Что-то новое было в его голосе, и Эмер, поколебавшись, отодвинула засов. Она готовилась дать недюжинный отпор, если Годрик полезет драться, но он проскользнул в комнату, и вид у него был совсем не воинственным.

Его плащ, в котором он выпроводил жену в прошлый раз, висел за дверью. Годрик едва успел накинуть его на плечи, как в комнату ворвались леди Фледа и настоятельница Мод. Обе пылали праведным гневом и ждали объяснений. Тилвин тоже пришел с ними, но держался поодаль, даже не переступив порога.

— Как ты объяснишь это, Годрик?! — напустилась леди Фледа.

Настоятельница энергично закивала, поддерживая вопрос и возмущение, и пылко осенила себя знаком священного пламени.

— А что случилось? — спросил Годрик с такой спокойной невозмутимостью, что Эмер невольно прониклась уважением. Он еще и улыбался — вежливо, холодно, всем своим видом показывая, что его удивляют и утомляют подобные расспросы. Словно это не он бегал только что голый с проклятиями и воплями по саду.

— Ты еще спрашиваешь?! — настоятельница и леди Фледа переглянулись, и стало особенно заметно, насколько они похожи — тяжелыми подбородками, маленькими, глубоко посаженными глазами и выражением попранной добродетели на лицах.

Тилвин за их спинами закусил губу, скрывая усмешку, а Эмер робко вышла вперед, покаянно склонив голову.

— Простите, матушка, — сказала она и даже сложила на груди руки, как во время молитвы, — это целиком и полностью моя вина.

— Да, верно — её, — подхватил Годрик, похлопав Эмер по плечу.

— Ваша, дорогая невестка? — строго спросила леди Фледа.

Эмер понурилась и затеребила концы пояска:

— После внушения, которое вы мне устроили недавно… насчет того, что я веду себя чересчур развязно в собственной спальне… я решила исправиться. Но мой муж проявил… э-э… излишнюю пылкость сегодня, когда я прислуживала ему во время купания. Я отказала, напомнив ваши слова, милая матушка. Женщина должна быть скромна, сказала я, даже наедине с мужем. Но мой господин Годрик проявил… э-э… излишнюю настойчивость. Я пыталась уговорить его, напоминала о целомудрии и воздержанности, которые должны быть спутниками семейной жизни, но он…

— Ты что болтаешь? — спросил Годрик углом рта.

— Говорю чистую правду, — затараторила Эмер, — не буду же я лгать матушке? Так вот, супруг выказал настойчивость, я тоже проявила непреклонность и пожелала выйти из мыльни. Но он бросился за мной вдогонку, даже не одевшись! Я закрыла глаза, матушка! Вот так! — она тут же шлёпнула ладони себе на глаза. — Вот так закрыла! Чтобы ничего не видеть! И побежала!.. Побежала изо всех сил, матушка!

— Как же ты бежала с закрытыми глазами, врушка? — не выдержал Годрик, но его слов уже никто не услышал.

— Возмутительно! — настоятельница принялась ахать и причитать на разные лады. — Многое можно списать на молодость лет, но не подобную распущенность!

— Думала, ты проявишь больше благоразумия, Годрик, — сказала леди Фледа ледяным голосом. — Я сразу поняла, что тебе пришлась по сердцу супруга, но не надо… выказывать свою любовь столь сильно и открыто. Помни, ум — молчит, кричит — глупость. И только глупец милуется с женой при всех.

— Пришлась по сердцу? — переспросил Годрик. — Это так вы меня понимаете, леди Фледа?

— Брось, муженек, — сказала Эмер застенчиво, — не пристало тебе говорить с матушкой неуважительно. Просто извинись и попроси великодушно забыть то, что мы сегодня видели в саду. Да по правде, не такое уж и зрелище — твои бубенчики… Ой! — она вытаращила глаза, зажав рот двумя руками.

Тилвин отвернулся, чтобы скрыть усмешку, а леди Фледа схватилась за сердце.

— Покаяние! Покаяние! Неслыханная распущенность! — снова заахала настоятельница, видимо, картина, которую она наблюдала, снова возникла в ее памяти во всех красочных подробностях.

— Яркое пламя! — простонал Годрик, отходя к окну, чтобы избавить себя от женского общества.

— Мы больше не будем, леди Фледа, — сказала Эмер детским голоском. — Не беспокойтесь, я поняла ваши наставления и прослежу, чтобы их понял и уяснил и мой муж.

