя тут же определила как многообещающее. Полгода назад родственник Мари побывал в научной командировке в Западной Германии. Там у него завелось множество знакомств — Карл умел нравиться, — со многими контакты сохраняются до сих пор. Тамошние коллеги то и дело присылают Карлу научную литературу, к Новому году ему в общей сложности пришло семь цветных календарей. Встреченный в каком-то обществе издатель словарей даже прислал Карлу целый ящик учебников немецкого языка, предназначенных для иностранцев и основанных на аудиовизуальной системе обучения. В нынешней временной квартирке Карла царит теснота, и ему пришло в голову, что вдруг бесполезные для него учебные пособия могут заинтересовать Регину; он просил дать знать, когда Регина будет в городе.

Мысли Регины устремились к Карлу — это была возможность не из худших! Пьяницей Карл не слыл, равно как и больным, это было видно по его детям.

Мари продолжала болтать о городских новостях и не заметила рассеянности Регины. Увлеченная заманчивой перспективой, Регина сумела отчасти уделить внимание и другому — так она, между прочим, узнала, что со ставшими далекими и чужими ей подругами за прошедшее время произошло кое-что любопытное.

Регина поняла, что ошиблась, полагая, будто она одна живет напряженной и сравнительно богатой событиями жизнью: другие тоже сопротивлялись как умели, старые девы не остались с тоскою сидеть по углам. Они тоже не желали мириться с однообразием сменяющихся дней.

Любившая поболтать Мари рассказывала вперемежку как о знакомых, так и о тех, чьи имена Регина слышала впервые. Просто удивительно, насколько Мари расширила круг своих знакомых, пока Регина жила в поселке. У Регины возникло впечатление, что Мари общается во все более убыстряющемся темпе: полторы фразы на человека — и давай следующего! Видимо, моменты одиночества и молчания становятся столь невыносимыми, что человек начинает искать забвения в словоизлиянии, как в наркотиках.

РЕГИНА ПО ТЕЛЕФОНУ ДОГОВОРИЛАСЬ С КАРЛОМ, что вечером зайдет к нему и заберет учебники. Карл подробно объяснил, каким автобусом лучше всего доехать и на каком углу свернуть потом направо. Он также описал внешний вид дома: доходный дом тридцатых годов с каменной лестничной клеткой, снаружи стены оштукатурены и покрашены в розовый цвет. Он объяснил все необходимое, чтобы провинциалка понапрасну не плутала в городских лабиринтах. Регина молча все выслушала — с какой стати смущать его своим смехом?

В назначенное время Регина минута в минуту стояла за выкрашенной под дуб дверью и нажимала на звонок. Откуда-то из коридора появилась кошка. Задрав хвост, она переступала на коврике возле Регининых ног, кошке тоже хотелось войти в квартиру.

Открылась дверь, Карлу явно были знакомы дурные повадки бродячей кошки, так как он стремительно нагнулся и отпихнул киску с порога в темный коридор. Теперь он мог пригласить Регину войти.

В тесной передней на ящике лежали учебники в пестрых обложках. Регина поняла, что ее ждали не как гостью, а как человека, который заберет ненужные вещи. Поскольку в жизни не обойтись без доли нахальства, то Регина отвела взгляд от книг и сделала вид, что не заметила их. Не дожидаясь приглашения, она принялась расстегивать пальто. В то же время ее пробирал легкий холодок, из предосторожности она ничего не спросила у Мари о теперешней жене Карла, в любой миг хозяйка дома могла войти в переднюю. Тогда Регине пришлось бы разыгрывать радостную встречу и вспоминать позапрошлогодний день рождения Мари, а через него и о себе напомнить, освежить память хозяйки.

Карл повесил пальто Регины на вешалку и стал извиняться, что в квартире бедлам, потому что жена уехала в Ригу к родителям. Супруга не в состоянии жить в этой конуре, здесь нет ванной, она решила переждать в родительском доме, пока муж получит новую квартиру.

Регина старалась не обращать внимания на беспорядок в комнате. Чтобы развеять неловкость Карла, она завела речь о своеобразной прелести старых деревянных домов, о приятном тепле кафельных печей — в сравнении с центральным отоплением они гораздо здоровее, воздух не слишком сухой и не вызывает кашля; относительная влажность остается в норме.

Пока Регина говорила, Карл собирал со стола какие-то схемы и бумаги. Порой он поворачивался к ней спиной, и Регина смогла окинуть взглядом помещение. Жилье и правда было убогое, в комнате стояла самая необходимая мебель, в углу прямо на полу громоздились стопки книг, возле стены стояли в ряд чемоданы, некоторые приоткрыты, не иначе как служили для хранения вещей. На голых, обклеенных обоями стенах красовались темные прямоугольники, когда-то тут висели картины; неровный ряд гвоздей выдавал место, где у прежних жильцов был ковер.

— В следующем квартале должен бы получить квартиру, — прервал Карл хвалебную оду примитивному жилью. — Это временное пристанище.

Последнее было ясно и без уточнения. Видимо, склонный к снобизму мужчина чувствовал себя весьма неуютно, — потому что все еще извинялся. Можно было предположить, что в эту квартиру до Регины гостей не впускали. Жалкое обрамление может повредить элегантному человеку. Вне всяких сомнений, его стилю подошли бы, например, — обитая кожей клубная мебель и ценные старые картины. Три расшатанных стула и вышедшие из моды льняные занавески на окнах выглядели рядом с Карлом просто смешно.

Регина поняла, что лишь разговором можно спасти положение. Болтовня претила ей, но вместе с тем и вызывала удивление: откуда только взялись вдруг все эти темы? Человек, оказавшийся в пиковом положении, вдруг обнаруживает скрытые ресурсы и начинает усердно ими пользоваться. В точности как когда-то на экзаменах: идешь к столу, ноги подкашиваются, берешь билет, голова гудит от пустоты — но стоит прочесть вопросы, и тут же будто ковшом начинают вливать в тебя знания. Мозг впитывает информацию, голова начинает разламываться от тяжести, и, чтобы избавиться от этого, нужно немедленно выговориться.

На экзаменах Регина всегда старалась отвечать первой и без подготовки. И тут, у Карла, у нее тоже не было иной возможности.

Постепенно ей удалось рассеять смущение Карла, он обронил, что сходит на кухню, поставит чай.

Через минуту Карл вернулся и принялся вышагивать по голому полу в ожидании, пока зашумит вода в чайнике. И снова пустился в извинения — в доме нет ничего съестного. В отсутствие жены он-де питается на стороне. Регину поразило, как это самоуверенный Карл уделяет такое внимание совершенно несущественным вещам и считает нужным пускаться в объяснения по поводу бытовых мелочей.