Что же касается колокола, посоветовался я с председателем попечитель­ского совета Аксаковского фонда Виктором Александровичем Пчелинцевым, и решили мы пожертвовать по скудным возможностям нашим на 40-килограм­мовый колокол — небольшой, конечно, но средства-то в фонде мизерные, складываются из благотворительных пожертвований, а их все меньше и меньше. Позвонил в Каменск-Уральский, что под Екатеринбургом, своему давнему знакомому, одному из лучших колокольных мастеров России Николаю Геннадьевичу Пяткову. Его колоколa, в свое время отлитые в долг (“когда будут деньги, тогда и заплатите”) из меди, пожертвованной заводом “Уфим­кабель”, говорят в Дмитриевском храме Аксаковского историко-культурного центра “Надеждино”, его колокола говорят в Свято-Никольском храме в Николо-Березовке. Его колокола много где говорят, начиная с храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве и кончая православным храмом в Анкоридже на Аляске.

— Очередь у меня большая, — сказал Николай. — Только если в декабре.

— А мы хотели к Пасхе.

Помолчав немного, Николай вздохнул:

— Ну ладно, к Пасхе, так к Пасхе. Если до 1 апреля перечислите деньги.

Через некоторое время позвонил я Николаю снова: узнать, получил ли деньги, да и сказать, что окончательно решили торжественно открыть храм за неделю до Пасхи, в Вербное воскресенье.

— Ну ладно, раз такое дело, сегодня в ночь зальем. Форма уже готова. Только я тут немного посамовольничал. В знак нашей дружбы и из уважения к трудам твоим во славу России я отлил тебе не 40, а 100-килограммовый Благовест и к заказанной тобой надписи “От Аксаковского фонда” добавил: “...и от раба Божьего Михаила”.

...Мне доверили первому ударить в колокол. Мне казалось, что его звон слышат не только мои предки и односельчане, что лежат рядом под березами на доселе бесприютном сельском кладбище, что его слышат все мои близкие и дальние родственники, которые не вернулись с разных войн, пав за Родину и за други своя, и даже те, вроде моего отца, кто по той или иной причине вынужден был лечь на чужих погостах.

Легко сразу стало. Больше меня не мучила бесприютность и безответность последнего в этой жизни вопроса. Была надежда, что теперь простят земляки блудного сына и позволят лечь в родную землю...

Я был уверен, что построенная в Михайловке церковь будет освящена во имя архистратига Михаила Архангела, в честь которого в свое время и была названа основанная переселенцами деревня, но неожиданно узнал, что архиепископ Уфимский и Стерлитамакский преосвященный Никон освятил церковь во имя Табынской иконы Божией Матери. Меня это удивило, хотя я знал, что такое бывает в церковной практике, когда восстановленные храмы освящают в честь другого святого или другого евангельского события, но тут вроде было так естественно: деревня основана как Михайловка, полтора века престольным праздником, явно или тайно отмечаемым в ней, был Михайлов день, и вдруг... Конечно, великая честь храму, который освящают во имя Табынской иконы Божией Матери, святыни огромного края от Волги до Тобола, покровительницы уральского казачества, ушедшей в трагическую пору русской смуты с частью русского народа в китайское изгнание и многие десятилетия бывшей там духовной опорой большой колонии русских беженцев,— но тут вроде бы так естественно: деревня была основана как Михайловка... При случае я спросил об этом владыку Никона, но он ответил уклончиво: “В таком отдаленном углу епархии встал новый храм, как ему не быть во славу Табынской иконы Божией Матери, древней покровительницы края! Да и жители так просили...”.

Насчет первого я готов был согласиться. А вот насчет просьбы жителей я почему-то крепко засомневался: Иван Григорьевич Юдин, староста и строи­тель храма, на мой вопрос однозначно ответил: “Так владыка почему-то решил, а нам ничего не оставалось, как согласиться”. Так или иначе, но факт освящения храма в моей родной деревне во имя Табынской иконы Божией Матери глубоко запал мне в душу как промыслительный, прежде всего лично для меня, в ней зародилось смутное предчувствие, что это прямо связано с моей будущей судьбой. Может, это знак мне?..