— Очень на это надеюсь, дорогая невестка.

— Тысячу поклонов, чтобы замолить грех! — встряла настоятельница.

— Прослежу и за этим, преподобная тетушка, — сладко пропела Эмер.

Наконец, дамы удалились, и Эмер выскочила на лестницу, заверяя их, что немедленно займется воспитанием супруга и посылая воздушные поцелуи вслед.

Тилвин задержался.

— Не лучше ли тебе уйти с нами? — спросил он тихо, указывая взглядом в сторону Годрика, который глядел в окно, уперевшись лбом в верхнюю перекладину рамы.

— Останусь, — сказала Эмер так же тихо.

— Он зол на тебя…

— Это я зла на него. Не беспокойся, я ничуть не боюсь, да и он присмирел. Не находишь?

— Да уж, смирен, как ягненок, — Тилвин хмыкнул и тут же покосился в комнату — не услышал ли Годрик. — Твоя месть превзошла все ожидания. Такое в Дареме забудут нескоро.

— На то и расчет, — сказала Эмер, приняв отчаянно хитрый вид.

— Сэр Тюдда, вы сопровождаете нас? — послышался снизу недовольный голос леди Фледы, и Тилвин поспешил спуститься.

— Удачи и радости! — помахала ему Эмер на прощанье рукой, потом глубоко вздохнула и вошла в комнату.

— Славно позабавилась? — спросил Годрик, не поворачивая головы.

— Что заслужил — за все ответ

Получишь ты сполна, -

прочитала Эмер наизусть стихи из священной книги.

Она все еще не знала, как вести себя с мужем дальше. Но гнев его поутих, это было несомненно.

— Ты еще и Писание знаешь, маленькая деревенщина?

— И еще много чего, чтобы сбить с тебя спесь.

Годрик покосился в её сторону, и Эмер показалось, что он пытался сдержать улыбку.

— Отличный вид, — сказал он, указывая на реку, и продолжил: — Значит, решила объявить войну?

— Это ты воюешь со мной, а у меня не было такого желания.

— Ну да. Еще скажи, что история с вином была случайной. Что это, если не война? А? Эмер из Роренброка?

— Я никогда не начинаю войну, но никогда от неё не отказываюсь, — сказала она, дерзко выставив подбородок.

— Ого! Слова короля Гарольда Прекрасноволосого? — теперь Годрик рассмеялся по-настоящему.

Эмер не смогла противиться его обаянию и тоже широко улыбнулась. Яркое пламя! Чего бы она ни отдала, только бы он смеялся рядом с ней, а не над ней.

— Когда леди Фледа решила подарить тебе эти покои, я был против. А теперь думаю, что это — провидение небес. Полвека назад здесь жила моя бабка, леди…

— Только не надо опять про своих предков и их глупые обычаи! — быстро сказала Эмер. — Всё равно не поверю ни одному твоему слову!

— А сейчас я как раз и не шучу, — он улыбнулся, и гнев Эмер утих сам собой.

— Ладно, ври дальше, — сказала она, потеснив его от окошка, и тоже облокотилась о подоконник, любуясь окрестностями.

Как же славно жилось бы здесь, не будь Годрик такой высокомерной заразой. Эмер поймала себя, что думает о муже без обиды, и тут же попеняла мысленно собственному мягкосердечию. Она и вправду глупая деревенщина, если растаяла от пары добрых слов и нескольких улыбок.

— Здесь жила леди Бельфлёр, она вышла замуж за моего деда. Когда Дарем оборонялся против мятежного герцога Аскеля, дед был тяжело ранен. Начальник стражи, оставшись без командира, подумывал сдать крепость, но леди Бельфлёр назвала его трусом, надела латы мужа, запретила говорить простым воинам о его ранении и вышла на стены замка. Она обороняла Дарем под личиной лорда две недели и трижды участвовала атаках, гарцуя на дедовом коне и так ловко управляясь мечом, что никто не заподозрил подмены.

— Героическая женщина… — сказала Эмер благоговейно. — Я не слышала ничего подобного, и даже не представляла, что такое бывает в Эстландии.

— Что ты знаешь, глупая маленькая провинциалка? — добродушно ответил Годрик.

— Не такая уж я и маленькая, — ответила Эмер, раздумывая, стоит ли обижаться на «провинциалку». Оставив гордость, она спросила: — И чем закончилась история про леди-рыцаря?