Если в кухне Паулус еще терпел чужака, то в комнатах Сильвии все время нужно было быть начеку. Ей приходилось открывать дверцы шкафов, выдвигать ящики — то сменить свекрови платье, то достать чистое постельное белье, да мало ли что еще! Всякий раз, подходя к шкафу, Сильвия вынуждена была громким голосом сообщать свекрови о своем намерении. Собака, глядевшая преданно на Ванду Курман, кивком головы получала от нее согласие: ладно уж, пусть пороется в моих вещах. Случалось, что старая дама по старческому слабоумию забывала подать собаке знак, тогда Паулус одним прыжком оказывался рядом с Сильвией и раскрывал огромную, как ящик, пасть, — показывал острые клыки и зловещее черное нёбо, у нее кровь стыла в жилах. Сильвия заметила, что прыжки Паулуса доставляли свекрови удовольствие: с этим псом она не пропадет!

Паулус и был взят и дом для того, чтобы охранять драгоценные картины. В маленьком домашнем музее ни одному жулику не удалось бы протянуть руки, чтобы жадно засунуть пальцы в пазы тяжелых золоченых рам.

У умной собаки были и другие неоценимые качества. Сильвия не раз думала: размеренное течение жизни нашей семьи зашло бы совсем в тупик, если бы пришлось еще раза два в день бегать к Ванде Курман выгуливать Паулуса. К счастью, хозяйка и собака вполне справлялись без посторонней помощи. Ванда Курман надевала собаке намордник и выпускала ее. Через четверть часа Паулус возвращался и царапался в дверь. Ни разу огромная овчарка не забыла о хозяйке и о своих обязанностях, ее не привлекали и не могли заманить снующие по улицам бродячие собаки — безмозглые псины низшей расы Паулуса не интересовали.

Увы, ржавеют со временем и самые железные правила — все в мире тленно. Однажды вечером глазам Сильвии предстала картина, не оставившая у нее ни малейшего сомнения: все, что было, — цветочки, ягодки впереди.

На этот раз Паулус не встречал ее в дверях. Сильвия испугалась и на цыпочках вошла в прихожую. Охваченная предчувствием беды, оставила сумки с продуктами в прихожей и прошла в глубь квартиры. Ванда Курман стояла совсем голая перед старинным трюмо в деревянной раме и, как робот, двигала рукой с растопыренными пальцами, стараясь собрать и взъерошить на темени седые, легкие как пух волосы. Прихода Сильвии она не заметила, ее пустой взгляд был неподвижно устремлен в старое зеркало с осыпавшейся местами амальгамой. Паулус сидел около хозяйки и возбужденно кряхтел, высунув язык. Через плечо пес бросил взгляд на Сильвию, капли слюны разлетелись по сторонам, налитые кровью глаза овчарки наводили ужас.

Сильвия пробормотала несколько слов в надежде, что свекровь заговорит с ней и объяснит свое странное поведение. Увы, никакой реакции не последовало. Теперь уже не оставалось сомнения, что старая женщина перенесла приступ, сознание у нее помутилось и она живет в каком-то другом измерении. Но все-таки живет! Она дышала, была в силах стоять и шевелить рукой. Нужно было срочно что-то предпринять. Отливавшие красным глаза собаки словно сковывали Сильвию. Она уже собралась было позвонить в «неотложку», но так и не подняла трубку с рычага: собака не подчинится ее приказу, ее невозможно будет запереть в другой комнате, возбужденную овчарку не удастся разлучить с хозяйкой. Не пущенные на порог квартиры врач и санитар поднимут в коридоре скандал.

«Вот так влипла!» — подумала Сильвия. Все ее надежды сосредоточились на Карле, уж он-то найдет выход из положения. Сильвия набрала номер домашнего телефона, Карла не было дома. Сильвия наказала бабе Майге, чтобы Карл не ставил машину в гараж, а примчался бы сразу на квартиру матери. Баба Майга не решалась расспрашивать, но голос у нее задрожал. Сильвия сообразила, что ее дежурная фраза, которой она обычно обрывала на полуслове разговорчивую бабу Майгу, — хватит болтать, нужно действовать, — заставила мать оробеть. Сильвия почувствовала себя виноватой. Нет, нет, ответила она на невысказанный вопрос. Она жива. И чуть не добавила: дела куда хуже, но вовремя спохватилась и промолчала.

