Мог бы подойти к двери и вежливо позвонить. Уж не вмерзли ли створки ворот в снег? Погода то и дело меняется, может, пока она сидела в комнате, пролился тяжелый свинцовый дождь? Долго ли — стеклянная оболочка покрыла оголенные ветви, снег прихватило ледяной коростой.

А мотор все рокотал и рокотал.

Привыкшая к долготерпению Сильвия сейчас была не в состоянии подавить охватившее ее смятение.

Она сорвалась и выбежала в прихожую, схватила с вешалки пальто, нахлобучила шапку, перчатки забыла — у нее уже не было сил оставаться в неведении.

Мгновение глаза привыкали к темноте, потом взгляд различил стоящую за воротами машину. Передняя дверца была открыта, но никого не было видно.

Машина была светлее, чем у Карла.

Огромная усталость навалилась на плечи Сильвии. Она уже повернулась, чтобы вернуться в дом. Нет, не смеет человек оставаться равнодушным к окружающим! Она должна выяснить, что там стряслось.

Пересилив себя, Сильвия поплелась к воротам. Возможно, угонщики машины сбежали в лес, когда она открывала дверь? Ох, уж эти слухи и их липкая власть над людьми!

На переднем сиденье сидела какая-то женщина, навалившись на руль.

Сильвия Курман подошла поближе и в нерешительности тронула ее за плечо.

Женщина медленно повернула к ней бледное лицо, Осоловелые глаза словно бы качались на нем.

— Сильвия, я не знаю, как сюда попала, извини.

Это была Вильма, пьяная в дым.

Глупо спрашивать сейчас, что произошло. Если она в таком состоянии приехала сюда, значит, стряслось нечто из ряда вон выходящее.

— Вылезай, — приказала Сильвия, стараясь говорить решительно. — Иди в дом, я сама поставлю машину.

Вильма стала выбираться из машины, схватилась за дверцу, стараясь сохранить равновесие: вязаная шапочка по-дурацки съехала на левую бровь, белый помпон на длинном шнурке качался перед ртом, словно облачко. Пошатываясь, Вильма заковыляла в обратную от дома сторону.

— До города ты отсюда пешком никогда не дойдешь, — рассердилась Сильвия, схватила Вильму за руку, довела до калитки и приказала: — Заходи сразу в дом, дверь открыта.

Сильвия села в машину, сосредоточилась — да что уж тут особенно вспоминать! Выжала сцепление, включила скорость. Хорошо, что Карл проложил колею. Сильвия мягко затормозила перед гаражом — права получила уже давно, еще тогда, когда они с Карлом купили первую машину. Потом Карл, разумеется, сел за руль, и Сильвии ничего не оставалось, как продолжать ходить пешком. Слабонервные мужчины плохо переносят перегруженный городской транспорт.

Сильвия тщательно заперла машину, до утра Вильма отсюда никуда не уедет.

Потом она побрела, проваливаясь в снегу, обратно к воротам, ноги в тапочках, казалось, совсем заледенели, но она аккуратно заперла ворота. Мелькнула мысль: если приедет Карл, может поворачивать обратно, место занято. Откуда ему знать, что всего-навсего женщиной, да еще вдрызг пьяной.

Сильвия перепрыгнула через сугроб на тропинку — Вильма так и не вошла в дом. Она сидела на лестнице, свесив безвольные руки между колен, и, мерно раскачиваясь, пела заплетающимся языком:

Сильвия растормошила ее, с трудом подняла на ноги, подталкивая перед собой, провела в прихожую и стала как маленькую раздевать. Повесив пальто и бросив шапку на вешалку, Сильвия усадила неожиданную гостью на скамейку и стянула с нее сапоги. Только теперь она вспомнила о своих мокрых ногах и сменила тапочки. Вильме дала комнатные туфли Карла. Все еще не сожгла их, подумала Сильвия. Забыла… или не спешила, на что-то надеясь? Давно пора уничтожить в доме все следы окольцованного мужа!

Очутившись в ярко освещенной комнате, Вильма закрыла лицо руками и, невнятно бормоча, попросила погасить верхний свет. Ясное дело, яркий свет резанул по зареванным глазам. Сильвия понимала, что Вильме нужно бы взбодриться, однако посылать ее под душ опасно, вряд ли ей удастся сохранить равновесие в скользкой ванне. Но Вильма и не хотела приходить в норму. Она протянула руку и, указывая пальцем на бар, потребовала чего-нибудь выпить. Сильвия была в нерешительности — Вильма и так едва держится на ногах, но поняла, что ей не справиться с пьяным упрямством приятельницы, если отказать, неизвестно, что она может выкинуть. Чего доброго, побежит, натыкаясь на мебель и теряя на бегу тапки Карла, обратно на улицу, попробуй вытащи ее тогда из сугроба. Пьяный человек — он словно без костей, его почти невозможно поднять на ноги, это Сильвия испытала сама. Карл не был пьяницей, но случалось, что и его приходилось чуть ли не волоком тащить в комнату. А потом наготове извинение, набившие оскомину слова: когда жизнь гнетет, другого лекарства нет.

