— В случае чего, если пойдет дождь, забери со двора барахло, слышишь?

Ответом было молчание.

— Слышишь, кому говорю?

— Слыхала, не ори.

— Я тебе дам «не ори», стервеныш. Она стервеныш, — прибавила Соня и подтолкнула Клару к парадной двери. Парадным ходом почти никогда не пользовались, обеим с непривычки стало чудно. — Ну как я, ничего? — спросила Соня, закатывая глаза.

Она была почти хорошенькая — такая недобрая, решительная, насмешливая. Крепкие руки и ноги, размашистые движения — сразу видно, эта сумеет за себя постоять, ее не испугаешь.

На крыльце ждал мужчина лет сорока. Он сидел на старой тахте, которую выволокли наружу и покрыли одеялом. Живые серьезные глаза его смотрели подозрительно, лицо точно воспаленное — сразу видно, только что побрился.

— Привет, детка, — сказал он. — Привет, Клара. Угадай, кто там тебя ждет.

В машине сидел еще один мужчина. Клара скорчила гримасу и засмеялась.

— Слушай, она же сказала, он ей ни к чему. Ты что, глухой? — вмешалась Соня.

— Так ведь Дэви его тоже пригласил. Имеет он право прийти?

— А мне плевать, — сказала Клара.

Пошли к машине, осторожно ступая по доскам, положенным среди грязи и луж. Обочины дороги тоже совсем раскисли. Того, который ждал в машине, Клара уже встречала, и он ей не понравился; вроде он женатый, а может, недавно бросил жену. Но она засмеялась и только рукой махнула, когда он сказал:

— Вы, Клара, нынче прямо как картинка.

Он открыл перед ней дверцу и подвинулся на заднем сиденье. Клара села с ним рядом, расправила юбку. Под ногами в машине валялись окурки и смятые бумажки. Соня уселась на переднем сиденье, вместе с нею в машину облаком вкатился запах ее духов. Клара поглядела в окошко на мокрую, уходящую в туман дорогу, на окрестные поля, потом снова на Сонин дом — убогий каркасный домишко, в сущности, просто лачуга, дощатые стены прогнили и почернели. Только тахта на крыльце, покрытая желтым одеялом, выглядит празднично. Распахнув дверь, затянутую москитной сеткой, на пороге стала мать Сони — низенькая, коренастая, грузная. Клара помахала ей рукой.

— А ну ее к черту, — резко сказала Соня.

— Да я так только, попрощаться, — объяснила Клара.

— Чем плоха твоя мамаша? — спросил Соню Кларин сосед.

— Сострить хочешь? — огрызнулась Соня.

— Может, она стала хуже?

Соня не ответила. Наклонилась к своему дружку и шепнула что-то ему на ухо. Он засмеялся, и машина тронулась.

— Я после не останусь, на угощенье, — сказала Клара.

Ее сосед был моложе Сониного дружка — должно быть, лет тридцати. Немного сутулый, руки грубые, красные. Он работал в другом городе на лесопилке.

— Я потом одна уйду.

— С чего это?

— Может, я кого жду в гости.

— Кого же это? Того самого, как его там? Которого нигде не видать?

— А, да ну вас! — оборвала его Клара.

Но она не сердилась. Она точно опьянела — и сама не знала отчего. Этот, рядом, от которого так и несет табаком и еще чем-то, не поймешь, такой особенный дух всегда идет от неудачников, — этот не в счет. Таких везде полно, они скитаются по стране, как перекати-поле, ненадежные и недоверчивые, полагаться на них никак нельзя, они и сами не понимают, что они такое и что с ними стряслось, они всюду кишмя кишат. Он рассказывал Кларе: когда-то у него была хорошая работа. Ему всего-то было двадцать, и тогда у него была хорошая работа… Но Кларе это не любопытно. Какое ей дело до прошлого, до тех далеких времен, когда она была совсем маленькая?

— Братаны мои и я — мы здорово зарабатывали, — рассказывал он. — Работа у нас была что надо. И у наших родичей тоже. А потом все прикрылось. Ну, мы и погорели.

— А машина у вас была? — спросила тогда Клара.

