Кая, во всяком случае, действительно переменилась, она прямо-таки светилась. Всегда скорее вялая, чем активная, — к другим, правда, предъявляла повышенные требования: будьте энергичнее, преуспевайте в жизни! — теперь она хотела стать предприимчивее, чтобы совершить в жизни что-нибудь исключительное.

После смены или в выходной Кая то и дело забегала к Сильвии на службу и с жаром рассказывала, какие у них с этим самым Мати далеко идущие намерения. Новые чувства переливали через край: она десятки раз требовала подтверждения, что отец и мать не будут возражать, если они переоборудуют бабкину квартиру, выкинут старый хлам и устроят себе с Мати уютное гнездышко. Появившийся у дочки интерес к жизни Сильвия поддерживала всем сердцем — делайте что хотите, главное, чтобы у вас было ощущение своего крова. Материнское сердце обязано было трепыхаться от радости — планы дочери на будущее были просто блестящие! В рассказах Каи все выглядело складно и логично. Вот Аннелийза подрастет еще немного (а Мати уж так любит девочку, словно она его родная дочь, ни разу не поинтересовался Каиным разведенным мужем — вот какой тактичный!), и тогда настанет великий момент — Кая поступит учиться заочно. И не только она, Кая, — она-то, конечно, пойдет на товароведческий, что может быть естественнее для кассира-контролера, — Мати тоже будет учиться дальше, он считает, что не его это дело — всю жизнь крутить баранку такси. Организация современного транспорта и его перспективы — вот самая подходящая для Мати специальность, она совпадает с его интересами. Кая знала, что у Мати уже сейчас, и без высшего образования, масса великолепных идей, как усовершенствовать в будущем систему автотранса.

Пылкость вперемешку с хвастовством и наивностью, однако Сильвия не дерзнула бы хоть малейшим сомнением пошатнуть веру Каи в ее воздушные замки. Но какое-то время спустя разговоры о дальнейшем учении прекратились. Увы, Аннелийза росла не так быстро, как того хотелось бы Кае и Мати. Новые взгляды и интересы захватили дочь. Кая с восторгом рассказывала о своей подруге, на венчании которой они с Мати побывали в церкви. Потрясно, мать, представляешь: люстры горят, орган играет, парчовое платье со шлейфом, как риза у попа!

Слушая восторженные излияния дочери, Сильвия Курман хмурилась, совсем некстати перед глазами встал тот торжественный день, когда Каю принимали в пионеры, — но матерям не привыкать держать рот на замке, когда на карту ставится счастье их дочерей. Средства, массовой информации давно уже разъяснили всем, что вмешательство тещи в жизнь молодых нередко приводит к разрыву еще не оформившихся и посему хрупких супружеских связей. Теща, держи язык за зубами! Как всегда, вовремя пришел Сильвии на ум нужный лозунг!

Но тут будущий зять испарился. Сильвия обомлела: как быстротечна жизнь — этому самому Мати она отвела местечко в споем сердце, но так и не успела увидеть его в глаза, прежде чем круг сомкнулся. Испуг Сильвии ни в какое сравнение не шел со страданиями Каи. В последнюю минуту она успела сделать аборт. Сильвия на такси привезла дочь из больницы домой, в очереди на стоянке нервничала — как бы им не попасть в машину Мати, не хватало, чтобы виновник несчастья сидел за рулем и посвистывал. Судьба уберегла их от глупой случайности, Вечером Сильвия пичкала побледневшую и сразу увядшую дочь сладостями и черносмородиновым чаем, словно дело всего лишь в простуде. В тот вечер в бывшей квартире Ванды Курман они с Каей условились даже не заикнуться отцу о случившемся. Аннелийзе случалось и раньше по нескольку дней жить у бабушки с дедушкой, могла же Кая устать от ребенка, и ей нужен покой, чтобы привести нервы в порядок. К сожалению, этим дело не обошлось. Состояние Каи ухудшилось, и «скорая» увезла ее обратно в больницу. Настал Сильвин черед страдать, и ей пришлось рассказать все Карлу. Карл пришел в ярость. Как и для Сильвии, Мати был для него чужаком, даже не успевшим обрести лицо, зато над головой лежавшей в больнице дочери собрались тучи. Сильвии пришлось приложить немало усилий, чтобы унять Карла, она вымолила у него обещание, что он забудет об оплошке дочери и не обидит ее злым словом.

Карл тяжело переживал неудачи Каи. Кому из родителей хочется, чтобы их дети во всем уступали предкам! В свое время Иво Рооде вселил в Карла надежды: как-никак аспирант, может, и жена его начнет серьезнее относиться к будущему. В присутствии Каи Карл не уставал порицать молоденьких тупиц, этих безмозглых курочек, которые надеются одним кудахтаньем пробиться в жизни. Интересно, корпит ли уже Дагмар Метс над учебниками?

Крушение молодой семьи дочери выбило Карла из седла. Вправить Кае мозги он надеялся с помощью зятя, его считал своим тайным союзником, теперь опираться было не на кого.

…Перед домом остановилась машина. Неужели мысли о Карле привели сюда его самого?

