– Боже мой.

Она вытащила несколько, стряхнув с одного яичную скорлупу. Все датированы прошлой субботой. Быстро пересчитав билеты, она пришла к выводу, что их около сорока. Один билет стоит семь фунтов – значит, Джон истратил на них двести пятьдесят фунтов и ничего ей не сказал.

Она подумала, что он мог начать играть и в другие азартные игры. Эта мысль ее испугала. В первые два года их брака он раз в неделю играл в покер, но потом бросил, так как «Диджитрак» поглощал все его время и внимание. Еще Сьюзан была в курсе того, что он делал ставки – и иногда очень крупные – во время традиционного субботнего гольфа с друзьями.

Сьюзан похолодела от неожиданной мысли: неужели Джон лгал ей о причине своих финансовых проблем? Может, дело не в приостановлении банковского кредита, а в том, что он наделал долгов, играя в азартные игры?

Нет, это смешно. Она слишком хорошо знала Джона. Он любил поразвлечься, но не настолько, чтобы потерять контроль над собой.

Она снова вспомнила сегодняшний ленч с Фергюсом.

«Насколько хорошо можно узнать кого-нибудь? Насколько хорошо ты знаешь своего мужа? Знаешь ли ты его вообще? Знаешь ли ты себя?»

Она понимала, что Фергюс прав. По-настоящему она не знала Джона, и он ее, возможно, тоже. Им были доступны лишь крохи знания друг о друге – частички головоломки, из которых целостная картина складывается только по прошествии многих лет, проведенных вместе. Неужели все пары похожи на них? Неужели все люди столь долгое время остаются друг для друга незнакомцами?

Ведущая в кухню дверь захлопнулась, и Сьюзан вздрогнула и беспокойно оглянулась вокруг, будто боялась быть застигнутой за подглядыванием. Она положила черный мусорный мешок поверх билетов и накрыла ящик крышкой.

Почему Фергюс Донлеви выглядел так странно, был таким испуганным? Сьюзан допустила на минутку, что он играет с ней в какие-то игры, но потом отбросила эту мысль: Фергюс не тот человек, который будет играть с кем-либо в игры.

Предназначение?

Что бы он ни говорил потом, он все-таки что-то увидел.

Что-то плохое.

Джон мог видеть лицо ребенка. Девочка с короткими светлыми волосами, подстриженными неровными прядями. И она не замечала его. Она все еще не замечала его.

Он вдавил педаль тормоза в пол. Автомобиль визжал и вибрировал, колодки противоюзового тормоза то схватывали, то отпускали колеса. Джон попытался нащупать гудок, не нащупал, рука беспомощно шарила по рулевому колесу.

А девочка выезжала из-за грузовика. Велосипед, казалось, занимал теперь всю проезжую часть.

Заполнял собой все пространство перед ветровым стеклом автомобиля.

У Джона не было времени на обдумывание, только на действие. От визга шин об асфальт у него заложило уши. Он мельком заметил стоящий на другой стороне дороги прицеп, нагруженный битыми гипсокартоновыми плитами.

Девочка увидела его. Ее рот открылся, глаза остекленели. Она нажала на тормоза и остановилась посреди дороги, поставив ноги на асфальт. Она остановилась посреди дороги, а он летит прямо на нее.

Черт, уйди…

Джон резко вывернул руль, и машину бросило в сторону. Грузовик исчез из поля зрения, затем появился снова – близко, слишком близко. На мгновение у Джона появилась иллюзия, будто на самом деле сам он не движется – это грузовик скользит к нему, будто по льду.

Он почувствовал удар до того, как услышал его, до того, как смог вывернуть руль в обратную сторону. Машину отбросило назад, как автомобильчик в детском аттракционе. Страшный громкий металлический лязг ворвался в его уши.

Затем тишина.

Джона трясло, он лихорадочно старался сориентироваться, в какую сторону направлен нос автомобиля, понять, где девочка.

Господи, да где же она?

Он увидел ее в зеркало заднего вида. Она слезла с велосипеда и стояла, держа его одной рукой и глядя в сторону Джона. На ее лице нельзя было различить никакого выражения: ни ошеломления, ни облегчения, ни удивления – ничего. Пусто.

