Неподвижно стоящая Сильвия, видно, стала действовать Эрвину на нервы. Он неохотно поднялся с кресла и, по-стариковски подволакивая ноги, поплелся к дому. Сильвия, точно страж, шла за ним по пятам, стараясь не дать себе размякнуть. Нелегко сохранять самоуверенность, если к человеку, даже фамилии которого не знаешь, обратился с не очень приличной просьбой. Ах, случается же, что жизнь и состоит из одних только идиотских ситуаций!

Сильвия набрала номер Каи. Притворившись радостно оживленной, она крикнула в трубку, что Михкель готов отвечать на ее вопросы.

Сильвия топталась рядом с Эрвином, вслушиваясь в разговор. Она старалась не проронить ни слова, чтобы убедиться: все идет как по маслу. В то же время она была готова в любую минуту перехватить трубку и вмешаться. Но Эрвин не растерялся. Одна ложь за другой выстраивались в логический ряд. Три имени, Эрвин со своей стороны не скупился на проявления галантности и заявил, что было бы приятно познакомиться с дочерью Сильвии. Последовала небольшая пауза, Эрвин взглядом смерил Сильвию с ног до головы и не колеблясь произнес в трубку: пятьдесят три года. В трубке пошли гудки — Кая прервала разговор.

Эрвин, не глядя на Сильвию, объяснил, что он прикинул, какого возраста муж подошел бы Сильвии, и дал несуществующему Михкелю пятьдесят три года.

У Сильвии отлегло от сердца, и она с жаром поблагодарила Эрвина, у нее даже хватило сил про себя усмехнуться: несуществующий Михкель был лишь ненамного старше Карла. Пусть они все знают, что Сильвия нашла мужа подходящего для нее возраста, не стала с горя тащить в дом старикашку.

Но надолго ли выручит ее эта вынужденная ложь? Недели на три как минимум. Это время Кая и Рейн вместе с Аннелийзой намерены провести в отпуске и заодно подготовят родителей к перемене в семейном положении их сына. Но что, если надежды Каи опять пойдут прахом? Когда молодые бывали у нее в гостях, Сильвия наблюдала за Рейном немного озабоченно: не чересчур ли он послушный. Видно, для своих родителей он был очень хорошим ребенком и доставлял им немало радости, он и теперь еще мог всерьез слушаться советов отца и матери. Не до шуток, если родители Рейна охают Каю и Аннелийзу. Странно, что послушание и доброту приходится считать изъянами характера. И это в то самое время, когда молодежь постоянно ругают: и пропащие они, и пассивные, и нахальные, и про чувство долга слыхом не слыхали, и старших не почитают. Что насоветуют пай-мальчику Рейну его родители? Кая с ее неудавшейся судьбой была у Сильвии занозой в сердце.

Во всяком случае, Сильвия должна прислушаться к совету Терезы, ей и в самом деле понадобится толковый адвокат. Нужно обсудить, что предпринять, чтобы Карл не смог наложить лапу на жилплощадь Сильвии. Наверно, не так уж и сложно доказать, что Карл длительное время нарушал паспортный режим и подлежит выписке из дома. Развод, несомненно, не за горами. В конце концов когда-нибудь Карлу придется набраться смелости и попросить Сильвию подписать совместное заявление. Десятилетиями ему и в голову не приходило робеть перед Сильвией, теперь же ведет себя как мальчишка, опасающийся розог, и потому боится на глаза показаться. Куда же подевались его самостоятельность и чувство собственного достоинства? Сильвии нечего было терзаться из-за своего обмана, небось и на Карле шапка не горела, когда он лгал новой жене и ее матери, будто Сильвия отказывается дать ему развод.

Может быть, трусость и беспомощность ходят рука об руку со старостью?

Нужно найти адвоката и покончить с этой затянувшейся двойной жизнью. Как хочется покоя! Сколько же можно позволять, чтобы предательство и ничтожество Карла портили ей жизнь?! Покой, только покой ей сейчас и нужен! И пусть Карл не вмешивается в жизнь Каи.

Сильвия вздрогнула. Она забыла про гостей.

Она выхватила из холодильника бутылки с лимонадом, поставила их вместе со стаканами на поднос и решительным шагом вышла из дома, чтобы предложить дорогим гостям освежиться напитком.

