– О фермерах, которые будут заставлять нас работать, как рабов?

– Где ты это слышал?

– Я пошел за вами.

Это удивило Изабель. Хотя Вилл был всего на год младше Пита, его доверчивость являла резкий контраст колючему недоверию последнего.

Мгновенно мальчики повернулись к ней, с надеждой ожидая ответа. Лгать бессмысленно. Они должны знать.

– Я бы не стала доверять словам мистера Максвелла.

– Мне он понравился.

Изабель не могла понять, почему Джейк был груб и невоспитан, скорее всего, он жестокий хозяин, поэтому спальный барак пустует.

– У фермеров отличные рекомендации. Я сама их читала. Уверена, они ждут, что вы будете много работать. Никто не делает из этого тайны. Но они сами и их собственные сыновья станут работать вместе с вами.

– Держу пари, нам достанется самая тяжелая работа, – Брет всегда ждал худшего.

– Думаю, так и будет, пока вы не зарекомендуете себя, но они примут вас, как родных, когда увидят, что на вас можно положиться и можно доверять.

– И дураки будут в таком случае, – вставил Мерсер.

– Не слушайте его. Выполняйте вашу работу хорошо и с желанием, и все сложится удачно для каждого из вас.

Больше они вопросов не задавали, но Изабель видела – в их сознании родилось сомнение. Иногда мальчики поглядывали друг на друга, чтобы понять, о чем думают другие. Это был плохой признак.

Обычно их не интересовало мнение других. Ей очень хотелось сказать несколько слов Джейку Максвеллу. Это его вина.

Они ехали уже около часа, когда Чет окликнул ее. На дороге впереди что-то лежало. Кинув беспокойный взгляд на Изабель, Шон сжал обе руки Пита.

– Это человек, – сказал Хоук. Никто не стал спорить, зрение у него было лучше всех. – Белый человек.

Изабель встала. Она видела тело на дороге, но ничего не могла сказать о нем.

– Должно быть, он мертв, – заявил Чет.

– Нет, жив, – возразил Хоук.

– Откуда ты знаешь? – требовательно спросил Брет. – Никто не может видеть так хорошо.

– Я могу.

Хоук перепрыгнул через борт фургона и направился к телу. Изабель вцепилась в Чета, чтобы не упасть, потому что фургон накренился, наткнувшись на большой камень.

– Вернись в фургон! – крикнул Мерсер. Хоук не обратил на него внимания.

– Вернись, или я стреляю!

– Он просто посмотрит, не ранен ли этот человек, – объяснила Изабель, теряя терпение от глупости Мерсера.

Чет Аттмор остановил фургон, и все высыпали наружу. Изабель подошла к лежавшему и опустилась рядом с ним на колени.

Это был мальчик, немного старше Чета. Высокий и до крайности истощенный. Волосы тускло-каштановые, карие глаза лишены всякого выражения, а одежда грязна и поношена.

– Вилл, беги обратно и принеси мою флягу. Может быть, если она обмоет его лицо, он оживет.

Глаза мальчика были открыты, но от слабости и истощения он не мог собраться с силами хоть что-то сказать. Изабель заметила на его руке синяк. Кажется, на лице тоже есть синяки, хотя из-за грязи их трудно было разглядеть.

– Не думаю, что он болен, скорее совершенно изможден, – решила Изабель.

– Тот, кто избил его, хорошо потрудился, – мрачно произнес Шон.

Вернулся Вилл с флягой. Изабель смочила носовой платок и обмыла лицо мальчика. Синяки стали отчетливее. Они не были свежими, возможно, недельной давности, но избили его сильно.

– Хоук, помоги Шону поднять его в фургон. Мы возьмем его с собой. Кто-нибудь из жен фермеров обязательно примет беднягу, пока ему не станет легче.

Мальчик вскрикнул, когда Шон коснулся его спины. Изабель оттянула воротник так, что смогла увидеть красные следы ударов кнута, опоясывающие плечи. Рубцы были старыми, вероятно, такой же давности, как синяки. Некоторые воспалились. От гнева и возмущения она ощутила тяжесть в желудке.

– Извини, если делаем тебе больно, – сказала она мальчику. – Но если ты не можешь идти, то поедешь с нами в Утопию.

