Анни направилась по привычной дороге к «Ковент-Гардену». «Смит энд Робертсон» было одним из небольших литературных агентств, в этом районе Лондона издавна обосновались различные издательства. «Смит энд Робертсон» размещалось на полпути между крытым рынком и Страндом. Оно занимало три верхних этажа викторианского особнячка. Когда-то старый Смит очень предусмотрительно купил этот дом. Естественно, в здании не было лифта. А стиль пятидесятых годов, пожалуй, понравился и голубям, которые ворковали на его выступах как безумные, падая иногда от восторга с ненужных теперь труб. Кое-кто из местных жителей постоянно жаловался на этот район — полно туристов и бродяг и сувенирных лавок, а пакет молока или шампунь купить негде. Но Анни обожала здесь бывать. Где же вы можете приобрести издание Гиббона девятнадцатого века и тут же — открытки с бюстом Мадонны, попробовать множество самых разных кушаний, научиться танцевать за несколько фунтов или внезапно натолкнуться на Мэгги Смит или Паваротти собственной персоной — и все это на протяжении всего полмили? Да и ежедневные пробежки вверх и вниз по лестнице в три этажа помогали Анни держаться в форме.

У дверей офиса Анни набрала код и вошла внутрь. В приемной было еще пусто. Анни любила приступать к работе рано, до того, как начнут трезвонить телефоны. Но секретарши были уже на месте. Салли была новенькой. Она выросла на австралийской ферме и, видимо, потому была немногословной. Обычно она коротко бросала «хелло» и снова утыкалась в бумаги. Она была очень исполнительной, и на просьбу Анни отослать по почте пакет с бутсами кивнула, не раздумывая.

— Джек уже здесь, — сказала Салли. — Он хочет видеть тебя в половине десятого.

— Ox, — произнесла Анни.

— И еще, — Салли широко улыбнулась. — «Эс. Вэ» притащил свой последний кирпич. — Анни резко повернулась.

— Почему ты сразу не сказала? Где он? Ты читала его? Как он?

Салли подняла руку как дорожный полицейский.

— Это творение — на твоем столе. Я туда даже не заглянула. Чтобы оно было в первозданном виде.

Анни, снимая на ходу пальто, поспешила к себе, к своему столу. Как всегда, на нем лежали три папки. На папке с самыми неотложными делами лежала тоненькая папочка с прикрепленной запиской: «Все в порядке? Себастьян». Анни улыбнулась. Себастьян Винтер, ее Великая Надежда. Как же он любил дурачиться!

Два года назад она предложила ему попробовать свои силы в беллетристике. Ему было всего тридцать, но он уже вел свои колонки в нескольких престижных газетах и написал три документальные книги, но Анни чуяла, что этим его таланты не исчерпываются. Она попросила его придумать что-нибудь эдакое, и после долгого молчания он принес наметки своей будущей повести — что-то вроде боевика времен второй мировой. Дальше последовал героический период в ее жизни — она убеждала, уламывала, умоляла, просила, льстила, наконец, только чтобы он принес ей первые сто страниц. В прошлом июле на ее стол легли заветные сто страниц с запиской, что автор уверен в провале. Она читала начало повести весь вечер, и ее все больше охватывало ликование — верный бестселлер. Она схватилась за телефонную трубку и вытащила Себастьяна из постели, ибо звонить ему она кинулась уже за полночь. Но с творческой удачей можно поздравить и в первом часу ночи, не дожидаясь утра. На следующий день они в обеденное время вместе отметили удачное начало шампанским. Анни возвращалась в офис под заметным хмельком, и желудку ее было уже не до чьих-то творческих удач. Если подобные излишества будут повторяться, придется менять профессию.

