Анатолий Онегов

Буян

Буян i_001.jpg

Почти все мои знакомые, которые держали охотничьих собак, были людьми, не слишком обремененными «государевой» службой, а потому мне казалось, что все эти лаечники, легашатники живут прежде всего ради своего увлечения и только уже потом под свою страсть, под свою охоту с собачкой подбирают себе профессию, никак не мешающую в их главном деле. И только один мой знакомый, державший очень неплохого ирландца, был ответственным государственным работником. Когда-то он редактировал областную вологодскую газету, а дальше — Москва, руководящая издательская работа с ненормированным рабочим днем. Какая уж здесь собака, которая требует внимания, ухода, дрессировки, натаски… Но тем не менее легавую собаку Николай Васильевич Елизаров держал, сам выгуливал ее по утрам и вечерам и, если позволяла работа, по осени обязательно отправлялся вместе со своим ирландцем к себе на родину, в село Воробьево Вологодской области. Там Николая Васильевича всегда ждал его родной дом, а километрах в семи от Воробьева, в деревне Дюрбениха, в то время еще жил-поживал его двоюродный брат Вениамин Александрович. Сюда-то, в Дюрбениху, и посоветовал мне однажды мой сосед по московскому дому заглянуть как-нибудь в поисках Самого Северного Севера.

К тому времени я уже заканчивал Московский авиационный институт, был распределен в ракетную фирму, где недавно приступил к работе, а попутно готовился к защите диплома. Был у меня тогда один грех: я пописывал стишки и в этих стишках почему-то все время видел себя путешествующим по Самому Северному Северу. С Николаем Васильевичем у нас сразу сложились очень добрые отношения. Мне, начинающему поэту, он нет-нет да и рассказывал о своих встречах с тем же Маяковским и, что самое главное для меня, по-моему, внимательно выслушивал мои тогдашние поэтические «шедевры». И вот, когда дело дошло до чтения стихов о Севере, когда я одарил своего доброго знакомого такими строчками, как «Командировка подписана, имя — по паспорту, специальность — поэт, пункт назначения — Самый Северный Север», — Николай Васильевич все-таки не выдержал и поинтересовался: «А где этот ваш Самый Северный Север находится?» Услышав, что для меня это пока только некая романтическая точка на карте, предложил начать свое путешествие на Север именно с Вологодской земли, с той же деревни Дюрбениха, что стоит над веселой речкой по имени Корбаш. Здесь-то, возле этой реки, он, Николай Васильевич, обычно и разыскивает по осени с помощью своей рыжей собачки чудесных осенних дупелей.

Ну а если вологодская тайга, если медведи, рыси, глухари, то какая может быть там охота без собаки… Словом, мой Самый Северный Север, запланированный на следующую осень, прежде всего обернулся непреодолимым желанием завести себе собачку — западносибирскую лайку.

Чудесные это собаки, чудесная с ними охота в наших северных лесах! Ожидание такого счастья прежде всего и наполнило меня, отодвинув на потом все остальные вопросы, например, кто станет ходить за щенком, когда хозяин его с утра до вечера будет пропадать на работе… А что будешь ты делать, если уже завтра, после вручения диплома инженера, приказом Главного конструктора отправят тебя в командировку, но уже не в вольную, поэтическую, а в настоящую, рабочую, и не на десяток дней? Кому поручишь тогда свою собачку?

Хорошо, когда живешь ты в дружной, доброй семье — помогут тебе в крайнем случае твои близкие, возьмут на себя заботу о собачке. А если нет у тебя такой семьи, что тогда? Расстаться с работой, искать какую-нибудь работенку потише, с нормированным рабочим днем, чтобы все остальное время отдавать своему четвероногому питомцу? Или же, если не оставлять работу инженера в оборонке, то расставаться с собачкой, которой ты уже успел отдать не только все свое свободное время, но и самого себя?…

Честное слово, я почему-то совсем не думал обо всем этом, когда отправился после работы в Химки, чтобы вернуться домой с желанным щеночком…

Маленький, как плюшевая игрушка, щеночек всю дорогу спал у меня на груди, а дома, будто здесь он всегда и жил, сразу направился к блюдечку с молоком, вылакал его и, усмотрев неподалеку мягкую подстилку, свернулся на ней калачиком и тут же уснул…

Своего щенка, несмотря на его вроде бы вполне мирный нрав, я назвал почему-то Буяном. Буян! Буян!.. Наверное, это имя появилось прежде всего потому, что своего будущего Буяна я видел отважным зверовым псом, всегда готовым остановить любого медведя, если тот станет угрожать его хозяину.

