— Дверь закрыта, — напомнила я.
— Смежная?
— Все! Только окно открыто. Я не буду впопыхах спускаться по кипарису, и вообще предпочту, чтобы меня внизу кто-нибудь ловил, — сказала я.
— Я тоже не хочу впопыхах, — согласилась Ира.
— Пойдемте с нами на завтрак. Наши без нас не уйдут, — позвал Подушка.
Я согласилась, Иру никто не спрашивал, да она и занята была Одеялом, просто поглощена им следующие пять минут!
— ВСЕ! — заключила Ира. Одеяло радостно обмяк, Подушка застонал и начал окапываться. Тут я услышала шаги, о которых меня пять раз уже предупредил Подушка. Вот глухая пианистка! Скрипачу не поверила на ухо!
— Лягайт! Андрейка идет! — скомандовала я Ире, сама же аккуратненько улеглась на Подушку.
Подушка вылез, удивленно глядя на меня. Я на радостях щелкнула его по носу, он обижено спрятался под подушку. Я подняла подушку.
— Я же пошутила, я тебя не буду бить, — ласково сообщила я, парень успокоился, я положила ему на голову подушку. Он недовольно фыркнул в нее, демонстрируя все свое отношение к ней. Я повернула его голову на бок, до него, видимо, такое простое решение проблемы не доходило. Я умиротворенно засунула руки под подушку, отнюдь не ласково дав Подушке в челюсть.
— Р-р-р, — послышалось из-под подушки.
— Ой, извини, у меня привычка руки под подушку совать, — покаялась я, поднимая подушку.
Подушка прищурился на меня, потирая подбородок. Послышался звон ключей. Я поняла, что руки мне непременно нужно куда-то деть, а то я не смогу притворяться спящей, я засунула их на сей раз под Подушку, обняв его за шею и прижав к себе вместе с подушкой.
— А-а? — удивленно протянул Подушка, я подобрала его челюсть и поставила ее на место. Наверно, он был очень удивлен. Тут зашел Андрейка. Я принялась храпеть, Подушка, видимо, все еще был в ступоре, а Одеяло мелко гадил Ире. Блин, опять я взялась Подушкины волосы теребить. Елки-палки!
— Ходят тут всякие, или мне это просто снится, — полу на русском, полу на эстонском говорил Одеяло. Ира правдоподобно открывала рот, брыкалась и била матрас "во сне".
Андрейка прошел за сушилкой и вернулся к нам в комнату.
— Они вас тут оставили, а сами на завтрак ушли и не взяли ни на завтрак, ни на зарядку? — спросил он. Я храпела. — Э!
Андрейка потыкал меня, я всхрапнула и не проснулась. Ира, пользуясь тем, что Андрейка отвернулся, как следует стукнула по матрасу.
Нас снова закрыли. Я подняла подушку, узрела Подушку все еще в шоке. Я заправила ему волосы за ухо и погладила по голове.
— Ну, переваривай, переваривай, — сказала я, поднимаясь и вставая на тумбочку.
— Дурак я, сушилку взял, а прищепки забыл, — послышалось из-за двери.
Подушка закрылся подушкой, ожидая что я брякнусь сверху. Я покачала головой аккуратно улеглась на прежнее место и снова сунула руки под него. Он повторно уронил челюсть, я ее снова ему подобрала. Вот ведь какой богатый на удивления!
Андрейка прошел, взял прищепки, и подошел ко мне поближе. Я всхрапнула ему в лицо, он испугался и ушел поскорее. Я подняла подушку и узрела отупевшей взгляд Подушки куда-то в пространство.
— Бедный, замучили тебя, — я снова заправила ему волосы за ухо, погладила и положила подушку на место, опять убрала и снова положила. В какой-то из разов, подняв ее, я увидела, что Подушка повернул голову и смотрит на меня.
— Вставать пора, на завтрак идти, — сказала я ему, он судорожно сглотнул.
Мы с ним спустились с кровати.
— Ирка, идешь на завтрак? — спросила я.
— Идите, все равно спускаться по кипарису можно только вдвоем, — сказала Ира, продолжая воспитывать Одеяло.
Мы с Подушкой подошли к окну и долго расшаркивались у окна.
— Меня кто ловить будет? — сказала я решающий аргумент, и Подушка полез первым.
Я растерянно стояла у окна и смотрела вниз.
— Ой, как тут высоко, — сказала я, впотьмах-то не видно было!
— Ты высоты боишься? — спросил Подушка.