Сильвия давно поняла, что живет в непрестанном напряженном ожидании — будь то на работе, дома или даже во сне. Наверно, поэтому она так часто рассеянна и чувствует себя бесконечно усталой. Когда читает, видит строчки, но не различает слов. Идет по улице и не замечает знакомых в текущем навстречу людском потоке.

Сильвия старалась взять себя в руки. Жизнь требовала от нее трезвости ума и рассудительности. Уж ее-то не назовешь курочкой с одной извилиной в мозгу! Карл нужен ей только для переговоров. Не может же это двусмысленное положение продолжаться бесконечно! Она согласна подписать совместное заявление о разводе и ждет от него соответствующего предложения. Пора ему набраться храбрости и довести дело до логического конца! Почему-то Сильвия надеялась, что после официального развода наступит время полного душевного спокойствия. Особенно важным представлялось ей выписать Карла из дома — как будто сам воздух в доме станет чище. Пожалуй, это профессия наложила на нее свой отпечаток — подписи и печати производили на нее магическое действие.

Сильвия крадучись подошла к окну. У ворот стояла чужая машина, шофер поднял крышку капота и возился с мотором. Сильвия так и не поняла, почувствовала ли она облегчение или разочарование от того, что окончательное выяснение отношений откладывается. В неясных ситуациях есть свои преимущества: можно делать всевозможные предположения, они будоражат и не дают впасть в апатию.

И все-таки хорошо, что перед домом остановился кто-то чужой. Сегодня ей бы никак не хотелось видеть у себя Вильму. После того зимнего вечера, когда Вильма приехала в стельку пьяная, она еще не раз являлась как снег на голову, и всегда с бутылкой коньяка: клюкнем по маленькой, побалакаем о жизни. Хорошо сказать — клюкнем, при очень скромном участии Сильвии Вильма выпивала бутылку до дна и оставалась ночевать. В такие вечера она без умолку болтала об одном и том же — она все еще топталась в том роковом дне и никак не могла вырваться за его пределы, словно была привязана к нему цепью.

А ведь в тот зимний вечер Сильвия так ничего толком и не узнала. Подкрепившись ужином и кофе, Вильма села к телефону, разложила записную книжку на коленях и начала крутить диск. Чуть ли не час просидела она, скрючившись на краю дивана, и обзвонила множество людей. Все ее разговоры были одинаково короткими, без введения и без ожидания ответа — словно она хотела каждого, с кем говорила, привести в шоковое состояние. Делая усилие, чтобы не заплетался язык, она выпаливала свой текст и тут же бросала трубку на рычаг. Здравствуй, мол, это Вильма, мы с Феликсом разошлись. Набор простейших слов, и все же произнести имя мужа Вильме стоило труда. В середине имени Феликса она словно бы всхлипывала. Сильвии, которая стала невольной слушательницей этих мини-разговоров, казалось, что при упоминании имени Феликса она тоже начинает всхлипывать.

В следующий раз Вильма приехала трезвая, смогла сама въехать во двор и не сразу принялась топить свое горе в коньяке. Поначалу коньяк в привезенной ею бутылке убывал помаленьку, но неожиданно она понесла такое, что никак не вязалось со здравым рассудком. Ей вдруг взбрело на ум распекать Сильвию. Подчеркнуто поучительный тон, элегантная поза — почему-то Вильма была в нарядном черном платье с бархатным воротником, на шее красовалась золотая цепочка. Пышные, отливающие рыжиной волосы были тщательно расчесаны, веснушки на носу старательно припудрены. Убитая горем женщина? Ничуть не бывало — эффектная дама, решившая повеселиться вечерком в каком-нибудь изысканном месте. Но изысканные места куда-то поисчезали, остались лишь пошлые кабаки, даже салонные львы вымерли, и негде было взять представительного мужчину, под руку с которым можно было бы блистать на глазах у изумленной публики. Оставалась всего-навсего Сильвия, брошенная жена, — вот она сидит дома в выцветшем кресле, пьет по-провинциальному наперстками благородный напиток и не может понять, в чем она виновата. Сильвия втянула голову в плечи — именно из-за таких, как она, мужики и становятся гуленами. После сорока лет многие женщины унижают себя признанием: единственная возможность угодить муженьку — не связывать ему руки. Вильма верила, что гармония в семье была бы более или менее обеспечена, если бы женщина больше ценила себя, была бы поувереннее и не ленилась подчеркивать свою независимость. Вильма подняла указательный палец и заявила: мужчин необходимо держать в состоянии постоянного стресса, тогда им в башку дурацкие мысли не полезут. Ну, прямо тошно, выпалила Вильма с яростью, в какую компанию ни пойдешь, везде у мужиков один разговор: то тот, то другой завел молодую жену. А их жены сидят с горестно обвисшими щеками и старательно подхихикивают. Самопожертвование? Кто за это спасибо скажет? Вот и Сильвия… — Вильма запнулась, хотела, видно, обозвать дурой, да чего уж там, и так ясно, — опустила руки, словно ей кто обухом по голове дал, уже сама толком не уверена, а существует ли она вообще, не говоря уж о том, чтобы на своих правах настоять!