Регина решила и дальше следовать своей линией.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ЛЕНИВО ПРОТЯНУЛ:

— Ал-лоо.

Регина изложила свою просьбу, вначале ей показалось, что она разговаривает с пустым пространством, в котором хихикают таинственные бесплотные существа. Через некоторое время недовольно ответили, что подождите, пошли звать. Непристойное хихиканье продолжалось, Регина была уже готова бросить трубку, как вдруг ее оглушил грохот — видимо, захлопнулась тяжелая дверь, Регина напряглась и почувствовала, что говорит не своим голосом. Может, именно поэтому Виктор вначале и не узнал ее, в его словах звучала холодная официальность, в конце разговора он стал чуть приветливее и обещал вечером подъехать к дому Мари.

Стоило ли вспоминать детали того кошмарного вечера и той безумной ночи?

Вначале Регина боялась и шагу ступить на дачном участке Виктора. Повсюду валялись какие-то железяки, назначение которых оставалось непонятным, будто здесь находились задворки механической мастерской. Так как железный хлам загромождал дорожку, пришлось перелезать через груды поблекших досок. За пиломатериалом притаился чурбак с топором, лезвие его было покрыто толстым слоем ржавчины. Наискосок по садовому участку пролегала неглубокая канавка, ее откосы были частично выложены булыжником. Канава кончалась наполненной мутной водой ямой. Параллельно канаве по участку тянулись красные пластмассовые шланги, один из них был прикреплен к осевшему у лужи на бок электронасосу.

Виктор любезно давал пояснения. В будущем, когда будет готов колодец, он станет оттуда качать воду в канаву, и участок украсится журчащим ручейком, который будет впадать в маленький пруд, где разрастутся кувшинки; одновременно оттуда можно будет брать воду для поливки. Когда нет нужды в поливке, можно будет установить на поплавке фонтанчик.

Регина не могла взять в толк, что же на этом клочке поливать с помощью столь грандиозной техники. Возле ограды рос редкий рядок малины, на изрытой лужайке хирела лиственница, часть хвои пожелтела, у угла дома красовался куст ревеня с толстыми одеревеневшими стеблями. К одному концу дома пристроена каменная терраса, с северной стороны ее обрамляла решетка с лозами дикого винограда. Но и на террасе, по сути дела, негде было ногой ступить: тут было напихано множество складных стульев, с самодельными вроде бы сиденьями — каждый стул обтянут разным материалом. С шаткого, втиснутого между стульями, столика пластами слезала краска.

Регина была подавлена видом напоминавшего свалку участка. Она поймала себя на мысли, что пытается определить, в какой стороне находится автобусная остановка. Кто знает, заезжают ли сюда такси? Но тут же она попыталась унять пробежавшую по спине дрожь; ладно, она подчинится Виктору и постарается быть терпеливой и покладистой.

Виктор принес из дома оставшийся с утра в термосе и успевший порядком остыть кофе. Несмотря на царивший хаос, Виктор проявил трогательную аккуратность: он еще раз сходил в дом, чтобы найти банку, куда стряхивать пепел. После того как выпили кофе, Виктор принес на террасу миску с картофелем и попросил Регину почистить — скоро время ужинать. Тогда они поджарят несколько ломтиков колбасы, в холодильнике должен быть майонез, и смогут подкрепиться.

Виктор со спокойной совестью оставил Регину чистить картошку, а сам, весело насвистывая, направился к мутной луже, чтобы повозиться с насосом. Мысли его явно были все время прикованы к насосу, он торопливо подсунул под себя пару кирпичей, разложил на коленях набор инструментов, выбрал нужные отвертки и гаечные ключи и начал разбирать насос.

Регина готова была швырнуть в него немытой картофелиной.

И как только его жена выносит такую жизнь?

Тоже мне забота, ей нет никакого дела до его домочадцев! Пусть удовлетворит свою страсть к железкам, дни у Регины не столь уж сочтены, чтобы не потратить на эту глупую ситуацию какой-нибудь часок!

