Увы, с еще большей горечью эти слова можно повторить и сегодня, сто с лишним лет спустя.

Н. Н. Страхов далее писал: “Все это, и лучше и яснее всякого, видел и чувствовал Аксаков. Потому больше чем когда-нибудь ему стало тяжело перед смертью. Не могу выразить, как изумили, как больно поразили меня несколько унылых слов, вырвавшихся у него в последних письмах, и тем сильнее поражавших, что выходили из уст такого богатыря. “Чувствуешь, — писал он между прочим, — что настоящий переживаемый нами период — долгий период, и его ничем не сократишь”. И вот ему не довелось пережить этот период. Смерть избавила его от этого страдания... Нет, для себя он вовремя умер. Благочестивые люди верят, что смерть всякого человека совершается не без соизволения Божия. И на этот раз мы как будто можем понять смысл этого соизволения. Аксаков довольно потрудился. И верный раб наконец был отпущен от своей работы. Что с нами будет? Конечно то, чего мы заслуживаем”.

Словенская газета “Уставност” в одно время с Н. Н. Страховым писала: “Все заслуги и обширную деятельность Аксакова оценят лишь потомки через несколько поколений, оценит история”.

Надеюсь, пришло то время. Как и надеюсь, что имя И. С. Аксакова у нас не столько в прошлом, сколько в будущем. Только реально нужно смотреть в это будущее: все сказанное им и Ф. М. Достоевским о великом предназначении России верно только в случае, если она снова будет сиять тем огромным духовным значением, если она снова будет тем “высоким организмом”.

Сегодня, как никогда, злободневны слова из чешской газеты “Harodni Listy”: “Да, конечно, в Аксакове народ русский потерял одного из величайших деятелей, а все остальное славянство потеряло защитника и преданнейшего друга. Но потеряли ли мы его целиком и совершенно? Никоим образом. Люди такого духа и значения оставляют по себе для счастья народов светлый путь, ничем не затмеваемый: это лучи светлых идей, которые освещают потомству путь и тогда, когда уже самая звезда потухла”.

Какое новое Слово, о котором говорил И. С. Аксаков, нужно современному миру? Кто скажет его? Тем более что одного лишь слова ныне мало. Не одно великое дело в России мы заговорили и тем самым отдали в чужие руки. Давно уже нужно конкретное, практическое дело. И. С. Аксаков доказал, что оно, несмотря ни на что, возможно. Иначе говоря: кто ты, где ты, новый Иван Аксаков?

Путь для него во многом расчистил Святитель Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, который, может, не случайно начал свое служение Богу и русскому народу в аксаковских местах, на стыке Европы и Азии, но, если честно признаться самим себе, его Слово мы тоже не услышали, тем более не последовали ему…

Одна из статей И. С. Аксакова в “Руси”, написанная 10 марта 1881 года, после убийства императора Александра II, называлась “Пора домой!”: “Да, в Москву... Пора домой! Пора покончить с петербургским периодом русской истории, со своими кровавыми преданиями переворотов, измен, крамол ХVII и XIX веков! Пора наконец средоточию государственной власти переместиться с крайней окраины государства в историческое средоточие русской земли, — то средоточие, которое создало саму власть, дало ей историческое бытие, оправдание и освящение...”.

Увы, теперь нужно бежать и из Москвы; уже сданы врагу и московские бастионы, мухами засижено и загажено историческое средоточие русской земли. Где ныне спасение? В народной глубинке? Но есть ли еще она — в том смысле, в каком мы до сих пор ее понимали, как сокровищницу и твердыню народного духа? Впусте стоит коренная сельская Русь. Страшны результаты последней переписи: большинство еще недавно считавшимися живыми сел и деревень пусты или в них осталось по 2—3 жителя. Ныне “пора домой” — это значит: сжать зубы и заняться собой, отказавшись от каких-либо мессианских иллюзий. Ныне думать о славянах — это, прежде всего, спасать Россию. Слабая Россия никогда не станет центром притяжения. Мы считаем себя русскими, но на самом деле русские ли мы? Русских отличала отвага и бесстрашие смотреть в будущее. Пора вставать с колен, как это ни трудно. Иначе говоря, пора снова становиться русскими. Хотя даже сам призыв подняться с колен ныне может быть расценен как проявление экстремизма. Снова стать русскими — это значит стать православными, и Бог подскажет, как, с одной стороны, перебороть уныние и отчаяние, с другой — избежать очередного подсунутого сатаной искушения построить рай на Земле.