Мальчик вскочил на ноги, ужас исказил его черты.

– Они убьют меня, если вы привезете меня обратно, – он чуть не задохнулся.

– Твои раны гноятся. Тебе надо поесть и отдохнуть. Здесь больше никого нет, а до ближайшего города больше недели пути.

Изабель изумилась, когда мальчик с трудом стал расстегивать пуговицы рубашки.

– Смотрите, что они сделали со мной! – крикнул он, поворачиваясь спиной, которую покрывали дюжины шрамов. Кто-то безжалостно избил его, оставив раны необработанными, а самого без пищи и воды.

Это, конечно, не гнев, вызванный тем, что он работал не так много, как от него ждали, или плохо выполнял работу. Это больше, чем наказание за нарушение правил. Это жестокость ради самой жестокости. Изабель пыталась представить, какой человек мог поступить так с другим человеком, и не могла. Несмотря на два года сиротского приюта, она росла в безопасности и никогда не видела ничего подобного.

– Кто это сделал? – голос звучал резко от того, что ее тошнило, а руки дрожали от гнева.

– Добрый и любящий человек, который взял меня, – в голосе мальчика слышалась насмешка. – И был готов усыновить меня, если я полюблю его семью так сильно, как они уже любят меня. Он сделал это, когда я не мог работать так, чтобы угодить ему. Когда я упал, потому что у меня больше не было сил. Когда я сбежал, потому что думал – лучше умереть, чем жить в этом аду.

– А другие знали? – Изабель отказывалась верить в безнаказанность подобной жестокости.

– Они были слишком заняты избиением своих сирот, чтобы интересоваться мной.

Изабель стало плохо. Она никогда не слышала о столь бесчеловечном обращении, даже не могла вообразить такого до сих пор.

– Если кто-то попытается меня избить, я убью его, – заявил Шон.

– Нет, руки у тебя будут связаны.

– Черт! – воскликнул Брет. – Ты хочешь сказать, тебя связали?

– Нас всех привязывали, чтобы мы не сбежали.

– Черт! – снова повторил Брет.

Изабель посмотрела на других мальчиков. Все обернулись к ней, выжидая, что она решит.

– Мы не едем в Утопию.

– Что вы собираетесь делать с ними? – спросил Мерсер.

– Не знаю. Но мы совершенно точно не поедем в Утопию. Хоук, помоги Шону посадить беднягу в фургон.

– Мы едем вперед, – настаивал Мерсер. – Этого хотело агентство, и мы выполним договор.

– Это не вам решать, – возразила Изабель. – Ваше дело обеспечить нашу безопасность, и ничего больше.

Мерсер направил винтовку на Хоука и Шона, которые собирались поднять парня в фургон.

– Положите его. Я скажу фермерам, где его найти, но это их дело позаботиться о нем.

Изабель не осознавала своих действий, она так кипела от гнева, что, не размышляя, подняла камень и швырнула его в Мерсера. Никто больше ее самой не удивился, когда камень попал тому в лоб. Никто не был так поражен, когда Мерсер без сознания свалился на землю. Слишком шокированная своим поступком, чтобы разумно мыслить, она повернулась к мальчику и спокойно спросила:

– Как тебя зовут?

Тот широко ухмыльнулся.

– Бак, мадам. Зовите меня просто Бак.

Чет резко остановил фургон перед хижиной Джейка.

– Помогите Баку лечь на кровать мистера Максвелла, – сказала Изабель Шону.

– Бьюсь об заклад, он не захочет, чтобы грязный сирота залил кровью его постель, – заявил Брет.

– Он может взять мой спальник, – предложил Шон, великодушный, как всегда.

– Я уверена, мистер Максвелл не будет против. Он сам предложил воспользоваться его кроватью, – Изабель вошла за ними в хижину. – Я посмотрю, удастся ли найти какие-нибудь лекарства.

Изабель пришла в ужас от кухни Джейка, выглядевшей так, словно ею не пользовались недели, а может быть, месяцы. Она не нашла ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего лекарства, кроме нескольких бутылок виски. Очевидно, Джейк Максвелл никогда не болел и не бывал ранен, а если это случалось, то пил, пока мать-природа не завершала процесс выздоровления. Еще она нашла немного свиного жира. Он был старым, но сгодится. Девушка подошла к двери.