— Нет, но…

Клара ужасно не любила такое слушать. Вот он говорит, говорит, что-то подробно и нудно объясняет, а если не он, так другие — все они словно считают своим долгом объяснять, что они за люди, почему они такие бедные и жалкие. Были когда-то хорошие времена, да прошли. Отец потерял свою землю. Ферма, деньги, скот, урожай — все пропало. И теперь все они, сыновья разорившихся отцов, работают на других, нанимаются на мельницы, на лесопилки или на большие процветающие фермеры, которые не пострадали во время кризиса. Клара смутно представляла: была какая-то тяжелая пора, какая-то борьба, но это прошло, так что же об этом думать. Это как долгая борьба, которую вел ее отец, — безнадежная борьба, ведь от него ровно ничего не зависело. Лаури не такой. Ей казалось, он совсем не такой, как эти печальные и сердитые люди и как ее отец, которому теперь ее уже не найти; должно быть, он где-нибудь в восточных штатах, разъезжает взад и вперед по всему побережью. Клара старалась ожесточиться, растравляла в душе недоброе чувство к отцу.

— Приходила какая-то тетка, приставала ко мне на счет школы, — по своему обыкновению начала она болтать, чтоб провести время и занять спутника. — Все расспрашивала, сколько мне лет да где мои родители, все ей надо знать. Надо было послать ее к чертям, чего пристала? Приходит в магазин, — будто купить чего-то, а потом спрашивает, сколько мне лет. Я говорю — семнадцать. А она — ей, мол, говорили, что я живу в Тинтерне одна, и у меня нет разрешения работать, и я не хожу в школу. А я сказала, мне уже семнадцать, и ваши разрешения мне без надобности, и школа без надобности. Такое зло меня взяло. Это неделю назад, а вчера она снова-здорово является. Зануда чертова, только и знает мешаться не в свое дело. А метрика, мол, у меня есть? Я говорю, мне сроду никто никаких метрик не давал. А она: мол, семнадцать никак не дашь, с виду не похоже.

— Очень даже похоже, — сказала Соня.

— Вид — лучше не надо, — поддержал Кларин сосед.

— Ну и вот. Я еще в четырнадцать работала в этой чертовой дыре. Сколько меня Лаури водил по ресторанам да по барам, меня всюду пускали и выпивку для меня подавали, а теперь мне и правда шестнадцать — и на тебе, привязались, сволочи! — Клара говорила капризно и небрежно, примеряясь, как станет рассказывать все это Лаури. — Надо же, она вчера спрашивает, когда я последний раз была у доктора!

Все засмеялись.

— Клара, а может, у тебя есть какой секрет, только ты нам не говоришь? — съехидничала Соня.

Клара покраснела:

— Я здоровая. Сроду не хворала.

— А я не про то, — возразила Соня.

— Чего они ко мне прицепились? — продолжала Клара. — Мне уже правда шестнадцать, на что мне сдалась ихняя школа. Мне надо работать. Та старая ведьма все приставала, сколько я получаю да на что трачу… какое ей дело? Я говорю — раньше ко мне в Тинтерне никто не приставал, а она — я, мол, на своей службе человек новый, мне надо весь округ проверить. Я говорю, вы лучше за собой глядите, чем в чужие дела мешаться. Вы, говорю, что ли, полиция или, может, сыщица? — Клара засмеялась. Потом спросила не без тревоги: — По-вашему, может, она напустит на меня полицию?

— Черта с два! — сказал Кларин сосед.

— Ты ничего худого не делала, — сказала Соня. — Тут у нас не такие фараоны, как в комиксах да в кино, а просто шериф с помощниками. Я что хочу сказать, это просто наши знакомые парни. Они почти что никого и не забирают.

Кларин сосед накрыл ручищей ее руку в белой перчатке.

— Может, я сам потолкую с той теткой, — предложил он. — Нечего ей пугать маленьких девочек вроде тебя.

— Сроду не была маленькой, — рассеянно отозвалась Клара и отняла руку.

Она поглядела в окно. Недавнее возбуждение прошло, она вдруг приуныла. Где-то там, в конце долгой отсыревшей дороги, смутно маячит эта самая свадьба, куда они приглашены, и почему-то это для нее, Клары, важно, а почему — не понять. Соня со своим кавалером принялись поддразнивать друг друга; а ей вовсе не нравится слушать такие разговоры. Сосед коснулся ее плеча, потом играючи сжал ее запястье. А она по-прежнему смотрела в окно на дорогу, будто надеялась увидеть что-то такое, отчего все разом станет по-другому. Выехали на окраину Тинтерна. Миновали старую винодельню с огромным, навек застывшим колесом и давным-давно забитыми наглухо дверями, и замершие в высокой траве на последней стоянке ветхие грузовики, которым уже не сдвинуться с места. Церковь, где назначено было венчание, не так давно побелили заново. На подъездной дорожке стояли несколько легковушек и два пикапа, в неловком ожидании переминались люди, некоторых Клара узнала. На широком крыльце двое позировали перед фотоаппаратом.