Новые хозяева вывесили предупреждение: «Всем вассалам рода Асано предписывается покинуть Ако в течение тридцати дней».

Двадцать первого числа пятой луны Кураноскэ, закончив хозяйственные дела, закрыл родовой храм князей Асано — Энрин–дзи.

Некоторое время после сдачи замка Кураноскэ жил с семейством в деревне Осаки на берегу реки Тикуса. Неожиданно от нарыва на левой руке у него начался сепсис. Состояние больного было тяжелое, и командора с трудом удалось спасти.

Поправившись, Кураноскэ отправил жену с детьми в Осаку, провел поминальную службу в храме Кагаку–дзи по случаю ста дней со дня кончины князя Асано, и последовал за семьей, но вскоре перебрался в Ямасину, в пригород Киото, и поселился там под именем Кюэмон Икэда.

Как временный глава теперь уже бывшего клана Кураноскэ имел в своем распоряжении клановую казну, к которой он добавил некоторые суммы из собранных позже долгов. Часть денег была использована на хлопоты по восстановлению права наследования князя Даигаку Асано. С помощью влиятельной родни Асано и настоятеля храма Энрин–дзи он пытался подавать петиции в Совет старейшин и лично сёгуну. Мэцукэ Дзюдзаэмон Араки, симпатизировавший Кураноскэ, после приема замка вернулся в Эдо, где тоже поддержал ходатайство бывших самураев Ако. Однако все старания оказались напрасны — ответа двора не последовало. Кое–кто из ронинов обвинял Кураноскэ в том, что он растратил много казенных средств на пустые хлопоты.

Двадцать шестого числа третьей луны Кодзукэноскэ Кира, которого взял под защиту род Уэсуги, возглавляемый его родным сыном Цунанори, официально подал в отставку с поста придворного церемониймейстера. Отставка была принята одиннадцатого числа двенадцатой луны. Его место на этом посту занял приемный сын (а по крови внук) Сахёэ. Кира сдал правительству сёгуната свою резиденцию в окрестностях замка и получил для проживания усадьбу в районе Мацудзака, в Хондзё. Ронины ободрились в связи с таким перемещением, поскольку усадьбу в Хондзё было гораздо легче взять штурмом.

Тем временем Ясубэй Хорибэ, возглавивший в Эдо группировку непримиримых, стремившихся как можно быстрее отомстить врагу, засыпал Кураноскэ письмами с требованием перейти к действиям. Кураноскэ неизменно отвечал, что время еще не приспело, поскольку сначала надо уладить дела с правом наследования князя Даигаку и попытаться восстановить клан. Чтобы успокоить Ясубэя и его сторонников, он послал в Эдо Соэмона Хару, но эдоским ронинам удалось временно привлечь Хару в свой лагерь. В конце концов Кураноскэ вынужден был сам отправиться в Эдо под предлогом паломничества к могиле князя Асано. На встрече десятого числа одиннадцатой луны с пятнадцатью ронинами в Эдо, получившим позже название «эдоская сходка», удалось убедить фракцию непримиримых подождать до третьего месяца будущего года. Все надеялись, что к тому времени в ту или иную сторону будет решен вопрос с правом наследования.

Ронины, жившие в Камигате (т. е. в Киото, Осаке и окрестностях) вообще были не согласны с тактикой, которую предлагали эдосцы, но тем не менее обе партии признавали своим руководителем Кураноскэ.

Далее Кураноскэ навестил могилу князя Асано в храме Сэнгаку–дзи и нанес визит вдове князя Ёсэн–ин, после чего вернулся в Ямасину.

С наступлением Нового, 1702 года в Ямасине, в доме Кураноскэ, пятнадцатого числа второй луны прошло новое совещание ронинов из Камигаты. Предстояло решить, выступать ли в следующем месяце или ждать еще. После бурных споров решено было снова ждать до третьей годовщины смерти князя, то есть до шестнадцатого числа третьей луны 1703 г. На этом совещании впервые упор был перенесен с вопроса о восстановлении права наследования на месть. Тюдзаэмон Ёсида отправился в Эдо сообщить о результатах тамошним ронинам. Впоследствии это совещание было названо «сходка в Ямасине».

