Тщательно изучил обмотку. Шнур восемь раз охватывал шкатулку по ее длине, затем, после узелка, еще девять раз – поперек и заканчивался двойным узлом на ребре, под крючочком. Шкатулка обвязывалась не как попало, не в спешке, а очень аккуратно, даже любовно: рядок к рядку…

Глянув еще раз на дверь, на окна, Павлик минуту-другую вслушивался в непонятные шорохи, что всегда наполняют ночную тишину, потом распустил нижний узел и уже без колебаний принялся торопливо разматывать шнур, чтобы до прихода Кости и Вики хоть одна тайна перестала быть тайной… Тяжесть придавал шкатулке ее собственный вес – дерево, из которого она была сделана. Откинув крышку, Павлик несколько даже растерялся, не обнаружив того, что искал. В шкатулке разбухшей на глазах стопкой лежали облигации трехпроцентного займа, каких две штуки было у Татьяны Владимировны.

Павлик недоуменно извлек всю пачку. Под ней ничего не оказалось. Машинально отметил, что облигации приобретались не сразу: тут были и новенькие, хрустящие, как только что отпечатанные, и совершенно затертые по чьим-то карманам. Всего тридцать шесть облигаций. А Татьяна Владимировна надеялась выиграть на две…

Все вдруг стало еще более непонятным, хотя Павлик и угадывал какую-то смутную взаимосвязь между разрозненными открытиями минувших суток. Но связь эта никак не выявлялась.

Он сидел у стола и долго без мысли глядел на пачку облигаций перед собой.

Легкий стук в дверь вывел Павлика из оцепенения. Он сгреб со стола облигации, шкатулку, шнур и благоразумно оттащил их в кухню. Кажется, это был теперь единственный уголок в доме, который предоставила в их с Костей полное распоряжение Вика.

Они вернулись из города в разном настроении: Вика была предельно оживлена и радостна, Костя – немножко озабочен чем-то. Принесли в двух сетках продукты, которые Вика начала тут же демонстрировать Павлику, чтобы порадовать и его тоже.

– Мороженого, Павлик, десять штук! – приговаривала она, раскладывая на столе покупки. – Пломбир! Нам с Костей по три, тебе четыре! Колбаса докторская, без сала! Конфеты! Помидорчики соленые!.. Холодок! Я мамин валидол всегда ела – тоже как холодок!

Павлик вопросительно посмотрел на Костю. Тот поморщился.

– Учителка нас, Павка, чуть не застукала. Ну, та, про которую я говорил – ей надо у телевизора сидеть.

– Ну и что! – вмешалась Вика. – Не застукала ведь!

– А что я, маленький, должен прятаться! – проворчал Костя.

– Да ведь так еще интересней даже! – изумилась Вика, делая большие глаза и округлив губы. Костя покосился на нее, потом на Павлика.

– Какой-то еще суворовец, носопыра, прицепился…

– А я виновата, что они лезут ко мне! – возразила Вика. – Что, мне вот тут написать?.. – показала на грудь. – Не лезьте! Да?

– Если бы не инкогнито были… – все так же ворчливо заключил; Костя, – я бы его живо отшлифовал. Другой раз сунется…

Вика хихикнула в ответ и, сбрасывая пальто, глянула сначала на спортивный костюм Павлика в углу, потом на Костю.

– Отворачивайтесь!

Костя и Павлик, не сговариваясь, прошли на кухню. Здесь Костя посмотрел на Павлика выжидающе, будто знал, что у того есть новости. Павлик взял с полки за ширмочкой облигации, шкатулку и молча положил их на стол перед Костей. Тот в замешательстве пригладил волосы.

– Что это?..

– Это из-под окна… – сказал Павлик. – Ну, у баптиста было. Я думал, пистолет.

– Так, Павка! – Костя одобрительно, почти восторженно оглядел его с ног до головы. – Ты у меня растешь! Молодцом. И больше ничего там?

– Нет. Деньги были. И вот эта шкатулка. Завязана была. – Павлик достал и показал Косте шнур.

Костя задумался, опять пригладил обеими руками волосы.

А Павлик мялся, не зная, как ему подступить к более важному, к тому, что он слышал возле гаража.

И когда Вика сообщила из комнаты: «Все!» – испытал облегчение оттого, что главный разговор пока откладывается.