Неловкость — состояние исключительно субъективное, на самом деле с ней ничего не случилось. Ни один из валявшихся на участке железных штырей в ноги не воткнулся, не впились и занозы, когда она перебиралась через груду досок, да и пластиковые шланги не обвились, подобно удавам, вокруг тела.

И зрительное впечатление тоже кое-чего стоит — не очень-то и сожалеть приходится о неудавшемся вечере.

На закате солнца со стороны лужи начали доноситься приглушенные проклятия. Виктор торопился, чтобы снова собрать насос. Регина не представляла, что он там исправил или переделал. Накинув на насос полиэтиленовую пленку, Виктор хлопнул себя по лбу — ужин совсем запоздал! На голодный желудок он не заснет. Виктор бросился в дом, развел в маленькой железной печурке огонь, нашел где-то охапку сухой щепы, чтобы жарче разгорелось; затем они сварили картошку, поджарили колбасу и с аппетитом поужинали.

После еды Виктор сладко потянулся, он проделал это без стеснения, будто они прожили с Региной лет двадцать, и неуверенно спросил:

— Уж не собираешься ли ты возвращаться сегодня в город?

Было ясно, что Виктору лень заводить машину и везти Регину к Мари.

— Не знаю, — пробормотала Регина.

В тот вечер Регина с удовольствием бы, наплевав на свою трезвость и отказавшись от возвышенной цели зачать ребенка, хватила бы коньяку, чтобы свалиться замертво; одурманенный человек не в состоянии смотреть на себя и на других со стороны.

Было противно оттого, с каким безразличием и деловитостью они забрались в одну постель. Регина натянула одеяло до подбородка и, несмотря на удушающую жару, затряслась от озноба. Она с ужасом подумала: как это все возможно? Неужто современные люди окончательно лишились стыда? Нежности и страсти нет и в помине, никто даже притворяться не хочет. Ее охватило такое омерзение, что для каких-либо желаний или страстей уже не оставалось места. Обуревали противоречивые мысли — неужели они с Виктором развращены духом времени или их следует причислить к разряду старых и ко всему равнодушных людей?

Ни насилия, ни жертвы насилия, ни порыва к обладанию, ни дрожи смирения. Интимная жизнь была выставлена на всеобщее обозрение, ее проблемы без конца пережевывали, будто жевательную резинку — к чему воспитывать в себе ненужные комплексы? Физическую близость рассматривали как неотъемлемую часть жизни. Обычный пункт повестки дня — или повестки ночи?

Регина не знала, стоит ли жалеть о фальшивой лютеранской морали и ее оковах. Она могла лишь отметить, что живет в какую-то переломную эпоху. Старые правила трещали по всем швам, а новые нормы еще не утвердились. Может, человеку вообще осточертели любые ограничения?

Долой запреты! Пусть все идет как есть.

Потом произошло все то, что и должно было произойти.

Регина в полном изнеможении провалилась в забытье.

Она увидела странный сон, откуда-то с треском приближался мотоцикл, треск стал оглушающим и резко оборвался. Ее обдало освежающей ночной прохладой, удивительно, что даже во сне можно было ощущать тепло и холод, а не только находиться посреди деформированной антижизни. Волны людского гомона оседали на грани сознания и подсознания, голоса обернулись кошачьим мурлыканьем. Необъяснимая тоска приняла во сне осязаемый образ: в сверкающей синей пустоте в такт бьющемуся сердцу ударяли молотком по наковальне. Затем в яркой синеве появилось ослепительно красное светило, которое приближалось с ужасающей скоростью и закрыло небосвод, — это произошло за миг до землетрясения.

Катастрофа швырнула ее в удушливый тропический лес, тело раскачивалось на лианах и падало на пушистый подлесок.

Регина не знала, долго ли она проспала таким тяжелым сном. Очнулась, потому что стало больно глазам — сквозь шторы пробивалось солнце. Регина поднесла к уху руку, часы тикали и показывали шестой час. Сосед ее продолжал сопеть. Прежде чем выскользнуть из-под одеяла, Регина глянула на Виктора.

И застыла в оцепенении.

То был вовсе не Виктор!

Регина закрыла глаза, испуганно прислушиваясь к загудевшей голове, и подождала, пока уляжется этот пугающий гул.