Кураноскэ тем временем умышленно пустился в разгул, посещая «веселые кварталы» Киото. О его пьянстве и разврате говорили повсюду. В народе ходили шутки и каламбуры по его адресу. Вместо «Ако ронин» (ронин из Ако) его именовали «ахо ронин», то есть «ронин–идиот», а фамилию Оиси (Большой камень) переиначивали в Харинукииси — «Камень из папье–маше».

Между тем Кураноскэ продолжал встречаться с соратниками, контролируя ситуацию в Эдо и Камигате, не забывая также заниматься делами правонаследования князя Даигаку.

Восемнадцатого числа седьмой луны с князя Даигаку было снято «отлучение от двора», но в праве наследования ему было отказано. Ему был выделен небольшой лен во владениях могущественной главной ветви рода Асано, резиденция главы которой находилась в Хиросиме. Надежды на восстановление линии рода Асано из Ако и клана окончательно рухнули.

Двадцать восьмого числа седьмой луны Кураноскэ созвал совещание в Киото, в районе Маруяма, в храме Анъё–дзи, которое в дальнейшем было названо «сходка в Маруяме». В связи с провалом планов о праве наследования решено было начать активную подготовку к осуществлению плана мести. Тем не менее Кураноскэ все еще медлил и выжидал, к неудовольствию эдоской фракции, которая требовала выступать немедленно. Решено было собраться в Эдо в десятую луну, чтобы уточнить детали операции.

Тем временем Кураноскэ объявил об отмене прежней присяги, которую подписали многие бывшие самураи клана. В союзе мстителей должны были остаться только те, кто готов был пожертвовать семьей и собственной жизнью уже на новом этапе, спустя полтора года после самоубийства князя и роспуска клана. К концу лета выяснилось, что в новом союзе осталось не более полусотни ронинов.

Отправив жену с детьми в родительский дом, в Тоёоку, Кураноскэ ненадолго перебрался из Ямасины в центр Киото. Своего старшего сына Тикару он отправил с несколькими верными людьми в Эдо, а десятого числа десятой луны сам последовал за ними в Восточную столицу.

Для Кураноскэ был подготовлен дом в деревне Хирама близ города Кавасаки, недалеко от Эдо. Там он разработал свои наставления относительно оружия, одежды и манеры поведения при штурме усадьбы и при отходе для участников отряда.

Переселившись вскоре в Эдо, Кураноскэ нашел пристанище на постоялом дворе Яхэя Оямая в квартале Нихонбаси, в околотке Кокутё, где ранее поселился Тикара. Он выдавал себя за самурая из провинции Оми, явившегося посмотреть на одно судебное разбирательство.

На этом постоялом дворе он и прожил с сыном и семью ронинами вплоть до решающего дня четырнадцатого числа двенадцатой луны. В этот период он не только занимался подготовкой к намеченной операции, но также занимался улаживанием хозяйственных дел членов союза. Из остатков клановой казны были выделены «страховые» средства для их семей.

Основной задачей ронинов теперь была слежка за резиденцией Кодзукэноскэ Киры, поскольку удар должен был быть нанесен наверняка. Некоторые из них, замаскировавшись под горожан и торговцев, обосновались вблизи от усадьбы. Исукэ Маэбара выдавал себя за торговца рисом Гохэя, Ёгоро Кандзаки — за галантерейщика Дзэмбэя. Один из ронинов даже разыгрывал врача. Почти все участники заговора изменили имена, чтобы сбить с толку сыщиков и охрану клана Уэсуги, обеспечивавшую защиту усадьбы Киры. В городе они жили в съемных домах или на постоялых дворах группами по трое–четверо в четырнадцати разных местах.

Наблюдение за резиденцией Киры велось круглосуточно с целью установить ту ночь, когда он наверняка будет дома, поскольку было не исключено, что сын, Цунанори, заберет отца в главное подворье рода Уэсуги. Между тем охрана усадьбы Киры была усилена.

Ясубэю Хорибэ и Матанодзё Усиоде удалось добыть старый план усадьбы Киры. Усилиями Исукэ Маэбары и Ёгоро Кандзаки удалось уточнить расположение построек: во время пожара, который случился поблизости, им удалось забраться на крышу соседнего дома и оттуда заглянуть на территорию усадьбы.

Слухи о грядущей мести страшили Киру. Он старался реже появляться на людях и в целях маскировки велел изменить фамильные иероглифы на своем паланкине, а также на одежде слуг и самураев эскорта. В его усадьбе постоянно находилось не менее ста человек охраны и челяди.