Когда Союз развалился, и КГБ трансформировался в разные другие структуры, Крестов понял, что правоприемницей его обиды стала сама Россия, в которой его ничего не держало, кроме желания отомстить.

Итак, Никитин был на сто процентов уверен в том, что план Крестова будет повторять уже знакомые ему схемы. Одна из главных его составляющих – провоцирование паники угрозой радиоактивного заражения. Крестов постарался теперь прикрыть действия своего террориста еще и националистической истерией, которую усердно раздували московские, в основном, газеты.

«Ну, что ж, – подумал Никитин, с газет и начнем...» И приказал Герасимову срочно вызвать в Москву командира спецотряда «Белая стрела» Сергея Коробова вместе с десятком его бойцов.

Коробов прибыл через два часа, прилетев на вертолете, и сразу же явился к генералу Никитину. Он был зол на весь белый свет, главным образом из-за того, что постоянно опаздывал на несколько часов туда, где только что побывал террорист. Просидев у Никитина в кабинете час, он вышел от него еще злее. Он не все понял из того, что говорил ему Никитин, но в его голове четко засело имя – Иван Марьев, Отмороженный. На этого человека Коробов давно уже точил зуб, горя жаждой мести за смерть двух своих друзей, зверски убитых Отмороженным. Коробов вновь рвался в Поволжье, по которому мотался где-то Иван Марьев, готовясь совершить новый терракт, но Никитин приказал остаться в Москве. Сказал, что здесь есть дело поважней.

...Вечером того же дня произошла трагедия в редакции газеты «Эхо России». Редакция располагалась на четвертом этаже одного из ведомственных зданий, где арендовала несколько комнат. Очередной номер был успешно подготовлен к выпуску, сверочные полосы подписаны главным редактором в печать, корректоры разошлись, выпускающий редактор уехал на редакционной машине в типографию. В редакции остался один главный редактор, Ринат Аблязов, писавший в своей газете под псевдонимом Иван Русаков. Он решил подождать, пока вернется машина из типографии, чтобы отвезти его домой, а пока, чтобы не терять времени, решил написать статью для следующего номера.

Только что он созвонился по контактному телефону с Крестным, и тот сообщил ему, что деньги за завтрашний номер переведены на его личный счет а банке – восемнадцать тысяч долларов – по одной за каждый материал номера. Но главное – Крестный дал информацию для следующего номера. Такую информацию, что за нее любая газета заплатила бы любую цену, а «Эху России» она досталась бесплатно. Мало того, за каждый газетный материал, написанный по этой информации, Аблязов получал по тысяче долларов. Причем, писал он их не все сам, давал редакционные поручения своим журналистам. Деньги, полученные от Крестного, конечно же, брал себе. Журналистов, считал главный редактор, нужно держать в черном теле. Чтобы злее были.

Информация, полученная от Крестного, была первый сорт. Сегодняшней ночью будет взорван химический комбинат в Новочебоксарске. Это на правом берегу Волги. А на левом – в то же время загорятся торфяные разработки в поселке, носящем идиотское название Дрянное. Это же сенсация. Нужно срочно писать материалы для завтрашнего номера, только вот подумать надо, каким политическим соусом полить эту сенсацию. И Ринат Аблязов напрягал свое воображение, судорожно грыз свой «Parker», прикидывая так и эдак пропагандистские националистические лозунги.

В опустевшем здании было тихо, каждый звук разносился по нему гулким эхом. Иногда это вызывало какое-то жутковатое ощущение, что-то вроде предчувствия трагедии. Аблязов иногда ежился, но успокаивал себя тем, что это мгновенно накатывающееся на него чувство страха вызвано живописными картинами гибели людей в Новочебоксарске, которые он представлял, чтобы расписать их в своем материале для пущего эффекта, ужаснуть читателей своей газеты безвинно пролитой кровью. Он задумался, какое же число погибших и раненых приписать этому взрыву?

Его внимание на мгновение привлек какой-то шум в конце коридора, у входной двери, где сидел дежурный милиционер. Аблязов вздрогнул, на него опять накатил страх, но он тут же успокоился, решив, что это вернулся шофер из типографии, чтобы отвезти его домой.

