Но Рамон медлил.
Обхватив Нену рукой, он нежно мял другую грудь, пока она не почувствовала, что больше не в силах выносить жгучий жар, пронзивший ее. Затем туго закрученная спираль основного инстинкта начала распрямляться, вызывая у нее прежде никогда не испытываемое ощущение, нараставшее с такой силой, что у нее вырвался вскрик. И когда Нена, не в силах больше терпеть, вцепилась в густые черные волосы Рамона, собираясь молить его о пощаде, произошло чудо, и огненная волна, которая плавила ее изнутри, достигла своего пика и распалась, задержавшись на несколько секунд, чтобы отхлынуть и разлиться по всему телу нежным и острым наслаждением. Нена почувствовала, что у нее подгибаются ноги, и, когда Рамон подхватил ее, она обессиленно склонилась к нему.
— Красавица моя! — прошептал он по-испански и понес Нену в свою спальню, довольный и гордый тем, что он только что познакомил ее с первым сексуальным переживанием.
— Рамон, что ты делаешь? — едва слышно произнесла она, когда он положил ее на середину огромной кровати с четырьмя бамбуковыми столбиками, вуалевыми занавесками и прохладными мягкими льняными простынями.
— Нена, ты можешь быть юной и невинной, — насмешливо ответил он, блеснув карими глазами, — но я думаю, ты прекрасно знаешь, что я делаю. Настало время по-настоящему сделать тебя моей женой.
— Нет. Я не хочу. — Она вжалась в подушки и согнула ноги в коленях, натянув на них ночную рубашку.
— Нена, после того, что произошло, это смехотворное заявление, — возразил Рамон, и от его чувственного смеха в ней вновь вспыхнуло пламя. Ты хочешь меня так же, как я хочу тебя, — проникновенно сказал он, и его длинные смуглые пальцы заскользили от ее горла к соску. Рамон заглянул ей в глаза. — Скажи, что ты не хочешь, чтобы я ласкал тебя, произнес он со спокойной уверенностью, и я немедленно оставлю тебя в покое.
Нена попыталась собраться с мыслями, но не могла устоять перед искусительной лаской, которая затуманивала ей рассудок.
— Я не… я не могу…
— Можешь, красавица моя. Конечно, можешь.
Помни, что я твой муж. Со мной, Нена, ты можешь позволить себе все. Я научу тебя, я покажу тебе то, о чем ты никогда не могла даже мечтать.
Здравый смысл быстро покидал ее. Нена со вздохом откинулась на подушки.
— Нет, — повелительно сказал Рамон. — Не убегай от меня. Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной.
Я хочу, чтобы ты знала, кто и когда любит тебя.
Сними рубашку, Нена.
Она снова попыталась отвернуться.
— Нет. Пожалуйста, Рамон, я…
— Нена, можно напомнить тебе, что несколько дней назад ты поклялась повиноваться мне? Неужели ты не сдержишь слово? — Он пристально посмотрел на нее, и она почувствовала, что не в силах отвести взгляд от его неумолимых глаз. — Я твой муж, мужчина, который имеет право видеть тебя, обладать тобой.
Это приказ, поняла Нена, жалея, что ей не хватает силы воли отказать ему. Она ненавидит его за то, что он делает. Но женщина в ней готова сдаться. В конце концов, Рамон прав. Обет "жена да повинуется мужу своему" был частью их брачной церемонии; она произнесла эти слова. Но тогда ей не пришло в голову задуматься об их значении.
Сейчас, когда он поднялся с кровати и стоит рядом, глядя на нее с неумолимой требовательностью, она осознала их по-настоящему.
Медленно, очень медленно Нена начала двигаться к краю постели.
— Встань, — тихо приказал Рамон.
Стиснув руки, с пылающим лицом она повиновалась. Он стянул с нее рубашку, и теперь только волны шелковистых волос прикрывали ее наготу.
Рамон отступил на шаг, пожирая Нену глазами.
— Ты красива… восхитительна! — хрипло прошептал он. Его рука, скользнув по груди Нены, опустилась к ее животу.
Несмотря на смущение, она затрепетала, когда пальцы Рамона продвинулись ниже. И тогда непреоборимое желание познать ощущение всего сильного мужского тела заставило Нену потянуть за воротник пижамы Рамона.
— Не спеши, дорогая, — прошептал он ей на ухо. Всему свое время.
