И в Чечне, стреляя в выслеженного им в лесу, в горах, подловленного на дороге, он нажимал на курок, не думая о том, попадет он в него или нет, он лишь очень хотел его убить, и рука сама выбирала правильный прицел, а палец сам нажимал на курок в нужный момент. Он действовал совершенно бессознательно и только поэтому никогда не промахивался, только поэтому уворачивался от пуль и ударов, только поэтому всегда оставался в живых.
Он убил человек семьдесят солдат, как чеченских, так и русских, и не менее тридцати человек, не имеющих отношения к воюющим сторонам. Среди этих тридцати были двое российских журналистов и один иностранец, фотограф-американец, а также – половина обитателей небольшой чеченской деревушки, где он расстрелял тех, кто не успел убежать – несколько дряхлых стариков, двух беременных женщин и стайку малолетней чеченской детворы, спрятавшейся, когда он поднял в селении шум своими выстрелами, в каком-то сарае, на который он набрел в поисках оставшихся в живых. Многие из успевших скрыться от него в горах, хорошо его рассмотрели и запомнили. А потом подробно описали тем, кто носит оружие, тем, кто называет себя мужчинами.
На него началась охота. Но он ушел в горы и всегда уходил от преследования, от погони, пробираясь такими тропами, какими не ходили даже местные старожилы. Временами он спускался, выслеживал очередную жертву, убивал ее и вновь скрывался в горах. Он нападал по ночам на отдаленные горские аулы, по наружной стене взбирался на крышу сложенного из грубых камней чеченского дома и убивал всех, кого находил на втором, жилом этаже, не щадя ни детей, ни женщин, ни стариков. Чеченцы прозвали его Ночным Убийцей и Сумасшедшим и были очень недалеки от истины.
Его взял через пару недель известный многим в Чечне охотник за людьми Аслан, профессией которого было не убийство, а захват в плен. Одно время он предпочитал брать русских в заложники, выслеживая в основном гражданских и, особенно, иностранцев. Однако со временем получать выкуп стало все сложнее и сложнее и сам процесс получения денег за заложника стал намного опаснее, чем его захват. Убить при этом могли в любой момент, едва только ты моргнешь глазом. Причем не только те, кто привозил деньги, чтобы выкупить его пленников, но и конкуренты, такие же охотники за людьми, устраивавшие друг на друга засады и отбивавшие добычу у более удачливых.
Поэтому Аслан перешел на похищение российских солдат, которых можно было не за такие большие деньги, но все же очень выгодно продать в рабство в глухие чеченские селения, лежащие в стороне от военных действий. Когда же по Чечне, словно чума или холера, распространилась страсть к рукопашным человеческим боям, Аслан начал поставлять тем, у кого было желание приобрести хорошего бойца в свою собственность и деньги на это, российских солдат, пригодных на роль бойца-гладиатора.
Это был очень хороший бизнес. Нужно было только суметь захватить экземпляр помощнее, поэффектнее, – и его можно было продать за очень большие деньги. Но каждый раз покупающий брал, собственно говоря, кота в мешке, не имея никакой гарантии, что он окажется совершенно бездарным в бою на арене. Чтобы хоть как-то проверить качество товара, поставляемого Асланом, многие привозили с собой специально обученного бойца, в обязанность которого входило раздразнить «товар», спровоцировать его на драку, и, оказывая пассивное сопротивление, дать проявить ему все свои способности к рукопашному бою. И, надо сказать, иногда после такой проверки Аслан пролетал со своим «товаром». Никто не хотел покупать у него неумелого бойца, даже за низкую цену, ясно было, что в первом же бою он будет убит, и деньги пропадут зря. В таких случаях Аслану приходилось продавать «некондицию», как и прежде, в рабы, на плантации опийного мака, высоко в горы. Старики-горцы платили охотно даже за «гнилой» товар, правда – копейки.
Но это для Аслана был, можно сказать, прямой убыток. Поэтому, когда по Чечне прошел слух о Сумасшедшем, убивающем без разбора, как чума, стреляющем быстро, как молния, и разящем точно, как гнев Аллаха, охотник за живым товаром Аслан обрадовался как чеченский подросток, который впервые убил русского и завладел его оружием. Поймать Сумасшедшего – это был верный заработок, верные деньги, причем – очень большие деньги.
