Голая Эмер повергла их в остолбенение. Несколько секунд в спальне царила могильная тишина, а потом Острюд завизжала, как резаная, а монахиня разразилась молитвами, больше напоминавшими проклятия.

Эмер схватила рубашку и поспешила укрыться за балдахином, желая провалиться сквозь каменный пол.

— Что здесь происходит?! — прогремела леди Фледа. — Годрик! Почему твоя жена ходит в таком неподобающем виде?!

— Ну что вы взъярились, — ответил этот негодник, — у моей жены свои привычки. Разве вы не знали, что в Вудшире люди предпочитают ходить голыми? Жена говорит, что так полезнее для здоровья — тело приобретает особую гибкость и выносливость…

— Что за бред?! — возмутилась леди Фледа, позабыв, что благородной даме приличествует держать себя в руках при любых обстоятельствах.

Годрик покаянно вздохнул:

— Бред, ваша правда, леди Фледа. На самом деле, моя жена так торопилась исполнить супружеский долг, что едва я переступил порог спальни, сбросила с себя одежду и помчалась закрывать двери. Я даже не успел сказать ей, что вы вместе с матушкой настоятельницей пожелали сегодня навестить нас, чтобы прочитать молитву по соглашению над брачным ложем.

От такой бессовестной лжи Эмер потеряла дар речи. Она кое-как натянула сорочку и теперь чуть не плакала от пережитого унижения.

— Ты… ты… — она выглянула из-за балдахина, но свекровь приказала ей замолчать.

— Вы разочаровали меня, невестка! — отчеканила она. — Моя дочь так невинна, какой пример вы подаете ей своей распущенностью?

— Распущенностью? Помилуйте, о чем вы… — Эмер почувствовала, как злые слезы наворачиваются на глаза. — Это вы вломились в мою спальню без стука! Разве леди так поступают?

— Мы ещё и виноваты?! — вмешалась в разговор монахиня. — Постыдились бы, молодая женщина! Даже новобрачной надо вести себя скромнее! Пойдем, Острюд, я дам тебе успокоительных капель… И надо прочитать молитву святой Медане, чтобы уберегла от кошмаров…

— Мы удаляемся, — сказала леди Фледа, бросая на Эмер убийственный взгляд. — Поговори со своей женой, Годрик. Не знаю, как в Вудшире, но в Дареме женщине не пристало скакать голой.

Дверь за ними оглушительно захлопнулась, и шаги вскоре затихли. Эмер обернулась к Годрику, объятая праведным гневом, но на него это не произвело никакого впечатления, ибо он хохотал.

— Ты умышленно подстроил, — догадалась Эмер. — Я тебе физиономию разобью, красавчик.

— Все получилось само собой, кровожадная тролльчиха! Ещё скажи, что я заставлял тебя раздеваться.

— Мерзавец!

— Монахиня — наша троюродная тетушка, она специально пропустила свадебные гуляния, чтобы не впадать в искус, — объяснил Годрик, словно не замечая оскорблений. — В какой ужас ты ввергла бедную старушку! Теперь она будет всем рассказывать, как распущенны девицы из Вудшира.

— Лжец!

Эмер схватила со стола пустой кубок и швырнула Годрику в голову, но тот ловко увернулся и продолжал:

— А сестра и так рассказывала всем, даже слугам, что ты совсем заездила меня в первую брачную ночь. Теперь она уверится, что ведьмы, бесстыднее тебя, Эстландия не видала со времён сотворения!

— Я тебя задушу собственными руками! — Эмер забыла об осторожности и бросилась на мужа с явным намерением проредить ему волосы и наставить синяков.

Но Годрик был готов к нападению. Он перехватил Эмер за руку и вывернул уже знакомым приемом, заставив поцеловать собственные колени. Воительница тут же присмирела, боясь шевельнуться, но оскорблять его не перестала:

— Варвар!

— Сегодня у тебя не получится побить меня…

— Людоед!

— Ведь сегодня я не пил бурды, что ты мне подлила в прошлый раз…

— Мерзавец!

— Ты повторяешься, милая жёнушка, — он подволок её к двери и вышвырнул за порог легко, как котёнка.

Эмер отлетела к противоположной стене и немедленно выпрямилась, потирая помятую руку.

— У тебя есть комната — туда и иди, — сказал Годрик. — А в мою спальню больше не зайдешь.

Дверь захлопнулась, и Эмер осталась одна в темном коридоре, босая и раздетая, если не считать рубашки. Годрик снова открыл двери, и девушка с надеждой подалась вперёд, но он всего лишь выбросил её платье и свой плащ.

