Напущенный туман секретности, доходящий до абсур-да, когда агент даже туалетную бумагу после надлежащего употребления обязан съесть, не запивая из унитаза, неко-торым гражданам видится под ореолом геройства, роман-тики и недосягаемости. Мы решили приоткрыть завесу ис-ключительности с людей, которые туда, куда и попадать-то страшно, каким-то образом сумели и там чего-то еще и умудряются.

Совершенно неожиданно, в процессе работы над одной из глав, нам удалось подсмотреть живой кусочек живого диалога живых пока еще разведчиков. Диалог мог проис-ходить в любой стране, в любой разведке, но нас в первую очередь интересуют только четыре из некоторых, плюс одна, которая проворонила и до сих пор этих, которые у нас успешно вредят, не раскусила.

Изо дня в день, пока трудятся эти, которые ихние, у нас, за семью замками у них проводится очередной разбор полетов. Везде одно и то же, с незначительными нацио-нальными различиями, выражающимися в горячем кофе вместо холодного чая, вчерашних сэндвичах вместо про-шлогодних пончиков, либо удобной постели вместо пока-чивающегося лифта.

— Неимоверно трудно работать в условиях страшной русской зимы, — докладывал ведущий "русского" агента куратор с тридцатилетним стажем разглагольствования о сложностях оперативной работы в регионах, в которых не приходилось бывать даже во сне или по пьяне.

— Прошу прощения, сэр, по-моему в России сейчас ле-то! — воспытался протолкнуть разговор в реальное практи-ческое русло бывший полковник КГБ, ныне главный кон-сультант русского отдела, командированный по договору о взаимопомощи для передачи им своего опыта и всех из-вестных ему агентов, явок, паролей, тайников и прочей требухи.

— Может быть, может быть, — загадочно попыхивал трубкой (сигаретой, сигарой, высушенным кизяком) умуд-ренный иногда проблесками мыслей куратор. — Только ис-тория учит нас, сэр, определять погоду в России не по вре-мени года, сэр.

— Здрасте вам с кисточкой! — незаметно перешел с хре-нового английского на чистый русский полковник. — Как же еще ённую определять прикажете? Да мы завсегда, как пойдешь до ветру…

— Простите, сэр! Куда пойдешь?

— Во, народ! Разбаловали вас теплыми сортирами. В уборную, говорю, ну, или, по-вашему, по-сэровски, об угол выдолбить…

— Сэр? — напряжение на лице сэра медленно нарастало, уверенно раскрашивая сытую кураторскую рожу в ярко-пунцовые цвета. — Не могли бы вы выражаться с большей определенностью?

— С чего вы взяли, сэр, что я вообще при вас тут рискну выражаться? Я, да будет вам известно, сэр, тоже теперь вроде как вам коллега, тоже в некотором роде сэр, но если вы настаиваете, сэр, могу и выразиться, могу и послать, сэр, и очень даже далеко, сэ-эр!

— Послать, сэр, вы меня не можете, потому как я вам не подчиняюсь по службе. А, коли вы задали мне вопрос, сэр, считаю возможным ответить вам, исходя из нашего огром-ного опыта. Погода в России определяется, простите за по-вторение, сэр, определяется не календарем, сэр.

— Вот ни хрена себе задвинул!

— Это пряное растение упомянуто вами, сэр, не к месту. А погода в России для нас всегда одна — зима, сэр, и еще долго будет оставаться зимой, сэр. Достаточно посмотреть с кем и в каких условиях приходится работать нашему агенту.

По рукам пошли фотографии, сделанные из космоса — аспирант в одежде пастуха и стадо, присосавшееся к банке с пивом. Раскисшее поле и ползающие по нему аспиранты с мешками неподъемных приборов за плечами. Ну и еще некоторые, которых нащелкали числом немалым.

— Ха! — сердце главного консультанта трепыхнулось ностальгически. — Знакомое дерьмо. Сколько сапог я по нему истоптал!

— Да-да, вы правильное слово подобрали, — важно по-благодарил сэр. — Именно оно, это самое, похожее на пло-дородную почву со свежевнесенным спонтанно, то есть самым естественным способом удобрением.

— Ты чего городишь — похожее! — да это оно самое и есть! Ты носом потяни, носом! — красота! "Запах до боли родной, душу усталую греет", — процитировал чьи-то соот-ветствующие моменту стихи.

— Сэр, мне очень жаль, что я не могу разделить ваших восторженных чувств. У меня насморк. Но я полностью согласен с вами в той части, которая… Одним словом, сэ-ры и сэрики, я прошу увеличения ассигнований! И сразу вдвое! — подвел итог куратор. — Давайте хоть штанов ему купим побольше. Да и смокинга у него ни одного до сих пор нет. А на ногах черт те что! Представляете? В этом, которое до колен…

— Что до колен? У кого до колен?

— Я о сапогах, сэр. Он и на прием в сапогах ходит, вы-моет, солидолом натрет для блеску, штанины сверху на-пустит и как в лакированных штиблетах!

— А чё! Мы так же ходили, и ничего, никакого плоско-стопия в голове, никакого радикулита на языке. А насчет чтобы грошей подкинуть — идея хорошая. Ассигнований надо бы побольше… но не агентам… агента деньги портят, пропить, то есть провалиться запросто может, ежли денег много и, скажем, потратить их он захочет. Я бы наоборот, зарплату ему задержал, скажем, на полгода. Чтобы жил как все у нас… простите, у них… Голодный волк быстрее бе-гает, и как-то, знаете, больше мышей поймает.

— Зачем нам их мыши?

— Ну, это, знаете ли, образно,

— Волк мышку?.. По-вашему это образно?

— А по вашему?

— По-нашему, сэр, это садизм. Для каждой мышки, из-вините за напоминание, сэр, кошка положена.

— Да у вас, я посмотрю, сервис! На, мышка, кошка для тебя уже разложена!

— Сэр?!

— Ха-ха! Не трудитесь врубиться, сэр. Вам с вашими отсыревшими в сытом капитализме мозгами за русским народным юмором ни в жисть не поспеть.

Через час сэр, который куратор, запершись в своем ка-бинете вместе с другими сэрами, которые тоже не просто так рядом оказались, жрал виски без содовой, заедал луком и квашеной капустой, и честно делил увеличенные ассиг-нования между много собой и немного остальными. По-товарищески делил, чтобы потом, когда и они чего-то про-бьют, не только виской угостили. Прием этот, атрибут не-когда только русской разведки, дольше других не мог уко-рениться в разведках западных. Они, ошибки капиталисти-ческого аборта, никак не могли понять, почему то, что да-ется им за их непременные заслуги, должно обмываться? Почему надо делиться с начальством, с сослуживцами, прятать за подкладку бумажника от жены, и почему теща, у которой есть свой мужик, законно лазает по карманам зятя и выискивает, сколько же он заныкал от ее любимой дочки. Но самое полезное во взаимообмене — узнали все-таки, гады, как голова с похмелья гудит, как ерша делать и как с помощью хлеба из гуталина спирт добывать.

Who li they такие

ВАСЬКА

PARIS-76

Конец июля 76 года прошлого века в южном предме-стье Парижа выдался дождливым. Тысячам бедных тури-стов погода испортила отпуск. Они уныло сновали по улочкам города, прятались от дождя в очередном проку-ренном кафе, изучая жизнь самого красивого города мира через хрусталь фужеров, оттененный янтарным вином древних и глубоких французских подвалов.

Дни, похожие друг на друга как лужи на площади Сен-Клер похожи на лужи площади Сен-Февр, радовали только жадных владельцев кафе и ресторанов. Дождь и слякость вперемежку с промозглым ветром — это их любимая пого-да. Каждая капля дождя по их убеждению падает в их кар-маны полновесным су, а ручеек воды по набережной Сены трансформируется в мощные потоки франков на банков-ские счета служителей живота и животных утех.

Уже по меньшей мере два часа, как на город опусти-лась мгла. Все часы Сен-Жерменского предместья, явно сговорившись, поочередно пробили одиннадцать и ни руб-ля больше. На мокрых улочках, густо заставленных авто-мобилями с номерными знаками всего старого света, ред-кий прохожий, кутаясь в плащ, решался перебежать из од-ного осчастливленного им кафе в другое.