Сумасшедший уже всем доказал свое искусство в убийстве – ведь часто он обходился м без огнестрельного оружия, без своего «ТТ», с которым не расставался, или трофейного автомата снятого с убитого им солдата. Сумасшедший часто убивал и руками, прокрадываясь прямо в район расположения русских подразделений или в самый центр стоянки чеченского отряда. Убитых им людей находили в казармах, у костров, в охраняемых зданиях, лежавшими рядом со спокойно спавшими бок о бок с ними друзьями.
Нет, Сумасшедший был бы очень хорошим товаром, в этом у Аслана не было никаких сомнений. Сам Аллах послал ему такой удачный случай.
Аслан взял его, использовав очень простой прием, известный каждому охотнику или рыболову – на приманку, на подсадного, на живца. Захватив российского солдата, который в качестве гладиатора товарной ценности не имел, Аслан принялся выслеживать Сумасшедшего, бросаясь из конца в конец Чечни, едва только до него доходили слухи о его появлении. Аслан даже радовался, что его родная Ичкерия не такая большая страна, как, скажем, воюющая с ней Россия. В России найти того человека, что тебе нужен – что стреляную гильзу в чеченских горах – на каждом шагу лежат сотнями, но где твоя, неизвестно...
Через две недели, он его настиг. Он догнал Сумасшедшего в отрезанном от остальной Чечни горном ауле, в котором тот убил троих взрослых мужчин и подростка пятнадцати лет, отправившихся на охоту на архаров. Их трупы нашли всего в паре километров от селения. Аслан разложил костер метрах в ста от того места, усадил за него свою приманку, русского пацана-солдата лет двадцати, натянул на него бешмет, надвинул на уши папаху дал ему незаряженную винтовку, пачку сигарет, сунул в руки дечигпондар – что-то вроде русской балалайки, – и приказал сидеть у костра часа три, пока не стемнеет окончательно и еще два часа после наступления темноты, курить и бренчать по струнам, а потом там же, у костра, лечь спать. Зачем все это нужно делать, он русскому пареньку, конечно, объяснять не стал. А сам устроился в засаде, место он выбрал скалистое, да еще поросшее кустарником, спрятаться было не трудно.
В первую ночь Сумасшедший так и не появился, хотя ясно было, что он где-то все еще около селения. Аслан со своей приманкой расположился прямо на единственной дороге из горного селения вниз к подножью гор, и если бы тот решил спускаться, он не мог бы пройти мимо незамеченным. Но в ту ночь Сумасшедший побывал в самом ауле. Он пробрался в высокую десятиметровую сторожевую башню, стоявшую на краю чеченского села уже веков пять и зарезал часового, поставленного на ней именно для того, чтобы охранять аул от нападения Сумасшедшего.
Вечером следующего дня Аслан вновь посадил русского парня, одетого чеченцем у костра, разведенного на том же самом месте и опять заставил его бренчать на горской балалайке.
Парень родом был из-под Орла, у себя в селе балалайку когда-то в руках держал, хотя играть толком и не умел, и сейчас, сидя в чеченских горах у потрескивающего в густой горной темной тишине костра, дергал струны, извлекая из них какое-то подобие русских мелодий, хотя догадаться, какую именно он песню играет, можно было, только спросив об этом у него самого. Но самому ему казалось, что играет он очень хорошо.
Он временами даже забывал, что он в плену, что надежды убежать у него нет никакой, что часто его мучает мысль о смерти, что долго он здесь не продержится и страшный угрюмый чеченец, захвативший его в плен, и постоянно бьющий его и издевающийся над ним, скоро пристрелит его. Звуки струн, жалобно тренькающих под его неумелыми, да еще и разбитыми в кровь пальцами, на которые чеченец наступил ему каблуком своего сапога, когда он заснул от усталости во время короткого отдыха в пути в этот аул по горной дороге, уносили его из проклятой Чечни домой, где батя с маманей, где неоглядные поля спелого ячменя да проса, где днем – латаный-перелатаный трактор «Беларусь», на котором он развозил девчат на дойку, а вечером – веселый треп в клубе с теми же девчатами... Тоскливые звуки чеченской балалайки вызывали в его памяти опушку Кистеневского леса, на которой он провел прощальную ночь с Валькой Вещеваловой перед самым уходом на службу в армию. Валька обещала ждать его, а он обещал на ней жениться сразу после дембеля, и еще они обещали друг другу, что запомнят этот Кистеневский лес на всю жизнь и никогда его не забудут. Валька целовала его сладко-сладко, и сама была вся сладкая и призывная, тело у нее было горячее и мягкое, а ее большие, похожие на маманины, груди, когда он взял их в свои ладони...