— Извини. Я хотел по-народному.

— Народ стал грамотным. Снимай гимнастерку.

— Зачем?

— Подворотничок сменить надо.

— А! Ладно, потом.

— Не потом, а сейчас. Снимай.

Нагорный затоптался на месте.

— Понимаешь, у меня нет в запасе чистого подворотничка.

— Я у тебя и не прошу. У нас их завались, вон в ящике лежат. Бери и пришивай. Давай гимнастерку.

— Спасибо, Евгений, я и сам умею.

— В этом я не сомневаюсь. Но сейчас время дорого. Пока я пришью, ты приведешь себя в порядок. С такой вывеской стыдно в строю шагать.

Нагорный стянул через голову гимнастерку. Неужели этот солдат со странной фамилией так запросто пришьет ему подворотничок? Не кроется ли за этим какая-нибудь ловушка? Сначала, мол, я тебе пришью подворотничок, а потом ты за меня пол вымоешь. Не лучше ли самому взяться за иглу?

— Ну что ты? Давай гимнастерку!

Нагорный протянул:

— На. Заранее благодарю, спасибо. — Сергей помялся, потом спросил: — У тебя, Евгений, нет лезвия нового?

— Нет. Ни у кого нет. Даже не спрашивай.

— А как же вы того… бороду снимаете?

Зарыка, видимо, ждал такого вопроса. Он усмехнулся:

— Топай в умывальню. Там есть все. И бритвы, и лезвия. Выбирай по вкусу!

Нагорный, поблагодарив, направился к умывальне. Удивительная казарма! Воротнички общие, лезвия общие. Странно. В других подразделениях каждый прячет в чемодан свою бритву, свои лезвия. А о подворотничках и говорить не приходится. Кому охота их стирать даже за друга?

Новая, непривычная обстановка окружала со всех сторон. Все то же, как и у других, и в то же время не так. По-другому. И это выбивало его из привычной колеи. Он не мог показать себя рубахой-парнем, которому все трын-трава и каким обычно он являлся в новое подразделение. И сразу же находились дружки и недруги. А тут приходится быть осторожным, словно идешь по тонкому льду, каждый шаг вперед таит в себе опасность и неизвестность. Поэтому он и был сдержанным, настороженным. Предчувствия никогда не обманывали его. Он был собран, подтянут, вежлив и в то же время внутренне напряжен, готов в любую минуту к отпору.

Нагорный вышел в коридор:

— Где умывальня?

— Прямо и налево.

— Спасибо.

Но не успел он сделать нескольких шагов, как увидел объявление. Сергей остановился. В глаза бросилась его фамилия.

От неожиданности он оторопел. В груди стало пусто и холодно. Сергей заставил себя внимательно прочитать. Ага, завтра собрание. «Открытое комсомольское». Ясно. Читаем дальше. «На повестке дня один вопрос». Тоже ясно, один есть один и вопрос есть вопрос. Теперь прочтем, что за вопрос. «Прием рядового С. Нагорного». Вот где закавыка! Вроде бы понятно, просто и в то же время непонятно и неприятно. Что за прием? Куда?

Сергей пожал плечами. Внешне он был спокоен и даже развязно самоуверен. Мол, мне все равно, наплевать. Видал и не такие собрания! Но в душе — смятение. За что? Не успел переступить порог — и уже обсуждают на собрании. Он мысленно окинул свой путь. Кажется, еще ничего не сделал и, главное, даже не пытался. За что же обсуждать? Мудрят что-то. Мудрят. Видимо, сразу хотят избавиться. Собрание, мол, постановило!

Ожидать и догонять самое неприятное. Особенно если ожидаешь «проработку». Нагорному хотелось, чтобы день длился бесконечно, чтобы вечер и не приходил вовсе. Но день прошел быстро, даже очень быстро. Занятия в учебном помещении сменились практическими уроками по освоению боевой техники. Нагорный ждал, что командир будет его спрашивать, выставлять напоказ, как это делали в других подразделениях, его слабые знания. Вот, мол, смотрите, чему он научился за полтора года службы! Ждал обычных нотаций: и такому доверяют безопасность Отчизны!

