— Знаешь, милая, нам придется развестись. Я знаю, с моей стороны это подло, но что я могу поделать? Ты — сильная женщина, ты справишься без меня. А она — такая слабая, она без меня пропадет. А насчет денег ты не беспокойся — я, естественно, буду вам помогать! Конечно, не в таких размерах, как прежде, но голодать вы не будете.

И правда, голодать Рите с детьми не пришлось. Но с какой горечью в голосе она рассказывала о своем глупом бахвальстве перед мужем: "Я — сильная женщина!" Именно от нее я впервые услышала о том, что женщина сильна своей слабостью, а уж никак не силой.

Что заставило меня вспомнить тот давний, казалось бы, напрочь позабытый случай? При написании этой книги обратилась к лучшей подруге с вопросом:

— А не доводилось ли тебе сталкиваться с супружеской изменой?

Подруга, хоть и ближайшая, но знакомы мы с ней не с детства и не с юности даже, а с времен, скажем так, "глубокого замужества". Потому-то и не все ее семейные секреты были мне известны. А семейная измена — тема куда уж более личная да закрытая. Пришлось сразу пообещать изменить имена участников. Да только уговаривать-то ее и не довелось. Ответила мне подруга:

— Знаешь, я с удовольствием поделюсь своим опытом. Быть может, кому-нибудь он поможет, и благодаря мне на свете станет одной счастливой женой больше.

Однако имена я все-таки меняю, как и обещала.

Люба вышла замуж за Толика еще в студенчестве. Причем, Толик учился в родном их городе, Люба же уехала учиться далеко от дома. Вот такая семейная жизнь у них вышла: сначала встречались лишь во время каникул, потом, после окончания Любой института и возвращения в родные пенаты, Толика призвали в армию и врозь жили еще полтора года. Вроде и могли похвастать довольно "крутым" семейным стажем, а на самом деле настоящей совместной жизни еще и не нюхали.

Однако потихоньку да помаленьку жизнь стала налаживаться. Даже обзавелись молодые собственной квартиркой. "Незаметно" семья разрослась и их стало уже трое. Анатолий зарабатывал на жизнь, Любаша же сидела дома с ребенком. Все вроде было хорошо, да занятость на работе у Толика все возрастала. Все позже стал приходить домой, иногда выпивший, иногда трезвый. А потом первый раз не пришел домой ночевать.

Люба — женщина совсем неглупая. Работа работой, а по ночам работают разве что в Центре Управления Полетами, к которому Толик не имел ни малейшего отношения. Да и запахи чужие стала Люба замечать: все они, духи проклятые. Догадывалась, однако молчала. Не из особой женской мудрости, скорее, из обычного женского страха остаться одной. Да однажды Толик не выдержал, сам признался, что есть у него другая женщина, и "там" у него все очень серьезно, и длится эта связь уже больше года. А потому намерен Толик решить все самым кардинальным образом, то есть разводом.

Как я уже сказала, подружка моя в то время не работала уже лет пять, а потому самооценка подупала основательно: трудно быть самоуверенной, сидя дома, когда кроме сына да мужа тебя видят разве что соседские старушки. Быть может, сейчас-то Люба поступила бы иначе, ведь теперь и мудрости житейской прибавилось, и с самооценкой уже давно все в порядке — вполне успешная востребованная женщина, а вот тогда все было совершенно иначе. И Люба расплакалась.

Никто ее не учил, просто на самом деле испытывала дикий страх перед одиночеством и непредсказуемостью жизни. А ведь на дворе — начало девяностых, в стране разруха и полнейшая неопределенность, полное отсутствие какой-либо стабильности и уверенности в завтрашнем дне. А тут еще такое… И Люба плакала целыми днями:

— Как мы будем жить без тебя?!

И то сказать: рабочие места сокращались со скоростью сбесившегося калейдоскопа, даже опытные сотрудники не могли найти работу, а что говорить о Любе? Да и как ей устраиваться на работу, когда сынок-то не совсем здоров? С таким диагнозом его ни в один садик не приняли бы, потому-то и вынуждена она была сидеть дома, изображая домохозяйку. И без того нелегко жилось на одну несчастную Толикову зарплату, а если еще и без него самого остаться? И плакала Люба, интуитивно обращаясь за мужской защитой:

— Как мы будем жить без тебя?! Я без тебя не управлюсь!!!