Сильвия присела около телефона и попыталась собраться с мыслями. Одновременно она невольно прислушивалась к звукам на лестничной клетке. Из однообразного гула, доносившегося с улицы, она старалась выделить подвывающий звук мотора машины Карла — глупость, конечно. Она то и дело возвращалась в мыслях к Карлу как к спасителю, но его все не было и не было. Так уж повелось, что у мужчин время может быть, у женщин оно быть должно. Сильвия начинала злиться и на себя, и на мужа. Какая же она жалкая в своей беспомощности и нерешительности, не может справиться с паршивой собакой! Как ни странно, но постепенно овчарка успокоилась, перестала возбужденно кряхтеть. Уж не струсила ли умная псина прежде всего из-за себя? Опыты на крысах якобы дают возможность сравнивать их с людьми, что уж говорить о собаке! Наверное, Паулус приценивается к Сильвии — сойдет ли она заместо хозяйки? Сильвия осмелела, встала и подошла к потерявшей рассудок Ванде Курман, взяла ее за худые, дрожащие от холода плечи, заговорила с ней тихо и успокаивающе, как с ребенком: ляжем-ка в постель, ляжем в постель. Ей удалось уложить Ванду Курман под одеяло. Паулус растянулся перед кроватью и глубоко вздохнул.

С Сильвии будто путы спали, она расслабилась, вернулась в прихожую убрать продукты. Сквозь матерчатую сумку с мяса на пол натекла лужица крови. Сильвия поспешно вытерла ее: Паулус учует кровь и войдет во вкус — испугалась она совсем по-детски. Сильвия вымыла мясо под струей холодной воды, положила в кастрюлю, но газ не зажгла. Пожалуй, напрасно она распаковала продукты, ведь придется перевезти свекровь вместе с собакой к себе домой. Впереди ожидали непосильные заботы и трудные дни, от одной мысли о них у нее подкашивались ноги.

Карла все не было.

Иногда после работы Карл наслаждался жизнью и свободой. Снять напряжение — так это называлось.

Сильвия решительно вернулась в комнату, в эту минуту она, пожалуй, больше жалела себя, чем свекровь. Ванда Курман спокойно спала. Молодец старушка, авось оправится, подумала Сильвия без особой радости.

— Паулус, хочешь погулять? — прошептала Сильвия едва слышно.

Паулус послушно встал и поплелся в прихожую, Сильвия собралась было надеть на него намордник, но Паулусу не понравилось, что какое-то ничтожество с ходу пытается взять над ним власть. Он себялюбиво отвернул голову, оскалился и взглянул на дверь, словно приказал: открой!

«Иди и не возвращайся», — подумала Сильвия.

Иди и не возвращайся?

Мысль споткнулась и оборвалась. Что-то тревожное ворвалось в сознание.

Перед домом остановилась машина.

В тот вечер, когда Сильвия не находила себе места у постели больной свекрови, Карл так и не приехал.

Что ему нужно здесь теперь?

Сердце учащенно забилось, Сильвия почувствовала, что задыхается. Может быть, Карл так завяз в делах, что решил разрядиться здесь, в своем старом доме? Может быть, появился, чтобы избить свою окольцованную жену, которая застряла у него как кость в горле и мешает жить? Чушь! Карл ни разу не ударил ее. Но, может быть, он не знает, как иначе покончить с их супружеской жизнью, безобразная сцена поставит на ней жирную точку! Сильвия не имела ни малейшего понятия о душевных переживаниях мужа в последние месяцы — может быть, он стал грубым и циничным? Черт с ним, ну, а она-то хороша, что только не придумает, до чего же поистрепались нервы! Действительность то и дело трансформировалась в ее сознании в какие-то дикие картины.

Не говорит ли это о ее духовной деградации?!

Разве не ясно, как повела бы себя настоящая женщина? Каким бы ничтожным ни был шанс на победу, она попыталась бы схватить счастье за хвост! Когда бы ни вернулся блудный муж — умная жена простит его, проявит великодушие, примет его с распростертыми объятиями, сияя от радости и забыв о его изменах — мало ли что в жизни случается!

Сильвия неподвижно стояла посреди комнаты и захлебывалась — то ли смехом, то ли слезами.

Почему он медлит? Мотор продолжал работать — может быть, Карл не смог открыть ворота? Справился же он с ними днем, когда приезжал за картинами!