Он не задел ее.

С ней все в порядке.

Он въехал в грузовик.

Мозг Джона работал вспышками, обрабатывая разрозненные частицы информации. Грохот. Люди должны были услышать грохот. Сейчас они начнут выходить из домов и собираться вокруг места происшествия. Почему они не выходят? На улице никого. Только тишина и девочка, смотрящая на него пустыми глазами.

Затем он вспомнил, что пьян, и его охватила паника.

«Надо выйти и удостовериться, что с ней все в порядке», – решил он и попытался открыть дверь, но ее заклинило. Он расстегнул ремень безопасности, оттянул ручку и налег на дверь всем весом. Она подалась.

Джон выбрался из машины и встал нетвердыми ногами на дорожное покрытие. Девочка по-прежнему стояла, придерживала рукой красный велосипед и не сводила с него глаз. У Джона закружилась голова, он прислонился к борту машины и с ужасом посмотрел на то, что когда-то было передним крылом БМВ и дверью со стороны водителя: рваный, мятый, искореженный металл. Внешняя обшивка двери была вскрыта, словно консервная банка, и в зияющей дыре виднелась электропроводка и часть механизма стеклоподъемника.

– С тобой все нормально? – прокричал он девочке.

Она кивнула – один раз, коротко.

Задний бампер торчал в сторону, как закрылок. Джон попытался вернуть его на место, но у него ничего не получилось. «Алкоголь, – подумал он. – Надо выбираться отсюда». Он толкнул сильнее, но бампер не двигался. В панике он налег всем телом, и бампер согнулся. Не совсем до конца, но сойдет. Кто-то уже бежал к Джону.

Джон тоже решил бежать. Выбираться отсюда, пока не приехала полиция.

Он бросил последний взгляд на грузовик, сел в БМВ и завел двигатель.

В зеркало заднего вида он увидел, как бегущий человек остановился, помедлил, затем достал что-то из кармана – наверное, записную книжку или мобильный телефон.

Джон врубил скорость, нажал на газ. Автомобиль сорвался с места резче, чем он рассчитывал.

Когда Джон появился в дверях, он был похож на привидение.

Сьюзан даже на расстоянии почувствовала запах алкоголя. Обнимая ее, Джон пошатнулся, и ей пришлось отступить, чтобы им не упасть.

– Прости… опоздал, – сказал он.

Его лицо было влажным от пота.

– Джон, – сказала она. – Дорогой.

Ей было больно видеть его в таком состоянии, видеть, как человек, которым она так гордилась, опускается и теряет лицо. Это пугало ее. Его внутренний стержень, который она всегда считала сверхпрочным, рассыпался, и ее жизнь рассыпалась вместе с ним.

Сильно ли он пьян?

– Джон, ты сможешь пойти на банкет?

Он ничего не ответил.

– Я положила тебе смокинг, рубашку и несколько пар носков на кровать и поставила рядом твои лакированные ботинки.

Он отстранился от нее, сел на нижнюю ступеньку лестницы и обхватил голову руками. Некоторое время он молчал, затем сказал сдавленным от волнения голосом:

– Я чуть не убил ребенка.

Спина Сьюзан покрылась гусиной кожей.

– Что ты имеешь в виду? Что случилось? Когда? Как?

– Только что. Я ехал слишком быстро. Как глупо.

– С ребенком все нормально?

– Да.

– Ты не сбил его… ее?

– Не сбил.

– Джон, – тихо сказала она, – тебе надо собраться. Все будет хорошо, мы обязательно преодолеем это.

Он взглянул на нее снизу вверх – сам совсем как ребенок – и кивнул.

Сьюзан решила, что он не так много выпил, как ей показалось вначале. Похоже, он был ошеломлен настолько же, насколько пьян. Она с беспокойством подумала, что нельзя позволять ему распускаться и искать оправдания тому, чтобы не выходить в свет: это может стать началом конца. Он должен взять себя в руки, и она была единственным человеком, который мог заставить его сделать это.

– Мы так рассчитывали на этот банкет. Ты сказал, что там можно будет завязать полезные знакомства…