– Слава! – крикнул он в приоткрытую дверь кабинета, – подожди меня еще минут пять, я сейчас, только статью закончу.

Славка, как всегда ничего не ответил. Шофер привык ждать редактора, который всегда последним уезжал домой, и поэтому всегда застревал у дежурного – поболтать. Наверное и сейчас треплется с охранником в его каморке. Только вот странно, голосов совсем не слышно. Обычно их треп довольно отчетливо разносится по пустому коридору. Любили трепаться – хуже баб.

– Слава, – снова крикнул Аблязов, – ты газеты завтрашние захватил из типографии?

Ответа шофера он снова не услышал, но раздались уверенные твердые шаги по коридору, которые приближались к кабинету.

«Славка газеты несет, – подумал Аблязов, – надо еще раз первую полосу прочитать. Сучки эти, корректорши, совсем охамели... Да им же работать просто некогда – их вся редакция ебет по очереди! Ну, если найду хоть одну ошибку – завтра же уволю!»

Едва он успел додумать последнюю фразу, в дверях кабинета показался человек. Но это был вовсе не Славка. На вошедшем был черный спецназовский комбинезон, на голове – маска с прорезью для глаз. В правой руке – пистолет, в левой – дубинка.

– Э-э-э-э... – промычал Аблязов, одной рукой рефлекторно потянувшись к телефону, а второй, вполне осознанно, – к кнопке тревоги, закрепленной где-то на крышке стола снизу, он никогда ею прежде не пользовался и подзабыл – где она находится.

– За голову руки! – крикнул ему вошедший, направив на него пистолет.

Аблязов отдернул руку от телефона и поднял ее к голове, но вторую продолжал держать внизу, никак не нашаривая эту дурацкую кнопку тревоги. Чуть ниже плеча ему вдруг что-то стукнуло по руке, словно кто-то невидимый врезал ему железным ломом прямо по кости. От удара рука сама выскочила из-под стола и повисла вдоль спинки кресла, на котором он сидел.

– Я же сказал, тварь, – за голову руки! – услышал он вновь резкий, раздраженный голос человека в черном комбинезоне.

Аблязов догадался, что в руку попала пуля. Но самого выстрела он не слышал и не видел, чтобы наставленный на него пистолет дернулся. Ему сначала не было больно, но как только он понял, что только что в него стреляли и попали, как на него обрушилась боль в раненой руке. Он замычал и схватился за плечо второй рукой.

В комнату вошел еще один человек в такой же одежде. И тоже – с пистолетом. Едва бросив взгляд на Аблязова он сразу же заорал на первого.

– Ну, блядь такая! Сказали же тебе – без стрельбы!

– Так он, сука, тревогу хотел включить, – начал оправдываться первый. – Кнопку шарил...

– Заткнись! Дома разберемся, – одернул его второй человек в комбинезоне, вероятно, старший, очень уж он уверенно держался. – Давай, быстро!

Тот, что вошел первым, кивнул и быстро вышел из аблязовского кабинета в коридор. Раздались его торопливые удаляющиеся шаги.

Руку у Аблязова нестерпимо ломило, но он все же сумел выдавить из себя:

– Что вам нужно? Кто вы?

– А зачем это тебе знать кто мы? Еще одну сенсацию опубликовать хочешь? – спросил человек. – Ну, что ж, давай. Я удовлетворю твое любопытство. Люблю быть в центре внимания.

С этими словами он снял маску. Аблязов увидел моложавое лицо, над открытым лбом с зачесанными редкими волосами – небольшие залысины.

– Я тебе скажу, кто я. – сказал человек. – Но за это ты мне честно, искренне, как маме родной ответишь на один вопрос. Согласен?

Аблязов кивнул. Он вообще на все, что угодно был заранее согласен. И не понимал даже, почему его об этом спрашивают. Лучше бы приказывали. Он на всякий случай еще раз кивнул.

– Значит – договорились. Ну, что ж... Я – генерал-лейтенант федеральной службы безопасности Алексей Никитин. Сокращенное название моей конторы – ФСБ. Это-то ты должен и сам знать...

Едва Аблязов услышал про службу безопасности, он успокоился даже. Несмотря на свое ранение. Да это же все какое-то дикое недоразумение. Врываются! Стреляют! В руку ранят!.. Беспредел!