Сазонов не зря числился специалистом по части обыска. Он начал его по часовой стрелке, неслышно двигаясь по квартире. Ничто не ускользало от его внимания, он перелистывал каждую книгу, тщательно обшаривал ящики шкафа. В одном из них следователь обнаружил два золотых Георгиевских креста — награды Панкратьева во время русско-японской войны. Но лишь в кабинете профессора его ждала по-настоящему интересная находка.

В ящиках письменного стола он увидел аккуратно сложенные папки. В них лежали напечатанные на машинке научные труды профессора, на отдельных листках были выписки из медицинских книг и журналов. В одном из ящиков он обнаружил записку.

Прыгающим почерком Панкратьева было написано: «Какая полоса невезения. За год ни одного положительного результата. Работаем, не считаясь со временем. Сколько животных загубили! Не пойму, в чем ошибаюсь. Необходимых приборов нет. Нет и нужных материалов для конструирования оригинальных аппаратов и достать их невозможно. Никто меня не понимает...»

«Если это самоубийство, то записка, может быть, частично и объясняет его причину», — подумал Сазонов.

В отличие от Сазонова, Маргонин был более нетерпелив. Он начал обыск прежде всего со шкафа. Там, как подсказывало ему чутье, могло находиться что-то важное для следствия. Из кармана профессорского пиджака он достал бумажник: удостоверение на право ношения револьвера «Смит и Вессон», удостоверение личности профессора, небольшая сумма денег, перочинный ножик с перламутровой ручкой, связка ключей...

В углу у шкафа стояла прислоненная к стене охотничья винтовка «Винчестер», в ящике стола оказалась коробка с патронами для нее.

Было уже около часа дня, когда Сазонов взялся, наконец, за протокол осмотра места происшествия.

— Я буду записывать, а вы диктуйте, — предложил Маргонин и разложил на столе листки белой бумаги.

В этот момент в комнату стремительно вошла Марина и поставила на стол перед Маргониным раскрытую шкатулку.

— Товарищи следователи! Отсюда исчезли бриллиантовые серьги и золотое кольцо. Их подарил мне муж! К свадьбе! Нет также его золотых часов...

— Когда вы обнаружили пропажу? — спросил Сазонов.

— Только что... После вашего осмотра.

— Китайская? — спросил Маргонин, рассматривая деревянную шкатулку, покрытую черным лаком и инкрустированную перламутром.

— Японская, — сказала Марина. — Из Владивостока.

Сазонов осторожно, боясь сломать хрупкую вещь, закрыл крышку

— Вчера все было на месте?

— Вчера меня весь день не было дома, а вечером я в ящик стола не заглядывала.

— Опишите пропавшие вещи, — попросил Маргонин.

— Золотое кольцо имело небольшой бирюзовый камешек, серьги золотые с бриллиантами в четверть карата, часы «Брегет» тоже золотые с двумя гравированными крышками и боем. Они достались мужу по наследству от отца, а тому — от деда.

Маргонин подошел к раскрытому окну и внимательно осмотрел подоконник. Но следов там не было. Ничего не обнаружили и в саду — дожди не шли с мая, а следы на сухой почве почти не заметны.

Наконец подъехал милицейский фургон. Тело вместе с матрацем и подушкой погрузили на носилки и задвинули в машину. После того, как протокол осмотра подписали следователь, эксперт и понятые, квартира была опечатана.

Этот документ вместе с актом судебно-медицинского осмотра лег на стол начальника уголовного розыска утром 7 августа 1927 года, а после обеда Сазонова вызвали на оперативное совещание в горотдел милиции.

В кабинете начальника уголовного розыска уже находились прокурор города, Будрайтис, Маргонин и другие оперативные работники. Несмотря на то, что совещание еще не началось, в тесной комнате было уже накурено так, будто заседали целый день.