Известно более 1500 икон Божией Матери, которые почитаются в Русской Православной Церкви как чудотворные. При этом почитание одних чудо­творных икон ограничивается отдельными храмами, городами или местно­стями, а почитание других простирается на территорию нескольких епархий или даже всей русской Церкви. Таковых, наиболее прославившихся и знаменитых икон Божией Матери, насчитывается 197. Все они внесены в Месяцеслов — календарь праздников Русской Православной Церкви — для чествования во время богослужения во всех храмах, как в России, так и за ее пределами.

Из указанных 197 икон — явленных (то есть обретенных, по преданию, неким чудесным образом) только 66. В это число входят иконы, обретенные и прославившиеся не только в Русской, но и в других православных церквах (Кипрской, Константинопольской, на Афоне...). Особенно знаменитых икон на территории современной России насчитывается 120, из которых явленных всего 36 — это за всю тысячелетнюю историю государства.

Среди указанных тридцати шести икон Табынской принадлежит совер­шенно особое место. Она является покровительницей огромного региона России. Крестный ход с Табынской иконой Божией Матери был по времени и по расстоянию самым продолжительным в России. Он продолжался практи­чески весь год. В родную, ныне осиротевшую церковь в Табынске и на место своего явления икона возвращалась лишь на девятую пятницу по Пасхе Христовой, все остальное время была в пути. Она всегда упоминалась в месяцесловах как православная святыня общероссийского значения.

Известный историк Оренбургской епархии священник Н. Н. Модестов, пораженный великим почитанием Табынской иконы на огромной территории России, в 1914 г. в “Трудах Оренбургской ученой архивной комиссии” посвятил ей специальный труд: “Село Табынское и Вознесенская пустынь. Табынская Икона Божией Матери. Крестный ход из села Табынского...”. Возьмем описание иконы, как безусловно авторитетное, из этой работы:

“Получившая свое название от села Табынска, Табынская икона Божией Матери представляет собой, несомненно, один из наиболее древних списков (копий) Казанской иконы Божией Матери, явившейся в Казани в 1579 г. в царствование Иоанна Васильевича Грозного и прославившейся многими чудотворениями. Такою именно, то есть Казанскою, она именуется в “Списке чудотворных икон”.... Что Табынская икона есть действительно копия Казанской иконы Божией Матери, — в этом можно убедиться из сходства изображения Божией Матери и Предвечного Младенца с таковым же изображением во всех списках Казанской Божией Матери.

Но при этом сходстве упомянутых икон есть между ними и различие. Табын­ская икона отличается от Казанской значительно большим размером. Размер Табынской иконы — в вышину с одной стороны 1,5 аршина, а с другой — на полувершок менее, в ширину 1 аршин и 1 с четвертью вершок, а в толщину 1 вершок. Подлинная же Казанская икона Божией Матери, похищенная ... злодеями в 1904 году, как известно, была значительно меньших размеров, о чем свидетельствует признаваемая за точную копию ее Казанская икона Божией Матери, находящаяся в Московском Казанском соборе.

Судя по характеру письма (так называемого греческого) и слишком темному общему (желто-коричневому) тону красок Табынской иконы Божией Матери, можно с несомненностью утверждать, что эта икона очень древнего происхождения и, может быть, почти одновременного с ее подлинником. В пользу древнего происхождения Табынской иконы Божией Матери говорит и та выемка на лицевой стороне иконы, или углубление... Такие выемки на лицевой стороне, заменяющие собой как бы раму, обычно встречаются только на древних иконах. Судя же по значительным размерам этой иконы, можно предположить, что соорудители Табынской иконы предназначали ее не для домашнего употребления, а для помещения в каком-нибудь церковном ико­ностасе...”.