Джон сказал Арчи, что, по мнению его собственного юрисконсульта, позиции Данцигера, которые на первый взгляд кажутся незыблемыми, на самом деле не так уж прочны. Есть шанс, что Данцигер со временем поймет это, и дело можно будет уладить вне стен суда, заплатив несколько сотен тысяч фунтов. Эти издержки, в отличие от тех, которые возникнут в случае полноценного судебного процесса, вполне покрываются страховкой. В ответ Арчи резонно спросил, что Джон должен будет делать, если Данцигер не согласится на мировую.

Когда Джон вернулся к себе в офис, к нему в кабинет пришел Гарет. Он плохо выглядел: его трясло от нервного напряжения, он явно находился на грани очередного приступа истерики, о которых в «Диджитраке» ходили легенды. Он сказал Джону, что серьезно обеспокоен тем, как Джон в последнее время ведет дела.

Неустойчивое поведение Гарета доставляло Джону много треволнений, особенно если Гарету в силу каких-либо причин приходилось самому иметь дело с каким-нибудь крупным клиентом. Однако сегодня Джон внимательно выслушал его, сознавая, что Гарет прав. Очевидно, отдел продаж жужжит о том, что он пустил все на самотек. Он не перезванивал в ответ на телефонные звонки клиентов, не отвечал на письма – одним словом, не делал ничего.

«И ведь правда, пустил все на самотек», – виновато подумал Джон. В последние две недели он занимался исключительно тем, что писал письма-предложения банкам и инвестиционным компаниям, непрерывно звонил всем, кого хоть немного знал и кто, как он думал, мог бы посоветовать ему, к кому обратиться за помощью, ездил со встречи на встречу, где ему говорили одно и то же: «Отличная компания, отличная продукция, развяжитесь с иском и приходите».

Он так и не открылся Гарету, поскольку знал, что Гарет не только тут же ударится в панику, но и разнесет новость по всему «Диджитраку» – он никогда не мог держать что-либо в секрете. Всегда, когда дело касалось бизнеса, Гарет демонстрировал, что в этом отношении его интеллектуальный и эмоциональный потенциал нисколько не больше, чем у семилетнего ребенка. У каждого гения есть свои недостатки.

Джон боялся, что, если новость узнают сотрудники фирмы, они начнут подыскивать себе новую работу, и конкурирующие компании набросятся на них, как ястребы. Конечно, скоро он сам все им расскажет – он нес моральные обязательства перед ними и чувствовал себя обязанным дать им возможность подготовиться к потере работы, если эта потеря станет неизбежной, но не мог заставить себя сделать это, пока еще оставалась надежда. А надежда еще оставалась – как же иначе? И сейчас, за рулем автомобиля, подогретый двумя или даже тремя пинтами эля, выпитыми с Гаретом, Джон почувствовал, как в нем зарождается новый заряд оптимизма.

Харви Эддисон пообещал двадцать пять тысяч фунтов, а он никак не использовал это. Ведь можно же попытаться его именем привлечь других инвесторов. Он знаменитый гинеколог. У него своя передача, она идет на Би-би-си-1 в дневное время и собирает большую аудиторию. Ведя машину, Джон стал обдумывать, как превратить известность Харви в деньги.

В ветровое стекло, словно муха, ударила одинокая капля дождя. Джон вздрогнул от неожиданности. Небо было темным, низким, тяжелым. Вечером они с Сьюзан идут на какой-то банкет. Что-то связанное с работой Сьюзан – Джон точно не помнил. Пиво всасывалось в кровь, и он пьянел все больше. Пространство перед капотом его БМВ потеряло перспективу и превратилось в испятнанный серым холст. На дороге возникла массивная туша грузовика. Грузовик – большой, с цельнометаллическим кузовом – стоял на обочине. Джон ехал уже со скоростью больше шестидесяти миль в час и вдруг увидел, как из-за грузовика вылетело что-то неясное, красное, блестящее – прямо наперерез БМВ.

Это было переднее колесо велосипеда.

Сьюзан обеспокоенно взглянула на часы. Было без двадцати семь, а в полвосьмого они уже должны были быть в Сити. До места не меньше получаса езды. Джон обещал вернуться домой пораньше, чтобы не пришлось спешить. Но он еще не появлялся.