Начальник угро города Зинкин был нетороплив и даже медлителен, что раздражало высокое начальство. Бывший рабочий, широкоплечий, жилистый, он сохранил от фабричной жизни упорство и способность к физическим перегрузкам, а также умение ладить с людьми.

— Какие версии возникли по этому делу? — спросил он после доклада Сазонова, делая пометки в блокноте толстым красным карандашом. — Убийство это или самоубийство? Что вы скажете, товарищ Маргонин?

— Не исключено, что профессора убили с целью грабежа. Злоумышленники — один или двое — проникли в квартиру с помощью отмычки...

— Но бандиты могли забраться в дом через открытое окно из сада, — возразил Зинкин.

— Двор охраняет собака — немецкая овчарка. Вряд ли она пропустила бы чужих и, кроме того, профессор, услышав лай, поднялся бы с постели и подошел к окну.

— Резонно! К тому же, у преступников могло быть собственное оружие, револьвер Панкратьева дал осечку, а застрелили профессора они, — высказал предположение прокурор.

— Не думаю, — возразил Маргонин, — по данным акта судебно-медицинского осмотра, выстрел был произведен с близкого расстояния. Кроме того, я только что получил заключение баллистической экспертизы. Пуля выстрелена из револьвера «Смит и Вессон», принадлежащего профессору.

Маргонин был человеком импульсивным. И сейчас он готовился высказать не просто версию, но и свое глубокое убеждение, что преступление совершено так, а не иначе. И готов был возражать, в случае необходимости, даже Михаилу Максимовичу Зинкину, к которому относился с большим уважением.

И Маргонин уверенно продолжал:

— Мне кажется, что картину по данной версии можно нарисовать следующим образом. Воры, один или двое, увидев, что жена профессора ушла на базар, и предполагая, что дома никого нет, решили воспользоваться этим и открыли дверь с помощью отмычки. Взяв ценные вещи, они хотели уйти, но, услышав шум, профессор проснулся и, увидев злоумышленников, вытащил из-под подушки револьвер и нажал на спуск. Однако случилась осечка. Этим и воспользовались преступники. Они выхватили у Панкратьева оружие и застрелили хозяина дома из его же револьвера. Услышав скрип открываемой двери, бандиты бежали через окно, захватив с собой ценности.

Откровенно говоря, Зинкину не нравилось, когда обыкновенные рабочие версии высказывали как истину в последней инстанции. «Но Леонид, возможно, прав», — подумал он.

— Версия товарища Маргонина правдоподобна. Думаю, ее можно в основном принять, — отмстил Зинкин.

— Какие будут еще предположения?

— Будут, — Сазонов не спеша поднялся, заговорил обычным невыразительным голосом, тщательно подбирая слова: — Не исключено, что профессора убила жена. Ее довольно путаный рассказ вызывает подозрения. И потом: зачем она перенесла умирающего мужа вместе с матрацем, подушкой и простыней на пол? Да и хватило бы у женщины сил для этого? Полагаю, она симулирует кражу, чтобы скрыть свое преступление.

— Какой ей, по-вашему, смысл убивать мужа? — спросил Зинкин.

Сазонов чувствовал, что говорит неубедительно, но ответил:

— Об этом пока можно лишь догадываться. Многого мы еще не знаем.

— Есть ли еще версии? Пока нет...

Зинкин встал — стройный, подтянутый, с черными навыкате глазами и небольшими усами на смуглом лице.

— Для расследования этого дела создается оперативная группа в составе народного следователя второго участка Сазонова Георгия Викторовича и старшего уполномоченного уголовного розыска Маргонина Леонида Владимировича. Возражений нет? Будем считать, что принято. Итак, вам, товарищ Маргонин, поручаются поиски пропавших вещей. Возьмите под наблюдение базары и «толкучки», комиссионные магазины, скупщиков краденого. Один вы не справитесь. Привлекайте людей из других милицейских участков. Описание краденых ценностей, сделанное Панкратьевой, уже размножено...