Когда Ванду Курман парализовало, она тоже отяжелела, будто свинцом налилась, и откуда только взялась эта неподъемная тяжесть в таком тощем теле!

Вильма впилась губами в край стакана, высасывая коньяк. Теперь-то она совсем осоловеет, только бы не стала реветь! Хуже нет, когда пьяный человек начинает жалеть себя, — может довести до белого каления. Но Вильме, кажется, надоело рвать на себе волосы. Если у человека сохранилась хоть капля здравого смысла, он постарается за что-нибудь уцепиться, выкарабкаться на сушу из засасывающего болота и оглядеться. Наверное поэтому она и схватила записку, оставленную Карлом, где тот писал про картины, и, протянув руку с запиской к свету, стала читать.

Сильвия, кажется, даже покраснела, разозлилась во всяком случае. Будто не Вильма у нее, а она у Вильмы в последнем отчаянии ищет помощи! Будь они прокляты, эти незваные гости! Что ей в голову взбрело? Уж не вообразила ли, что это ей прислали сюда какое-то важное сообщение. Рассерженная Сильвия понадеялась: авось пьяная Вильма не запомнила, что прочла. Сильвия намеревалась как бы ненароком обмолвиться: картины на время увезли на выставку — в Ленинград, например. Члены женского клуба когда-то давно навестили Сильвию именно ради картин — такие редкие полотна так просто не увидишь. Слушая их ахи и охи, Сильвия тогда с уважением подумала о покойной свекрови: мало у кого хватило бы твердости характера пронести такую коллекцию в сохранности через смутные и нищие времена.

Кажется, Вильма и впрямь ничего не поняла из записки. Она сосредоточилась только на своей беде, жаловалась на озноб, буркнула что-то про плохой коньяк, попросила одеяло — ей бы подремать с четверть часика.

Хорошо, что успокоилась, подумала Сильвия. Она принесла одеяло, Вильма легла на диван, потрясла ногами и сбросила комнатные туфли Карла на пол. Сильвия заметила, что чулок на пятке у нее порван, оттуда петли бежали дорожкой вверх. Сильвия оправила одеяло на обмякшем теле гостьи. Вильма что-то промычала и ощупью натянула край одеяла на ухо и нос, словно спасаясь от шума и резких запахов. Пусть себе спит спокойно, Сильвия закроет смежную дверь, у нее дел по горло, когда понадобится, она Вильму разбудит. Ясно, ясно — в городе у нее остались незаконченными срочные дела (вот именно, ночь — самое подходящее время для них!), и скоро ей нужно будет снова садиться за руль.

Отрывочные переговоры не успели еще закончиться, как Вильма уже спала, тихо посапывая.

Сильвия принялась хлопотать на кухне. Как-никак в доме чужой человек, конечно же, измочаленная и с похмелья Вильма еще до полуночи проснется и захочет поесть. Ради себя Сильвия не стала бы доставать сковородку и миску для салата. Странно, сейчас ей даже нравилось возиться с готовкой, иногда эти дела по дому, которым нет ни конца, ни края, успокаивают и помогают прийти в себя. И ей было легче подавить разочарование: увы, это не Карл вернулся домой, освободившись от опутавших его злых сил.

Ее болезненное воображение не выдерживало проверки действительностью.

Однако хлопочи не хлопочи, а короткая записка Карла и вся эта история с картинами не выходила из головы. Пожалуй, даже хорошо, что Вильма свалилась ей как снег на голову; оставшись одна, она все еще сидела бы сложа руки и терзаясь своими горькими мыслями. Перед самым приходом Вильмы она не довела до конца какое-то дело. Сильвия напряглась, чтобы вспомнить, что же это было за дело. Гром и молнии! Сейчас она проверит! Сильвия помыла руки, старательно вытерла их полотенцем: шутка ли, ей предстоит рыться в чужих ящиках! Она тихонько проскользнула через спальню в кабинет Карла и, прежде чем зажечь свет, задвинула тяжелые портьеры — не дай бог, чтобы кто-нибудь увидел ее за таким делом! Рывком выдернула ящик письменного стола, где лежали облигации внутреннего займа. Еще бы — коричневый конверт, лучшие времена, путешествие на Байкал! В ящике вперемежку валялись смятые эскизы, вырванные из старых технических журналов пожелтевшие схемы, потертая логарифмическая линейка — Карлу неохота было разбираться в своем хламе, чтобы выбросить ненужное! Всякая всячина выпирала из битком набитого ящика, и только коричневого конверта здесь не было.