— Несколькими словами ты обратила в бегство храбрых рыцарей, — сказал Годрик. — Защитила и дом, и мужа. Может, в тебе возродился дух леди Бельфлёер? Мне бы этого не хотелось. Не очень приятно быть женатым на духе собственной прабабке. Есть в этом что-то греховное, не находишь?

— Нахожу, что ты болтун, — сказала Эмер. — Иди и работай. Твоей жене необходимо новое платье, сам сказал. И ответь мне: откуда они узнали, что ты здесь? Не Сибба же проболтался?

— Сплетни при дворе расходятся очень быстро. Думаю, это не последняя встреча с прошлым. Как бы не приехали и другие гости.

Он оказался прав, и спустя дней пять или шесть, когда Эмер выметала сор из кузни, она остановилась на пороге, как вкопанная, внезапно увидев, кто ждет на великолепном вороном коне во дворе.

Тилвин. Тилвин в красивом парчовом плаще, расшитом золотом, в кожаных сапогах с отворотами. На голове у него была шляпа с вороньими перьями, а меч был в новеньких ножнах с тиснением и золотыми колечками.

— Похоже, это к тебе, — сказал Годрик. Он стоял на пороге кузни, перекатываясь с пятки на носок, и глядел на Тилвина очень уж задумчиво.

— Здравствуй, Эмер! — сказал Тилвин, не обращая внимания на Годрика. — Можно мне поговорить с тобой?

Эмер нервно оглянулась на мужа, но его лицо не выражало ни гнева, ни недовольства — вообще ничего.

— После того, что случилось, я не желаю разговаривать с тобой, — сказала она.

— Ты рассержена на меня, понимаю, — заговорил Тилвин своим обычным мягким и сдержанным тоном. — Но и ты пойми. Я полюбил, я подумал, что небезразличен тебе, потерял голову. За это можно наказать, но не надо ненавидеть. Разве ты не можешь простить одну мою ошибку? В память о дружбе, что была меж нами?

Потупившись, Эмер кусала губы. Она видела от него столько добра. Действительно, неужели один-единственный промах заставит позабыть о том хорошем, что он для нее сделал?

— Годрику ты все прощала, — подлил масла в огонь Тилвин, словно почувствовав ее смятение.

— Хорошо, — она передернула плечами и повернулась к мужу. — Можно с ним поговорить?

— Зачем спрашиваешь разрешения? Хочешь — поговори.

— Я ненадолго…

Он вернулся в кузницу, показывая, что ему безразлично.

Эмер подошла, пряча руки под передник, чтобы Тилвин не увидел, какими израненными и черными стали ее пальцы, и смотрела исподлобья.

— Отойдем в сторону, — предложил Тилвин. — Чтобы нам никто не помешал.

Он спешился и повел жеребца в поводу. Привязал под буковым деревом коня и снял перчатки, задумчиво дергая за каждый палец.

— Откуда тебе известно, что Годрик здесь? — спросила она. — Или ты оказался здесь случайно? Неужели Эстландия — такая маленькая страна, что нас не могут оставить в покое?

— Нет, не случайно. Узнал от сэра Ламорака, он рассказал, что они приезжали сюда проведать старого друга.

— Проведать! — фыркнула Эмер. — Ты тоже приехал… проведать?

— Я приехал к тебе, — сказал он значительно и расстегнул плащ, бросая его поперек седла.

Квезот на Тилвине тоже был богатый, и показался Эмер знакомым.

Она пригляделась внимательнее и возмущенно вскрикнула:

— Это же квезот Годрика!

Тилвин приосанился:

— Да, теперь красивые одежды ему ни к чему. Тебе нравится?

Но Эмер будто его не слышала:

— Как ты мог надеть квезот Годрика?! Снимай, немедленно! — и она даже вцепилась в рукав, принуждая поскорее разоблачиться.

Тилвин растерянно и поспешно расстегнул ремень и снял верхнюю одежду. Эмер забрала квезот, комкая и прижимая к груди, а потом снова ахнула:

— И котта Годрика! Снимай сейчас же!

Только когда Тилвин послушно начал стягивать котту, девушка опомнилась.

— Оставь, — она бросила квезот ему под ноги. — Конечно, все это ему не нужно. Это Отсрюд отдала тебе одежду брата?

— Не брата, — поправил он ее, поднимая квезот, и Эмер поняла, что не ошиблась.

— Маленькая дурочка, — сказала она в сердцах. — Так о чем ты хотел поговорить?

— Почему бы тебе не вернуться со мной?