– Быстро она! – Костя взял со стола облигации, шкатулку и первым шагнул на выход. Закатав до локтей рукава голубой спортивной куртки и подобрав под себя ноги, Вика уже сидела на кушетке. Ее белый костюмчик опять висел на спинке стула.

– Ой, Павлик! Ты завтра на дневном сеансе обязательно посмотри «Анжелику»! Потрясающе!.. Что это?.. – на полуслове оборвала она свой комментарий, когда Костя положил на кушетку облигации.

– Это Павлик без нас проверил твоего квартиранта. Облигации, понимаешь? – Костя шелестнул бумажками. – Трехпроцентные, беспроигрышные!

– Во! – обрадовалась Вика, перенимая у него пачку. – Я говорила: денег у него страсть сколько! Куры не клюют! А пистолета не было?

– Нет… – растерянно отозвался Павлик. Он почему-то был доволен тем, что не сказал ни слова про неизвестных в гараже. И не мог понять, откуда это странное чувство…

Но все пока было предельно запутанным. И жила какая-то яростная убежденность, что разобраться во всем должен именно он, Павлик, а не кто другой. В разбудораженном его воображении при этом неизменно вырисовывался корявый тополь на огородах – Анина секвойя, как будто все упиралось в нее, как будто именно возле тополя, в тридцати шагах от него, «против бури», и надо теперь искать разгадку.

Быть может, им руководило желание самому отомстить за Аню?.. Об этом он и думал и не думал. Но, хорошо понимая, что обязан рассказать Косте о последних событиях и что, возможно, тот решит заявить обо всем в милицию, Павлик оправдывал себя тем, что, во-первых, милиционеры однажды уже не захотели его слушать, а во-вторых, это сразу открыло бы для всех Викино присутствие в доме, и все дополнительно усложнилось бы… Павлик осторожно следил за Костей, как бы пытаясь понять, следует ли усугублять его теперешнее положение какими-то новыми неожиданностями, которые, по существу, Кости не касались даже… И в этой раздвоенности Павлик упустил момент, когда Вика, уже изучившая комнату лучше самого Павлика, с радостным восклицанием полезла к этажерке, извлекла стопку газет с таблицами тиражей, которые регулярно покупала Татьяна Владимировна в надежде когда-нибудь выиграть. Не обратил внимания, когда она и предупредительный Костя склонились над таблицами… Только новый радостный возглас Вики заставил его вернуться к происходящему.

Костя пятерней разворошил свои кудри. Темные Викины глаза сияли восторженно, ярко.

– Мальчики, ура! – Как будто выигрыш в пятьсот рублей пришелся на ее собственную облигацию. Вика даже подпрыгнула на кушетке.

Но когда Костя, убрав первую облигацию, обнаружил, что на следующую пал выигрыш в тысячу пятьсот рублей, Вика замолчала, в изумлении приоткрыв рот. Потом лицо ее стало испуганным, когда они, проверив третью облигацию, снова обнаружили выигрыш. И все трое невидящими глазами уставились друг на друга, неожиданно подавленные, когда оказалось, что в красивой полированной шкатулке все до единой облигации были выигрышные.

– Может, это у него за всю жизнь?.. – спросила Вика.

– Что это? – не понял ее Костя.

– Ну, выигрыши! – пояснила Вика. В искрящихся глазах ее сверкало возбужденное любопытство.

– Люди за всю жизнь одного раза не выигрывают… – проворчал Костя, опять машинально перепутывая на затылке свои девчоночьи волосы.

И Павлик вспомнил, как часто и по нескольку раз мать заново проверяла свои две облигации: по всем таблицам, начиная с прошлого года… А сейчас они, кстати, смотрели самые последние тиражи.

В ответ на Костино замечание Вика обратилась почему-то к Павлику:

– Откуда ж тогда у него?

Павлик этого не знал. И начал по-хозяйски укладывать облигации в шкатулку. Если бы в ней оказался настоящий пистолет, все представлялось бы, наверное, гораздо проще, чем теперь… Эти, в разной степени затертые, но одинаково беспроигрышные облигации вызвали у него какое-то жутковатое чувство, словно Павлику было не тринадцать, а всего шесть лет, и он еще верил в колдовство…