А пока мой будущий неукротимый Буян, мирно проспав всю ночь, с утра пораньше сполз со своей постели и, оставив на полу приличную лужицу, напрямую отправился к знакомому уже ему блюдечку… Словом, мой дом щенок вроде бы согласно принял. И надо сказать, что вел он себя в городском жилище вполне добропорядочно, и убытка от него никакого особого мне не было, если не считать здоровенную дыру в книжном шкафу, которую однажды он умудрился прогрызть чуть ли не за один подход. А открыв себе дорогу к книгам, мой любознательный Буян прежде всего вытащил оттуда книги по охоте и по очереди приложился к каждой из них. И что интересно: особенно досталось от острых зубов моего щенка небольшой, но очень важной для нас тогда книжечке под названием «Охота с лайкой». К счастью, всю до конца эту книжечку Буян не сокрушил, мне удалось ее восстановить — она-то и служила нам дальше главным руководством при подготовке к настоящей охоте.

Увы, первые месяцы своей жизни Буян вынужден был провести в городе, в квартире. Правда, каждый выходной день я обязательно вывозил своего питомца в лес, все остальное время будущий таежный охотник вынужден был находиться среди запахов городского жилища и тесного московского двора. И только в самом конце зимы нам выпало счастье дней на десять отправиться за город: я наконец получил диплом инженера, а вместе с ним и краткосрочный отпуск до начала работы.

Под Москвой, в поселке Шереметьево, который в то время еще совсем не знал, что такое аэропорт, жила наша знакомая, радушная пожилая женщина. Вот к ней-то и прибыли мы с Буяном и в первый же день по загустевшим февральским сугробам отправились в лес.

Буяну шел уже седьмой месяц, и у меня было очень большое желание показать ему белку, того самого зверька, по которому он прежде всего должен был работать. Когда мы с Буяном только-только подступали к азам охотничьей науки, московские лайки обязаны были иметь полевой диплом прежде всего по белке. И без такого «документа» ни одна лайка не допускалась тогда ни к какой племенной работе. Будет или не будет у нас диплом по белке, меня, увы, уже не очень интересовало, но поставить здесь собаку, показать ей зверька, помочь в работе и в конце концов насладиться этой удивительно тонкой, почти ювелирной работой лайки-бельчатницы мне очень хотелось.

Мне доводилось позже ходить с лайкой и за куницей, и за зверем посерьезней, приходилось встречаться в таежных походах и с самим хозяином тайги — медведем, я мог довольно точно оценить отважную работу хорошей зверовой собаки, но все равно до сих пор считаю, что более красивой, умной, изящной охоты, чем охота с лайкой по белке, наши остроухие кудесники и не знают.

Почему же, желая поставить лайку по белке, я не очень интересовался самим полевым дипломом? А дело в том, что мой Буян, увы, даже при самой высокой оценке его охотничьих качеств уже от рождения не мог претендовать ни на какие выставочные места… По сути дела, эту собачку надо было бы, как выражаются в таких случаях, выбраковать и уж по крайней мере никак не одаривать ее той же справкой о происхождении, которая вроде бы и свидетельствовала, что никаких пороков у собачки при такой справке не может быть и в помине.

Принеся щенка-крошку домой, я уже на следующий день увидел, что мой щенок разноглазый: один глаз у него, как и положено, карий, а другой — голубой… Таких разноглазых собак я встречал иногда среди гончих, которые именовались арлекинами. И эта разноглазость у арлекинов никак не считалась пороком, а была чуть ли не породным признаком. Но у лаек подобные отклонения однозначно определялись, как дефект, порок, который и исключал такую собаку из всех племенных работ, то есть ни выставок тебе, ни наград, ни законнорожденных щенков-наследников. Словом, изгои вы, дорогой товарищ, вместе с вашим разноглазым Буяном — брак, мусор.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: