Понял Леха, что лех-пухнулся. Но… не идти же с чис-тосердечным. Терпит. Говорят — работать, и работает, дело для него привычное: на Родину-мамку, на тетеньку Мань-ку, какая ему разница, кому ввалять ваньку-встаньку. Что еще остается делать бедному Лехе.

Только Ваське и может Леха слово поперешное ска-зать, только единственный незавербованный друг его за все простит и не каждый раз отлупит, за что Леха, тоже не каждый раз, щедро подкладывает Ваське то жирную сви-нью в постель, то еще какую гадость сделает. Каждому че-ловеку отдушина нужна.

— Ничего, я покажу ему, как я умею работать, еще умо-лять будет, чтобы закончили быстрее. Вот возьму и специ-ально, втихаря, все пиво выпью, спирт разбавлю чем-нибудь несъедобным и в землю глубоко-глубоко закопаю, а место схорона нарочно забуду, чтобы и под пытками не проболтаться. Посмотрим, как этот враг всех рабов запоет! — Леха противно скрипел зубами, зло сверкал загорелыми на далекой южной родине белками глаз в сторону "надзи-рателя" и гортанно выкрикивал одному ему понятные про-клятия на родном кофейно-плантатном языке.

РАЗБОРКИ

Солнцу надоело болтаться высоко в небе над сгорблен-ными спинами двух придурков и наблюдать их бесполез-ный для Родины, но регулярно оплачиваемый заботливым отечеством, труд. Оно смачно сплюнуло вниз, не попало; от огорчения сплюнуло еще раз, теперь попало; и с чувст-вом исполненного долга отправилось на покой.

"Надзиратель" разогнул спину, стряхнул с затылка что-то липкое и, потянувшись и не узнавая, посмотрел в сторо-ну "раба".

— Лех? Ты, что ли?

— А ты кого — деда Мазая ожидал увидеть?

— Не, для деда Мазая у тебя уши не того размера, — успо-коил друга Васька.

— Во, дуб! Уши были не у деда Мазая, а у спасенных им обезьян! — продемонстрировал Леха знание классической литературы своей новой родины.

— Насчет обезьян ты, возможно, и прав, но только коро-ва, под которой ты проползал, чегой-то на тебя уронила, и, ежли ты такой подарок до дома не растрясешь, помидоры в вашем саду получат ощутимую прибавку гумуса. А ты вдовесок еще более теплую, чем этот подарок благодар-ность любимой мамы.

Кулаки у Лехи явно не дотягивали до размеров Васьки-ной морды, но зато натренированный в гареме мускули-стый язык с лихвой восполнял предыдущий пробел в фи-зическом развитии.

Васька, честно получив на полную катушку причитаю-щуюся ему долю, безропотно собрал остатки приборов в мешки и без лишних напоминаний отнес их в багажник Лехиной тарантайки.

Драная копейка*, радостно разбрасывая по обочинам ошметки жирного перегноя, героически пробиралась к ближайшей ферме. Ее, как и хозяина, сонливо болтающе-гося за баранкой, сильнее магнита притягивали мажорное мычание отдоившихся коров и устойчивый запах парного молока, застоявшегося в давно не стиранных пятого, лю-бимого Лехиного размера, лифчиках.

Этот шедевр деревенской архитектуры не был включен Лосевым-Рогатовым в титульный список, подлежащий тщательному изучению, измерению, расчленению и осе-менению. Но в своих знаменитых лекциях профессор не-утомимо повторял: "наука любит любознательных, сую-щих везде, в том числе и свой нос. Никто не может заранее сказать, где спрятано, иначе бы давно нашел и сразу пере-прятал. Свобода манёвра, умение слышать внутренние то-ки, доверяться интуиции, а когда ее нет, легкому волне-нию, не бояться следовать им — в этом, может быть, крат-чайшая дорога к успеху".

Верные заветам, молодые недоучёные просочились на молочную ферму, где их смело окружило любопытное ро-гатое стадо. Одни шустрые буренки лизали шершавым языком по всем оголенным местам, другие шустрые бу-ренки, которые опоздали к оголенным местам, натрениро-ванными губами чистили ребятам одежду, третьи, скромно потупясь, ждали своей очереди. Леха щедро угощал неко-торых, особо приближенных к его руке с полупустой бан-кой, пивом: встряхивал банку до появления пены и позво-лял лизнуть. Те, кому разок досталось, сразу начинали на-глеть и лезть за повторной пайкой, яростно рыча и больно рогатя своих подружек. Но, не знали они, с кем связались. Бдительный Леха строго следил за порядком: спрашивал у каждой коровы ее настоящее имя и ласково предлагал ке-дом сорок какого-то размера вставать в конец быстро сформированной очереди.