Она сжала кулаки и нетерпеливо постучала костяшками пальцев друг о друга. Ну же, Джон. Она хотела попасть на банкет пораньше, чтобы перед ужином пообщаться с другими гостями – в этот промежуток времени вероятность того, что они смогут познакомиться с людьми, которых заинтересует «Диджитрак», была наибольшей. Они с Джоном даже заранее разработали план, следуя которому станут «обрабатывать» зал.

Согласно этому плану Сьюзан, которая была гораздо менее застенчива, чем Джон, должна прогуливаться среди групп людей, беседующих и попивающих аперитив, и завязывать знакомства. Обнаружив среди новых знакомых финансиста, она подала бы знак Джону, чтобы тот подошел, представила его финансисту, а сама двинулась дальше в поиске новой жертвы.

Она уже переоделась в свое черное шелковое выходное платье, видевшее уже много банкетов, праздников и вечеринок. По ощущениям Сьюзан, оно было уже старым, хотя старым не выглядело. Если повезет, сегодня вечером она не встретит никого, кто бы видел его раньше. По правде говоря, она не была даже уверена, что на банкете будет кто-нибудь, кого бы они с Джоном хотя бы знали.

Сьюзан решила, что сегодня будет своим видом убивать наповал, и долго подбирала себе серьги, ожерелье, брошь и туфли. Наконец она удовлетворилась результатом, решив, что выглядит стильно, но не вызывающе.

Джон, дорогой, ну поспеши же! Мы можем опоздать!

Она позвонила ему на мобильный, но он был отключен. Она подумала, не позвонить ли мужу в офис. Но ведь он уже должен был давно выехать, разве нет?

Она сидела в гостиной, на диване, стоящем напротив мраморного камина. В который раз она восхитилась цветовым решением комнаты. Сочетание мягкого, теплого свечения белого с черным смотрелось очень элегантно. Когда на стенах здесь будут висеть картины – они собирались повесить их в ближайшие выходные, – а на окнах – занавески в серую и белую полоску, которые должны привезти на следующей неделе, комната по-настоящему оживет.

«В крайнем случае, – горько подумала она, – если придется продавать этот дом, покупатели будут в восторге». Но сейчас глупо на этом зацикливаться. Джону сегодня нужно ее хорошее настроение. И ей самой – тоже. Если сильно верить во что-то, можно этой верой изменить объективную реальность. Если им с Джоном удастся показать людям, что они верят, что у «Диджитрака» есть будущее, это может помочь.

Она взяла со столика последние номера «Паблишинг ньюс» и «Букселлера», которые никогда не попадали на ее стол раньше чем через несколько дней после их доставки в «Магеллан Лоури», и стала просматривать колонки «Новости издательств» и «Перемещения сотрудников» в надежде обнаружить какую-либо новую информацию о надвигающемся слиянии, а также чтобы узнать, не получил ли кто-нибудь из ее знакомых должность, позволяющую ей рассчитывать на работу, если катастрофа все же разразится.

Затем она вспомнила, что мусор вывозят во вторник ранним утром, и опустошила все мусорные корзины в черный пластиковый мешок, который затем через кухню вынесла на улицу.

Оказывается, погода испортилась – поднялся ветер и начал накрапывать дождь. Она вдруг снова вспомнила – в который раз за день, – что сказал ей Фергюс Донлеви за ленчем.

«Ты выполнишь. Ты выполнишь свое предназначение».

Предназначение.

Он видел, в чем оно заключалось, но не сказал ей. Он вообще больше ничего не сказал по этому поводу и только уверял ее, что это глупости, не стоит и разговора, что со спокойной совестью об этом можно забыть.

Но она не могла забыть. Она чувствовала, что интерес Фергюса к сверхъестественному гораздо глубже, чем это могло показаться. После разговора с Фергюсом в ее душе поселилось гнетущее холодное чувство обреченности, продержавшееся весь день.

Она подняла крышку мусорного ящика, и в воздух взлетел клочок бумаги, который затем упал на землю. Она подняла его и увидела, что это заполненный лотерейный билет. Она хотела уже бросить его обратно в ящик, но тут заметила, сколько их там еще. Несколько десятков.