— И темноты, и высоты, — кивнула я, залезла на кипарис и добавила. — И жизни!
— Будешь падать — поймаю, — пообещал Подушка.
В самом конце я все-таки оступилась и была поймана Подушкой. Я жутко неуклюжая!
— Я же сказал, что поймаю!
— Я же сказала, что упаду!
— Когда?
— А будешь меня ловить, сам заразишься падучестью, — честно предупредила я.
Подушка улыбнулся и пошел смотреть, кто лезет следующим. Это была Ира.
— Все, Подушка, лови, прыгаю, — сказала она. Парень демонстративно отошел к акации и поспешно отскочил и от нее и от Иры ко мне.
— Я же говорила, заразишься, — сказала я.
Подушка отмахнулся, Ира слезла, за ней Одеяло.
— Подержи Иру, я слезаю, — сказал Одеяло.
Мы с Подушкой благополучно ушли к эстонцам, которые уже были на улице. Все выставились на меня, как бараны на новые ворота, к нам поближе подошел их вожатый Дима. Я ему объяснила, что на завтрак мы не попали, нам сообщили, что можем пойти с ними. Подошли Ира с Одеялом, который все время пытался идти от нее подальше. Ничего у него, конечно, не получалось. Так мы и пошли на завтрак с дико оглядывающимися эстонцами, которые что-то лопотали. Подушка пару раз даже отвечал им (периодически путая русский с эстонским), после чего они надолго замолкали.
— Эта столовая больше на библиотеку похожа, — сказала я, в очередной раз заходя в столовую.
— У вас такие библиотеки? — спросил Подушка, смотря на столовую новыми глазами.
— Ну, не столовые точно, — заверила я его.
Я уселась с самого края стола, рядом со мной плюхнулся Подушка, за ним Ира, и Одеялу ничего не осталось, как сесть рядом с Ирой. Я болтала с их вожатым, выведывала у него планы на дежурства, рассказала про наши ночные непотребства (крайне сжато и не полостью, но в красках), а он мне рассказывал про прелести общения с эстонцами, которые по-русски понимают с пятого на десятое.
Мы покушали и вышли на улицу. Ну и жара!
— Выкиньте нас кто-нибудь в море, — попросила я у неба. Блин, эстонцам хорошо, они сняли футболки и все, а мы… — Потом только сами за мной будете прыгать, я плавать не умею.
Мы отправились на Греческую эстраду, и Дима сказал, что мы будем играть в шарады. Обалдеть! И как мы должны объяснять эстонцам с их весьма скудным словарным запасом на русском языке какие-то еще слова? Я поделилась своими опасениями с Подушкой, он тоже озадачился: ему эта мысль в голову не забредала. Дима вышел на эстраду первым и изобразил сорняк. Мы с Ирой быстро догадались и сказали эстонцам, те радостно повторили, и на эстраду пошел серенький. Дима задумался и во всеуслышание сказал «мяч». Серенький принялся изображать, что он играет с мячом, эстонцы дружно предположили «рука».
— Глухие! — воскликнул серенький. — ГЛУХИЕ!
— Мяч, — сказал кто-то. Наверное, это был самый хорошо слышавший из тех, кто более-менее понимал по-русски и склерозом не страдал. У него по-эстонски угадал Подушка. Хотя не исключено, что он просто предложил парню сменить его на эстраде. Мы-то эстонский не знаем, вожатый тоже. Подушка вышел на эстраду, перепрыгнув через дырку, разделяющую зрителей от актеров. Он получил слово в свое распоряжение и задумался. Подушка попрыгал немного по эстраде, никто не проникся, он снова задумался. Потом выпрямился и застыл.
— Подушка! — громко заявила я.
— Правильно! — облегченно сказал он. Наверное, воспользовался тем, что никто не понял, что я сказала.
На эстраду вышла я, мечтая получить нормальное слово.
— Греческая эстрада, — сказал мне Подушка, видимо догадываясь о тупости своих собратьев, и ушел со сцены.
Я потыкала пальцем в эстраду.
— Пьедестал! — сообщили мне. Вот какое умное слово!
Я потыкала пальцем в колонну.
— Колонна! — радостно воскликнули эстонцы.
— Какая?
— Гипсовая, — сообщили мне. Ёклмн!
— В какой стране?
— Эстония…
— Круто, — усмехнулась я. — Прилагательное от этого слова образуйте.
— Эстонский.
— Теперь страну смените, где в основном колонны были такие?