Анатолий злился, психовал, но не уходил окончательно. Периодически по-прежнему оставался ночевать у зазнобы, натыкаясь по утрам на испуганный взгляд несчастной супруги. Все это длилось долго, очень долго. Сразу скажу — лично я бы не выдержала такой жизни, отпустила бы. Не из лояльности к мужу, сугубо из заботы о собственных нервах. Но это приключилось не со мной, с Любой. И Люба выдержала.

Вернее, выдерживала какое-то время. Однако и ее ангельского терпения не хватило больше чем на год. Уже готова была отпустить, дать развод и остаться у разбитого корыта. Но жизнь-то и на самом деле становилась тяжелее день ото дня, так что умом я ее прекрасно понимаю. И вот как раз в тот момент, когда почти уже лопнуло Любино терпение, когда страх перед жестокой действительностью сменился полнейшим равнодушием, мол, будь что будет, именно тогда и досталась Любе горящая путевка в санаторий, практически за бесценок, не воспользоваться которой мог бы только полный дурак. Любаша моя, повторяю, дурочкой не была никогда, а потому от путевки, естественно, отказываться не стала. Оставила сыночка на попечение свекрови, да и собралась в путь-дорожку. Толик проводил ее до поезда, однако даже не поцеловал на прощание, не стал даже дожидаться отхода поезда: просто донес вещи до купе, развернулся и вышел, сказав на прощание лишенным эмоций голосом дежурное:

— Пока.

Поезд тронулся, и Любаша расплакалась в последний раз. Что ж, знать, не судьба им вместе шагать по жизни. Стало быть, по приезде придется разводиться… Уже из санатория позвонила мужу один единственный разок, да нарвалась на откровенное хамство: мол, чего звонишь, неужели не понятно, что помидоры уже завяли? Понятно, куда уж еще понятнее. И Любаша звонить перестала. Тем более что вокруг нее закрутились новые события, новые люди.

Проявил к Любаше, уверенной в собственной никчемности, повышенное внимание некий Юра, такой же отдыхающий, как и она, только приехавший из другого города. Мужское внимание в любом случае повышает женскую самооценку, в данном же случае мужчинка оказался не завалященький какой-нибудь, а самый-самый красавец из отдыхающего контингента. И Любаша полностью погрузилась в курортный роман.

Правда, роман оказался абсолютно платоническим, ведь Юра тоже был несвободен, но, в отличие от Любы, не был измучен семейными проблемами. Зато как красиво он за ней ухаживал! Как интересно ей с ним было, ведь Юра едва ли не полмира повидал, так много всего знал, так оригинально доносил до благодарной слушательницы свою точку зрения. Про семейные проблемы Люба уже и не вспоминала. А и чего о них помнить, когда и так уже практически все решено? Развод так развод, все пути к примирению отрезаны его холодным "Пока". Люба лишь звонила периодически свекрови, интересовалась, как там сынок без нее поживает. А супругом не поинтересовалась ни разу.

Вот тут стоит заметить, что свекровь была полностью на стороне невестки. Больше того, в самом начале Толикового романа Любаша пообещала ей в обязательном порядке сохранить семью. И свекровь оценила все ее долгие моральные страдания, что в свою очередь очень сблизило женщин. И именно от свекрови Любаша узнала, что Толик звонит матери и обиженно сообщает о том, что супруга ему почему-то перестала звонить. Обижается? Ну и пусть себе обижается! И Любаша с чистой совестью продолжала крутить роман, быть может, втайне от самой себя надеясь, что хотя бы в последний день этот роман перестанет быть платоническим. По крайней мере, погрузилась она в свое романтическое приключение всею душой, забыв, наконец-то, все свои неприятности, поверив, что она далеко не самая худшая женщина, и уж ни в коем случае не нежеланная! И впервые за годы семейной жизни ей стало наплевать на мужа.

Однако не суждено было сбыться Любиным чаяниям: Юра так и остался верным мужем, тем самым не позволив ей перешагнуть черту. И возвращалась Люба домой несколько разочарованная, но довольная собой и даже жизнью, уже не страшась развода. И — о чудо — вопреки собственным ожиданиям обнаружила на перроне Толика. Больше того, тот встречал ее не просто так, а с шикарным букетом роз, и это в то время, как денег хронически не хватало даже на нормальное питание! Цветы — что цветы? Ведь в его глазах сверкала такая страсть, такое желание!