Новость о новой книге просочилась, и к сентябрю ее уже осаждали книгоиздатели, жаждавшие взглянуть на рукопись. Они вернулись из отпусков и хотели начать работу с какой-нибудь сенсационной книги, которая бы укрепила их репутацию. Анни затеяла тогда еще одну азартную игру — зная, что интерес к книге очень силен, устроила аукцион. Аукцион растянулся на целых четыре дня, а когда наконец завершился, оказалось, что финальная цена вдвое выше, чем в самых смелых ее мечтах. Как она и предполагала, британская фирма перепродала права на публикацию своим американским партнерам. А уж если заинтересовался Нью-Йорк, то за ним последует вся Европа и Япония. Может быть, даже Голливуд. С хорошим режиссером может получиться сенсационный фильм. В начале этого месяца Анни побывала на франкфуртской книжной ярмарке. Ее засыпали приглашениями на обеды, вечеринки и конфиденциальные встречи. В последний вечер, накануне отъезда, Анни, возвращаясь с одним весьма привередливым американским книгоиздателем в такси в отель, получила предложение на двадцать пять тысяч долларов — за очередную книгу Винтера. Анни отказалась. Ярамарка — это не то место, где следует давать пустые обещания. Когда писатель напишет книгу и вручит ей, своему литературному агенту, в руки, она продаст ее в Нью-Йорке сама.

И вот заветная рукопись здесь, у нее, в этой небесно-голубой папке — как новорожденный в одеяльце. Пальцы Анни потянулись к папке, ей не терпелось приняться за чтение, но вот-вот ей встречаться с Джеком, а он не терпел опозданий. Да и вообще, рукопись заслуживала того, чтобы ею занимались не между делом, а основательно. Потому следующие двадцать минут Анни посвятила просмотру почты. Самым последним оказалось письмо, которое секретарша не вскрыла, поскольку на конверте было написано: «Лично». Удивленно подняв брови, Анни перевернула конверт, чтобы посмотреть на обратный адрес. Ли Спаго, Шеридан Роуд, Чикаго. Да кто же это? Она отложила письмо на середину стола, на видное место, и отправилась по лестнице наверх.

По пути зашла в туалет, чтобы посмотреться в зеркало. Если Джек передумал брать ее в штат, надо использовать все карты. Она критически себя осмотрела. Черная юбка, клетчатый жакет с серебристыми пуговицами и белая блузка. Голубые глаза, светлые, с рыжеватыми прядями волосы, постриженные на дюйм выше плеч, губная помада еще вроде не стерлась. Для Джека сойдет.

Кивнув Табите Твитчит, эффектной секретарше Джека, она постучала в дверь и вошла. Давненько она здесь не была, вроде все как раньше. Набитые книгами полки, элегантный стол с журналами и книгами, лампа и портрет бывшего хозяина кабинета над камином — седовласого, в неизменном черном галстуке и с чуть ироничной улыбкой. Господин Робертсон был ее боссом, учителем, а потом и другом. Мисс Кирк, по чьей рекомендации Анни в свое время попала сюда, очень точно обрисовала ей самую важную черту характера господина Робертсона — если в работе он демонстрировал чисто шотландское упрямство и своенравие, то во всех других вопросах это был на редкость благожелательный и дружелюбный человек. В последнее время они очень с ним ладили. Никогда и речи не было о том, что Джек возглавит фирму. Но внезапно Робертсон тихо и мирно скончался во сне…

Со смены руководства прошло уже шесть месяцев, но Анни до сих пор ни разу не переступала порог кабинета нового начальника. Правда, Джек стажировался в свое время в различных издательствах и умел этаким мальчишеским шармом покорять пишущих дам в летах. Но Анни же прекрасно помнила того совсем зеленого наглого юнца, который часто захаживал к отцу в кабинет и то бесцеремонно вертел в руках рукописи, то с интересом поглядывал на ее ноги. То, что он овладел специфическим книгоиздательским жаргоном, еще не значило, что он чему-то научился. Впрочем, ее волновало иное. Покойный Робертсон уже давно дал ей карт-бланш на свободу действий, и Анни полагала, что, поскольку она приносила фирме прибыль — а прибыль была немалая, — Джек тоже предоставит ей эту свободу.

— Подождите минуту, Анни, — сказал Джек, показывая рукой на стол, за которым Табита проводила долгие часы, когда он диктовал свои письма и распоряжения, еле-еле выдавливая слова. Джек полагал, что записывание — это исключительно женская «привилегия», подобно сидению за прялкой. Анни набирала свои документы на компьютере и не одобряла это растранжиривание чужого времени.

В течение минуты, а то и дольше, Джек проверял правильность документа, который только что завершил. Наконец он положил ручку и откинул со лба несолидную мальчишескую прядь.