— Нет, — едва сумела она проговорить. — Ты видел меня. Теперь я хочу видеть тебя.
Рамон удовлетворенно рассмеялся.
— Хорошо, милая моя, — согласился он, продолжая ласкать Нену одной рукой, в то время как другой он помогал снять мешающую ей одежду.
Вскоре они, обнаженные, стояли, глядя друг на друга. Рамон заглянул в глаза своей молодой жене.
— Я твой муж, Нена. Не смущайся.
Удивительно, но она не чувствовала стыда. Какая-то новая сила овладела ею, когда Рамон посмотрел на нее. И, сначала смущенно, а затем смелее, она бросила взгляд на его стройное тело, сильные загорелые мускулистые ноги, широкие плечи, плоский живот и…
Рамон почувствовал, что эмоционально он растроган больше, чем полагал возможным. Обняв Нену, он увлек ее на постель, тщетно пытаясь совладать с собой. Но в его голове была лишь одна мысль: он хочет проникнуть глубже, познать ее всю. Нежные поцелуи наполнились страстью, которая не оставила и следа от его колебаний.
Страсть переросла в мучительный чувственный голод, который требовал немедленного утоления.
Затаив дыхание, Нена отдалась волнующим ощущениям. Ей казалось, что Рамон слышит, как громко бьется у нее сердце, ликуя от восхитительного ощущения прижавшегося к ней мускулистого мужского тела. И нечто большее, тревожащее, но приятно волнующее начало набирать в ней силу потребность, которую, Нена чувствовала, она должна удовлетворить, когда Рамон занялся тщательным и восхитительным исследованием ее тела. Он покрывал его легкими поцелуями, начав с шеи Нены и опускаясь ниже и ниже, дразня ее болезненно чувствительные распухшие соски… Секунды спустя, запустив руки в волосы Рамона, Нена стонала, извиваясь всем телом.
— Рамон! — вскричала она, взрываясь в ослепительной вспышке неведомых доселе ощущений.
Крещендо разрешилось, и она поникла в объятиях Рамона, слыша, как он шепчет ей что-то ласковое, нежно успокаивая каждую дрожащую жилку в ее теле.
— Нена, любовь моя, — хриплым шепотом произнес он. — Сейчас ты будешь принадлежать мне вся, — страсть усилила его едва заметный испанский акцент.
Ее тело напряглось.
— Не бойся, дорогая. Я постараюсь не сделать тебе больно. — Целуя ее долгим поцелуем, он вошел в нее.
На мгновение Нена ощутила шок, когда почувствовала, что он вторгся в ее нежную плоть; сначала неглубоко, как будто давая ей время привыкнуть к новизне, затем, неожиданно для нее, глубже. От боли она судорожно глотнула воздух и впилась ногтями в плечи Рамона.
— Все хорошо, любовь моя, — с нежностью прошептал он, покрывая ее благоговейными поцелуями. В его темных глазах горел огонь, какого Нена прежде не видела. На смену боли пришло желание, которое нарастало, как огненная волна, и затопляло глубины ее существа. Затем наслаждение захлестнуло ее и поглотило без остатка, когда она почувствовала, что Рамон испытывает те же невероятные ощущения, что и она. И они вместе выплеснули свою страсть, подхваченные мощным валом чувственного влечения, такого сильного, что у них одновременно вырвался вскрик, когда он обрушился вниз в пароксизме последнего содрогания. Измученные и выдохшиеся, они откинулись на смятые простыни, слыша лишь лихорадочное биение сердец друг друга.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Дон Рамон!
Он проснулся после того, как в дверь постучали несколько раз, и понял, что Хуанито, его слуга, сопровождающий их в свадебном путешествии, стоит за дверью и упорно зовет его.
Быстро вскочив со смятой постели, Рамон поднял валявшиеся на полу пижамные штаны и, надев их, провел рукой по волосам. Он бросил взгляд на Нену, которая с разметавшимися по подушке волосами крепко спала, свернувшись в клубок, как котенок. Рамон улыбнулся и направился к двери. Тихо открыв ее, чтобы не разбудить Нену, он вышел в коридор.
— Что такое, Хуанито? — спросил он, подавляя зевок. — Что случилось? — добавил он по-испански.
— Дон Родриго, сеньор. Позвонила донья Аугуста, чтобы сказать вам, что его состояние ухудшилось. Они с доном Педро считают, что вы должны немедленно возвратиться в Лондон.