Вообще-то, по законам этой страны незнание закона не освобождает от ответственности. За неполные две минуты Леха по крайней мере десять раз попал под статью уголов-ного кодекса. Он преднамеренно, с особым удовольствием, а значит и осознанно, спаивал малолеток. Вряд ли хоть од-на из этих буренок имела за могутными нижними плечами пять-семь лет от роду. Судя по их ребристым кожанкам облезлым мехом наружу, до более серьезного возраста в условиях средней полосы России дожить непросто, обо-значенный нами возраст можно смело считать запредель-ным — никто на такое мясо не позарится.

Местный корефан, шишкарь и держиморда* одновре-менно, собравший все эти хулиганские титулы в одной крупнорогатой морде, высокоуважаемый бык, — произво-дитель на свет всех и предыдущих и будущих буренок, хо-дил напряженными кругами и высчитывал — который же из двух обоих ему больше не нравится? Один вроде тезка, это ему в плюс. Но он здоровее. И это ему в минус. Другой высокий и худой, как вобла после двадцати лет усушки. А худые они обычно злое… ну это, серьезные в его, бычьем бизнесе, соперники. Потом бык склонял голову обок, при-кидывая, как будет висеть на одном роге тезка, а как на со-седнем, но тоже роге, дальний родственник воблы. Вы-брать он не успел, выбрать ему не дали.

Пришли широко улыбающиеся, молчаливо-суетные доярки и быстренько разобрали обоих, не выбирая. Глав-ное — успеть первой сливочки снять. Обрат он того, его и другим не жалко.

Провожать парней в последний путь тронулось, было, все влюбившееся в них стадо. Но грозный окрик "Стоять!" и удар ведром промеж рогов предводительнице восстания, разом остудил горячие головы. Стадо замерло, провожая четыре удаляющиеся фигурки понятливыми и оттого еще более грустными глазами. Особо влюбчивые обещающе помахивали заляпанными свежим удобрением кисточками хвостов.

Вот так, с позднего утра до раннего вечера, а частенько и беспробудными ночами, благо "инструменты" пока еще не согнуть даже крепкой мозолистой рукой… работали ас-пиранты… не покладая… естественно в меру… но чаще вообще безо всякой меры во имя и на благо… каждый сво-ей, одному ему известной родины.

SEKURITI

Все разведки мира созданы по одной схеме.

Причин тому две.

Первая — занимаясь сбором информации, попросту во-ровством ее у тех, кто ворон ловит, а доверенное хранить надлежаще не хранит, спецслужбы, естественно, первыми дорываются до бесплатного, имеется ввиду для них, опла-чивает-то государство! и, как все остальные люди, кото-рым ничто человеческое как и нам, любя, естественно, ха-ляву, беззастенчиво пользуются своим первенством. "Все лучшее детям!" — любил говаривать вождь всего мирового, который голодный и босой. "Все лучшее нам!" — перефра-зировали духовного наставника и не пожалели, — по таким заветам жить действительно и сытнее и вкуснее.

И вторая причина — опять же чисто профессиональная, можно смело сказать "списифисьская". Разведки мира для повышения своей всегдашней будь-готовности до несги-баемой всегда-готовности, честно и регулярно обменива-ются вышедшими в тираж агентами. И не только вышед-шими, и не только в тираж. Древнейшая женская профес-сия нигде более не получила такого широкомасштабного распространения. Это с легкой руки спецслужб прижились у нас, простых смертных, радующие души и пополняющие карман: работа по совместительству, служба на полставки, устройство подснежником, синекурые должности. И то верно! Не называть же продавшегося им нашего агента проституткой? Обидится, продаваться передумает. А мы так удачно замыслили! Сегодня он от нас к им перемет-нулся, все наше им рассказал, втерся куда надо без мыла, все ихнее у них выпытал, и опять к нам. Квартал у нас в штате состоит, зарплату получает, квартал у них в Штатах.