Одному из своих оппонентов И. С. Аксаков 100 с лишним лет назад отвечал: “О, если бы в самом деле все спасение России зависело от какого-нибудь готового проекта, — если бы только преподнесением публике “реальной формы” с кафедры, в речи какого-нибудь оратора, разрешался весь многотрудный и многоскорбный вопрос нашей современной поры!.. Не форма создает содержание, а содержание должно создавать себе форму; форма сама по себе не обладает никакой творческой силой: сила в духе, влагаемом в форму.... Так начните с того, чтобы сперва искренне и вполне усвоить своему сознанию самые эти начала, которые вы же называете “русскими”, усвоить до степени самодействующей творческой силы, — проникнуться духом родной земли. “Величайшая из революций”, по выражению Вольтера, реально преобразившая весь мир, — христианство, при своем появлении не предложило никаких реальных форм, а призвало мир — гласом вопиющего в пустыне — к  п о к а я н и ю, а затем именно к усвоению душе только начал (любви и веры), по-видимому, самых отвлеченных и бесформенных...

Нам также нужно покаяние, — покаяние, так сказать, умственное; нужно исправление нашего сознания и обновление духа; нам, то есть всей так называемой интеллигенции, более или менее руководящей судьбами нашего отечества. Все бытие наше изолгалось... Наш недуг долгий, давний, хронический. Из хронического он перешел в острый, или, вернее, хронический недуг усложнился еще и острым... Поэтому и нужно прежде всего учинить диагноз, точное и верное определение болезни, причем сам собой определится и способ лечения и решится вопрос: какие именно полезные средства — так называемые героические или медленно действующие, например органические законодательные меры, общественное воспитание и т. д. ... Недуг громаден, но соразмерна ему и громадная крепость организма. Русь сладит с болезнью. Народ сохранил в себе запас силы непотраченной, уберег свои коренные начала, не поддался никаким своим опасным искушениям и соблазнам, не освятил добровольным участием и согласием никакого нарушения своего внутреннего строя, не уложился ни в одну заготовленную форму заграничного идеала, — и этим своим безучастием, бездействием, этою благодетельною неподвижностью, так часто осмеянною и непонятною, спас себя и нас...”.

Можем ли мы сегодня утверждать, что соразмерна недугу крепость русского народного организма и что народ сохранил в себе запас силы неистраченной? Что он не поддался никаким опасным искушениям и соблазнам, не освятил добровольным участием в нарушении своего внутреннего строя? Увы... Эти 100 с лишним лет были, может, самыми страшными в судьбе русского народа, а значит, и всего славянства: две мировые войны, три обрушенные на Россию революции, гражданская война, коллективизация, еще одна революция и расколлективизация. И в этих кровавых внутрирусских войнах гибли лучшие из лучших. В течение этих 100 с лишним лет шел жестокий и целенаправленный геноцид русского народа, как, впрочем, параллельно шел геноцид сербов, болгар, окатоличившихся поляков, которые давно перестали быть хозяевами в своей стране, а русский народ, вместо того чтобы противостоять геноциду, как бы даже содействовал ему. А если и противо­действовал, то только тем, что по-прежнему “не уложился ни в одну из заготовленных форм заграничного идеала — и этим своим безучастием, бездеятельностью, этою своей благодетельною неподвижностью... спас себя и нас”.

Но сколько можно спасаться лишь бездействием и благодетельною неподвижностью? И так ли уж они благодетельны? На самом деле — спас ли он этим себя? He обманываем ли мы сами себя? Не идеализировали ли братья Аксаковы русского человека? Константин Сергеевич возводил в достоинство, грубо говоря, “негосударственность” русского человека, но достоинство ли это, если на шею нам садятся все, кому только не лень? А мы при этом претендуем на ответственность за все славянство и даже за все человечество.