– Посмотри, а потом расскажешь, – говорит Керригэн и протягивает то ли бюллетень, то ли газету.

Глаза Гарсеса с удивлением останавливаются на обложке с заголовком: Entente Internationale Anticommuniste. Bureau Permanent [29]Женева. Затем он внимательно читает строку за строкой, упершись локтями в колени и слегка нахмурив брови. Типичный для итало-германской оси доктринерский язык, ощетинившийся оскорблениями и тоталитарными лозунгами. В редакционной статье Испания квалифицируется как рассадник подрывных элементов, а обстановка в ней – как сплошные покушения, забастовки и уличные демонстрации, происходящие под знаменами с серпом и молотом. Апокалиптические эпитеты выглядят совсем уж комично, когда речь заходит о бездействии республиканского кабинета в отношении мобилизующихся рабочих и крестьян. С точки зрения отсутствия реальной власти его сравнивают с правительством Керенского, мимоходом проводя параллель между современной политической ситуацией на полуострове и той, что была в России накануне октября 1917 года. Прошлогодняя забастовка шахтеров в Астурии и недавние захваты земель в Андалусии рассматриваются как неопровержимые доказательства неизбежности революции.

Гарсес пожимает плечами, почесывает в затылке, недовольно морщится.

– Что это еще за Союз такой в Жене-ре? – с досадой спрашивает он.

Керригэн осторожно сворачивает сигарету: насыпает табак на согнутую бумажку, проводит по ее краю языком, разминает полученный цилиндрик и сует его в рот.

– Это ультралевая организация, которая поддерживает контакты с Антикоминтерном доктора Геббельса, – отвечает он, нарочито четко произнося каждое слово. – Союз хочет объединить влиятельных людей, убежденных в необходимости борьбы против коммунизма, и издает этот бюллетень с целью разоблачения предполагаемых большевистских атак. Среди его основных подписчиков – высшие военные чины.

– Знаешь, кто?

– Не всех, зато знаю, куда эти бюллетени регулярно посылают: в Сеуту, Тетуан, Ла-раче, Танжер, Вилья-Сиснерос и на Канарские острова.

Керригэн устало проводит рукой по щекам; он еще не побрился, отчего кажется более мрачным и почему-то похожим на сыщика. С постаревшего лица на Гарсеса с любопытством смотрят горящие глаза.

– А тебе удалось что-нибудь узнать?

– Немного, но кое-что удалось.

– Кое-что – это что? – настаивает Керригэн, не сразу затягиваясь.

Снаружи толпятся звуки, в которых отражается суетливая повседневная жизнь медины: фразы, летящие из окна в окно и состоящие, кажется, из одних согласных, заглушающие их удары молота по наковальне, мяуканье котов, скрип несмазанной оси какой-то повозки…

– Кое-что – это ящики с таинственным содержимым, которые, похоже, недавно прибыли в Географическую комиссию по границам.

Гарсес подходит к столу и с задумчивым видом тоже начинает скручивать сигарету.

– Продолжай, – и Керригэн слегка дотрагивается до него.

Гарсес, меряя шагами комнату, рассказывает о споре, свидетелем которого стал в баре при казарме. Он говорит спокойно, стараясь не упустить ни одной детали. Керригэн, опершись о край стола и пощипывая нижнюю губу большим и указательным пальцами, внимательно слушает.

– Допустим, в этих ящиках находится то, что мы с тобой предполагаем, – наконец говорит он. – Тогда мы должны выяснить, кто устанавливает торговые контакты, откуда берутся деньги для осуществления платежей и сколько офицеров стоит за этой операцией.

– Все, кто читает издания Союза, – Гарсес кивает на лежащий на кровати бюллетень, – должно быть, убеждены, что коммунисты в Испании вот-вот начнут наступать. Если нам станут известны имена и звания подписчиков, мы поймем, с заговором какого масштаба имеем дело.

– Конечно, но прежде всего нужно узнать, что в ящиках.

Слабый луч света чертит на полу диагональ. Керригэн, стоя в глубине возле полки, начинает описывать штуковины, которые видел в лавке у зятя Исмаила.

– Это хромированный цилиндр, заканчивающийся чем-то вроде рыбьего плавника, вот такого размера, – он разводит руки сантиметров примерно на сорок.

– Он состоит из нескольких частей или нет?