Эрвин и Вильма стояли на газоне, при виде Сильвии они оборвали разговор, оба раскраснелись, похоже, что ссорились. Во всяком случае, они не скрывали своего плохого настроения. Оба из вежливости отпили по нескольку глотков, рассеянно поглядывая по сторонам, цветы и пение птиц их больше не интересовали. А ведь только что Вильма, далекий от природы человек, восхищалась: как благоухает в саду! Теперь она была безучастна, словно соляной столб. Сильвия пыталась весело болтать, предложила сварить кофе и приготовить бутерброды — не желает ли Эрвин рюмочку коньяка? Эрвин ничего не желал. Вдруг оказалось, что они спешат. Озадаченная Сильвия отложила открывалку — очень жаль, что гости уже уходят. Она проводила их до ворот. Ей бросилось в глаза, как неуклюже влезает Эрвин в машину, — раскисший джентльмен едва махнул ей на прощанье. Сильвия загрустила — она обидела славных людей. Вряд ли они захотят вернуться сюда еще когда-нибудь.

Оставив за собой хвост пыли, машина свернула за угол.

Сильвия побрела в дом. Настроение у нее тоже было на нуле.

Ее ничуть не трогало, что стаканы так и остались в саду, а блюдца с растаявшим мороженым приманивают мух. Безветрие и мягкий свет вечернего солнца вдруг показались ей такими обыкновенными в этой чаще пронизывающе холодной и хмурой Эстонии, что ее даже не тянуло подышать воздухом в саду. Сильвия забилась в угол дивана, подобрала под себя ноги, уставилась в голую стену, где когда-то висела хотя и небольшая, но ценная коллекция картин Ванды Курман, и ощутила тоскливое чувство одиночества. Тоска заставила ее сжаться, сердце начало покалывать.

Быть может, впервые Сильвия подумала о покойной Ванде Курман с глубоким, мучительным сочувствием. Правда, она всегда относилась к покойной свекрови заботливо, но ее участие и забота были вызваны прежде всего чувством долга, которое то и дело приходилось подстегивать, чтобы оно не слабело.

Последние дни жизни Ванды Курман пришлись на теплое летнее время. Карл общался с больной лишь в той мере, насколько это было неизбежно. Она не роптала, и без того было ясно, что терпение требовало от нее большого напряжения сил. Жизнерадостный пудель Юмбо все зимние месяцы крутился поблизости от Ванды Курман и спал возле ее кровати, а то и вовсе в ногах. Конечно же, к неудовольствию Сильвии. Но с наступлением весны собаку стало не удержать в доме. Долгие дни Ванда Курман проводила в полном одиночестве. Карл предлагал пригласить к больной для компании какую-то знакомую старушку, но Ванда Курман не согласилась, эта неряшливая и любопытная женщина ее не устраивает. Ну раз больная хочет покоя, пусть будет покой, — разговор об этом больше не поднимался. Сильвия уходила на работу позже Карла, перед тем как запереть дверь, она обязательно заходила к больной — нет ли у нее еще каких-нибудь пожеланий? Как-то утром Ванда Курман удивила ее необычной просьбой: чтобы Сильвия принесла ей из сада на стенку парочку пауков. Она будет наблюдать за их возней, может быть, забудет свои дурные мысли.

Сильвия просьбу выполнила, хотя и с тяжелым сердцем: в довершение ко всему у Ванды Курман начиналось слабоумие.

Теперь, мучаясь острым чувством одиночества, Сильвия подумала — такая пустота, что хоть пауков в дом приноси. Составили бы ей компанию, может быть, с ними можно было бы и поговорить?

После похорон свекрови Сильвия увидела сон, который до сих пор стоит у нее перед глазами.

Свекровь положили в сундук и оставили его в комнате у стены. Карл сказал: пусть остается здесь, кому она помешает? Но однажды пришло известие: Грандмана сняли с работы, и новый человек, что вместо него, не разрешает оставлять мертвецов дома. Сильвия принялась поспешно искать, где бы похоронить свекровь. Но где ни копнет лопатой, всюду трубы да кабели.

От отчаяния она проснулась. Карлу же и не заикнулась о своем жутком и абсурдном сне. Хотя так тянуло спросить: скажи-ка, кто такой Грандман? Знакомо тебе это имя?

Наконец Сильвия поняла, что мысли ее пошли совсем уж в непозволительную сторону. Человек должен быть выше своих настроений! Этот давний бодрящий лозунг пришелся как нельзя кстати. Сильвия заставила себя подняться, нарочно шаркая ногами, прошла на кухню и принялась за домашние дела.