— Оденься, — сказал он презрительно. — Одно дело — бегать нагишом по спальне, и совсем другое — по замку, где полно мужчин. Не смущай моих людей. Пока ты ещё леди Фламбар, веди себя достойно этого имени.

Он опять захлопнул дверь, а Эмер наощупь нашла и подняла одежду и сразу же набросила на себя плащ. Хотелось умереть прямо тут же, но стучать и просить, чтобы Годрик её впустил, она сочла ниже своего достоинства.

Каменные ступени неприятно холодили босые ступни. Эмер вышла на замковую стену, и тут выдержка ей изменила. Вокруг не было ни души, и даже ночная стража бродила где-то выше — слышались их голоса, далёкие, слов не разобрать. Майская ночь была тихой и тёплой, такие ночи бывают только весной, при полной луне. Но сегодня луна спряталась за облаками, как будто и ей было стыдно за Эмер. Кутаясь в плащ и прижимая к груди скомканное платье, Эмер брела вдоль забрала, кусая губы.

Проклятый Годрик!

Почти рядом раздался девичий нежный голос, которому вторил приглушенный мужской, и Эмер поспешила укрыться в каменной нише за статуей небесного вестника. Мимо прошла парочка — наверняка кто-то из прислуги встречался тайком с кем-нибудь из стражников. Послышался шепот и звуки поцелуев.

Это было уже слишком, и Эмер сползла на каменные плиты, желая стать маленьким камешком, совсем незаметным, хотя здесь её могло увидеть только яркое пламя, но и оно сладко почивало до утра.

Она набросила на голову плащ, желая исчезнуть для всего мира, и едва не плача от злости и обиды. Посмеялся и выгнал! Посмеялся над ней при матери и сестре! При Острюд, этой злючке-острячке! И при тётке-монахине! Эмер даже застонала от мысли, что придётся смотреть им в глаза.

— Кто это здесь спрятался? — раздался рядом знакомый голос. — Неужели госпожа невестка решила уединиться?

Эмер со вздохом стащила плащ с головы:

— И ты смеешься надо мной, Тиль.

— Нет, не смеюсь, — с улыбкой заверил её Тилвин, подавая ей руку, чтобы помочь подняться. — Просто рад видеть тебя. Так неожиданно и приятно. Что ты здесь делаешь? Играешь в прятки с моим кузеном?

— Если бы, — Эмер тщетно пыталась сдержать слёзы, но в присутствии Тилвина они пролились против её воли.

— Зачем плачешь? — испугался он. — Неужели… неужели мой кузен тебя обидел? — в голосе его послышались угрожающие нотки, и Эмер поспешно схватила рыцаря за руку, удерживая подле себя.

— Нет, он не обидел, — заверила она. — Это я повела себя, как дурочка. Как глупая девица из провинции. Деревенщина!

И она расплакалась уже по-настоящему, со всхлипами и пристонами.

— Ты не дурочка и не деревенщина, — успокоил её Тиль, осторожно обнимая за плечи и притягивая к себе. Она не противилась и уткнулась лбом ему в грудь.

— Ты хорошая, добрая и красивая, — продолжал он. — И все в Дареме тебя любят.

— Не все, — выдохнула Эмер. — Некоторые очень даже ненавидят.

— Ну, расскажи, что случилось?

Ему пришлось долго уговаривать её, и в конце концов Эмер поведала об игре в королевского дурака, бесславном проигрыше и появлении свекрови.

— Высокомерный сопляк! — сказал сквозь зубы Тилвин, сжимая кулаки. — Он нарочно устроил это.

— Ему просто всегда везёт, — всхлипнула Эмер. — Даже в карты. Но зачем он так опозорил меня перед матушкой?

— Везёт?! — было похоже, что Тилвин рассвирепел не на шутку. — Да он играл двумя колодами!

— Двумя колодами? — слёзы в глазах Эмер высохли мгновенно. — Хочешь сказать, он мошенничал?

— И самым наглым образом! Когда мы были маленькими, должность старшего ловчего в Дареме занимал некий Од Буссоль. Ловчим он был плохим, но карточным жуликом — превосходным. Годрик ходил за ним, как привязанный, и многому научился. С ним никто никогда в карты не садится играть, потому что он постоянно мошенничает! Причем не ради денег, а так, для собственного удовольствия. Но поступить подобным образом с тобой… это низко!