Но ничего подобного не произошло. Офицер, кажется, на него не обратил особого внимания. Просто попросил подтянуться и посоветовал сходить в библиотеку, взять необходимые книги. Товарищи по службе относились к нему ровно, просто, словно он давно в их среде. В их отношении чувствовалось дружеское расположение. Стоило ему запнуться или замешкаться, как сразу несколько человек шли на помощь. И чем он им так понравился?

Но что бы Сергей ни делал, он постоянно думал о вечере, о предстоящем собрании. Ему даже казалось, что хорошее отношение со стороны офицера, внимание и предупредительность солдат являются показными. Так обращаются с гостями, с теми, кто пришел и уйдет. Перед ними всегда хотят все представить в лучшем свете и себя показать с самой хорошей стороны. Вот, мол, мы какие! Хорошие-прехорошие. А зачем же ты, плохой-преплохой, суешься к нам? Все равно тебе с нами не быть, ты ягодка другого поля. Мы тебя приняли культурно и так же культурненько выпроводим. С мнением передового коллектива командир считается!

Вечер наступил как-то сразу. Солнце опустилось за горы, и сиреневые сумерки окутали военный городок. В казарме зажгли свет. Солдаты потянулись в ленинскую комнату. Нагорный не спешил. Он долго сидел у тумбочки и перебирал книги, перекладывая их с места на место.

За спиной раздались шаги.

— Сергей!

Нагорный узнал Зарыку.

— Ну?

— Пошли.

— Успеем.

Но Зарыка не уходил. Нагорный встал и, склонив голову, насмешливо сузил глаза:

— Откуда ты такой будешь?

Зарыка пропустил мимо ушей насмешливый тон.

— Из Ленинграда. А ты?

— Москвич.

— Порядок. Чувак чувака видит издалека.

Они рассмеялись, как старые знакомые после разлуки. Только смех у Нагорного был напряженным. Ему было совсем не до смеха.

В ленинской комнате было тесно. Там собрались воины всего дивизиона. Нагорный и Зарыка остановились в дверях, ища глазами свободное место.

— Товарищ Нагорный, проходите вперед к президиуму.

Сергей пожал плечами и пошел, чувствуя на себе взгляды солдат. Перед президиумом он остановился, высматривая табуретку. (Так тоже было. Поставят табуретку рядом с президиумом, посадят, как школьника, перед всеми и отчитывают.)

— Проходите сюда. — Сержант Мощенко показал на место за столом. — Сюда.

— В президиум?

— В президиум.

Такого раньше не бывало. Нагорный сделал каменное лицо и сел рядом с сержантом. Будь что будет.

Но ничего страшного не произошло. Никто его не отчитывал, никто не прорабатывал. Подобного собрания Нагорный еще не видел. Один за другим вставали солдаты, ефрейторы и сообщали о своих успехах и неудачах, делились планами и мечтами. Каждый говорил о себе, но чувствовалось, что это свое он отдает общему, коллективу.

О Нагорном словно бы забыли. Он сидел в президиуме (впервые за свою жизнь!) и внимательно слушал. История передового дивизиона вставала перед ним в образах живых людей, обыкновенных солдат.

Сергей боялся пошелохнуться. От напряжения ладони стали потными. Как трудно сидеть в президиуме! Ты весь на виду. Словно тебя раздели и поставили перед всеми. Сергей вздохнул. Когда же начнут «принимать» его?

Но вот сержант встал и поднял руку.

— Друзья, товарищи! В наш дивизион пришел новый воин. Представляю его вам: рядовой Сергей Аркадьевич Нагорный.

— Рядовой Нагорный… Сергей.

— Садитесь, товарищ Нагорный.

— Спасибо.

Сергей вынул носовой платок и вытер вспотевший лоб. Сейчас начнут «прорабатывать».

— У нас такой порядок, — продолжал сержант, — каждого новичка мы принимаем в свой коллектив. Принимаем на общем собрании. Так. Нам известно ваше прошлое поведение. За проступки вы были наказаны. И все. Сегодня подводим черту под прошлым. С сегодняшнего дня вы, товарищ Нагорный, будете жить в нашем коллективе. Мы живем и служим по-коммунистически. Это значит, что моральный кодекс строителя коммунизма является нашим вторым уставом. Вы, товарищ Нагорный, читали моральный кодекс?

Нагорный встал:

— Знакомился, товарищ сержант.

— Этого мало. Изучите каждый пункт. Каждый пункт является основой нашей жизни и службы.

— Есть, товарищ сержант.