– Мне кажется, наконечник в виде плавника привинчен к основному корпусу, но я не уверен. А почему ты спрашиваешь?

– Не знаю, но это может быть второй взрыватель.

– Ну и?

– Он дает определенный промежуток времени до второго взрыва и осложняет любые попытки дезактивации. Если я прав, то очень важно знать сопротивление материала и химический состав взрывчатки – тогда мы поймем, какой мощностью эта штука обладает.

– А что ты откопал насчет вольфрама?

– Добывается из минерала под названием вольфрамит, очень плотный и жаростойкий металл.

– Следовательно, он годится для работы при высоких температурах и может быть использован для изготовления проводов высокого сопротивления и электрооборудования, так?

Гарсес кивает.

– Предприятие Клаппе Шлибена с центром в Гамбурге входит в компанию H amp;W, которую представляет Вилмер, а одна из важнейших составляющих деятельности этой компании – производство вооружений, возможно, тайком поставляемых в Танжер на грузовых судах Англо-марокканского транспортного объединения. И предположение о том, что частично они оплачиваются через частные компании материалами вроде вольфрама, который, в свою очередь, используется как сырье для производства вооружений, не так уж абсурдно. Хотя не знаю… – Керригэн замолкает, пытаясь разобраться в собственных выводах. – Если верить сэру Джорджу Мэйсону, Вилмер официально является немецким консулом во всем испанском Марокко, и Великобритания напрямую связана с ним в делах, касающихся не только поставок, но и деятельности Общества нежелезистых металлов. Извечная дипломатия фунта стерлингов! – восклицает он язвительно.

– Дипломаты везде одинаковы – они служат и нашим, и вашим. Достаточно посмотреть на тех, кто посещает приемы и коктейли… – вслух размышляет Гарсес.

Керригэн подходит к бару и начинает наливать в стаканы виски. Делает он это не спеша, гораздо медленнее, чем мог бы, будто последнее замечание друга навело его на мысль, которую он не решается с ходу высказать.

– Да, – наконец говорит он, подавая Гарсесу стакан и намереваясь сменить тему, – интересный вчера был коктейль. Похоже, у твоей таинственной дамы странные друзья в Танжере.

Гарсес поднимает стакан и задумчиво рассматривает его на свет.

– Она тебе не внушает доверия, да?

– Можно сказать и так, а можно иначе: это женщина, которая вызывает слишком много вопросов. Например, действительно ли она беззащитна или только выглядит таковой, кто знает? – Словно в подтверждение своих слов журналист пожимает плечами. – Поэтому мнение, которое может о ней сложиться, не так уж важно.

– Мне кажется, ты вообще не слишком жалуешь женский пол.

Керригэн ничего не отвечает, только слегка улыбается, по-прежнему держа в руке бутылку.

– Когда доживешь до моих лет, поймешь, что лишь немногие женщины являются такими, какими кажутся.

– Слушай, – говорит Гарсес, вытирая губы тыльной стороной ладони, – не надоедай мне сегодня своими нравоучениями, ладно? К тому же у тебя, наверное, не все всегда было так уж плохо.

– Плохо? Да нет, дело не в этом. Просто женщины – гораздо менее серьезная проблема, чем одиночество, отвращение ко всему или физический упадок. Мы слишком поздно начинаем отличать любовь от гордости. А если ты просыпаешься чересчур озабоченным, всегда есть девочки из «Южного креста». С ними все просто, не нужно влюбляться и вести себя, как идиоту.

– Но это не спасает от одиночества, – возражает Гарсес и смотрит на него ясным взором школьника.

– Одиночество… – бормочет Керригэн сквозь зубы, устало улыбаясь. – Зато это спасает от печали, что немало, но особенно от обещаний, лжи и романтических устремлений спасти свои души. Вся беда в том, что секс маскируют чувствами. Редкостный идиотизм. Сегодня ты лежишь в постели с девушкой, а завтра можешь разбиться или умереть. Конечно, в моменты слабости вспоминаешь этот дурацкий жар и тоскуешь по нему, ну и что? Эти моменты проходят. Все проходит. Лучше тосковать, чем постоянно жить в смятении, пытаясь защитить то, что сам же и выдумал, терзаясь сомнениями, страхом телесного разрушения, страхом смерти и не знаю чего еще… Впрочем, эта тема мне надоела.