Эмер снова оглянулась — слышит ли Годрик, но он вернулся в кузницу, словно его и не интересовало, что его жена осталась наедине с человеком, который готов был за нее драться.

— Вернуться куда? — спросила она резко. — К королеве, от которой я убежала?

— Нет, в Дарем.

Эмер вскинула брови.

— В Дарем? Да ты бредишь. В качестве кого я туда вернусь? Теперь я даже не бывшая хозяйка.

— Вернешься моей женой.

Опять он за свое! Притопнув в досаде, Эмер постаралась свести опасный разговор на шутку:

— Я жена кузнеца, где уж мне мечтать стать женой начальника стражи. Прости, я пойду, Годрик ждет…

Но он проворно схватил ее за руку, останавливая.

— Ты вернешься не женой начальника стражи, а хозяйкой Дарема.

— Отпусти-ка меня, прежде всего, — потребовала Эмер, и он послушно разжал пальцы, давая ей свободу. — И объясни, что значат твои слова. Хозяйка Дарема — леди Фледа. Или Острюд, если леди Фледа занемогла.

Она заинтересовалась, и Тилвин улыбнулся, что его речи подействовали.

— В Дареме нет хозяйки, — сказал он. — Зато там есть хозяин. И он сейчас одинок.

Оттянув ворот котты, Тилвин достал из-за пазухи нечто, висящее на золотой цепочке, и Эмер поняла, что это — прежде, чем увидела.

— Печать Фламбаров! Откуда она у тебя?

— Теперь она моя по праву, — сказал Тилвин, любуясь, как играет солнце на отполированных гранях сердоликовой печати. — Теперь Дарем и кузнечные деревни принадлежат мне. Так решила королева.

— Ее Величество отдала тебе Дарем?! — Эмер не верила собственным ушам, но печать в руках Тилвина была вернее всех доказательств. — Ты женился на Острюд?

Он спрятал печать и покачал головой:

— Как я могу жениться на ком-то, кроме тебя? Ты все еще не веришь, что моя любовь к тебе неизменна, как скалы Дувра? Мир рухнет, а они будут стоять.

— А куда подевалась Острюд? — пресекла она его любовные песни. — Ты нравился ей. Даже слишком. Как она смогла отдать тебе Дарем, если не посредством женитьбы?

— Острюд ушла в монастырь.

Если бы с неба спустились вестники, объятые ярким пламенем, Эмер была бы меньше изумлена.

— В монастырь? Острюдка? Разве это возможно?

— Что может быть невозможного, когда душу позвали небеса?

— Но только не ее душу… — пробормотала Эмер. — А почему ты не зовешь вернуться Годрика?

— А зачем мне его звать? — холодно спросил Тилвин.

— Но ведь все это принадлежит ему.

— Сыну вилланки?

— Пусть он и сын вилланки, но вы росли, как братья. Ты мог хотя бы поделиться с ним, разве не догадываешься, как он бедствует?

— Он это заслужил, — Тилвин окинул презрительным взглядом кузницу. — Забыла, как он обращался со мной? А с тобой? Он всегда считал меня худородным. Пусть теперь на собственной шкуре почувствует, каково это.

Эмер замолчала. Ей было не по себе. Что-то подтачивало сердце, что-то холодило, как сквозняк. Слова Тилвина вызвали тревогу. Но почему? И вдруг все стало ясным, как июньское небо.

— Как интересно ты сказал, а я ведь только сейчас поняла. Твоя любовь, как скалы Дувра? Неизменна? — спросила она.

— Именно так. Ты видишь в этом что-то смешное?

— А твоя верность лорду Саби так же неизменна? — Эмер впилась в него взглядом.

Она не ошиблась. Тилвин опустил ресницы, и на губах его появилась странная полуулыбка. Он ничего не ответил, не возразил, и для Эмер это было подтверждением ее догадок.

— Ты — шпион тайного лорда, — сказала она. — Ты лично получил от него указания следить за Годриком, и ты проследил — узнал, что Годрик общается с Кютерейей, которая связана с мятежниками. Может, ты и убил ее? За то, что вызнала слишком много?

— Нет, к этой смерти я не причастен, — быстро возразил он. — Но тебе-то откуда это известно?

— Птичка нашептала, — отрезала Эмер.

— Тебе рассказал Годрик, — Тилвин нахмурился. — Дурак пустоголовый. Этим он подставил тебя под удар. Но я и правда люблю тебя, что бы ты об этом не думала. И сегодня я забуду все, что ты сказала. Только остерегись говорить подобное кому-нибудь другому. Шпионы милорда повсюду.