Пятница, 23.30

Только время от времени, всякий раз, когда ее день был чрезвычайно напряженным, Мэллори бывала такой дикой в постели, что Алану приходилось отдавать все, что он имел, чтобы соответствовать ей.

Ночь пятницы выдалась именно из таких.

Она удерживала его своими руками, ногами, своим телом, словно он мог сбежать от нее. Подушки были сброшены с кровати, а простыни запутались вокруг них, и все же они извивались и перекатывались, и цеплялись друг за друга. Наконец они пришли к финишу, Мэллори сверху, яростно скачет на нем, одна рука на его груди, другой она опирается на его ногу, ее чресла вбиваются в его в жестком, голодном, ритмичном танце.

Он держал ее за бедра, поднимаясь ей навстречу, его взгляд застыл на великолепии ее лица, напряженного от примитивной нужды, ее глаза потемнели, ее гибкое, сильное тело сияло жизнью и напряжением.

Когда она, наконец, содрогаясь, с криком достигла оргазма, он освободился почти в тот же миг, чувствуя, как конвульсивно сокращаются ее внутренние мышцы, выжимая его досуха.

Обычно, в этот момент Мэллори скатывалась с него, чтобы прилечь рядом, не важно как ненадолго, но на этот раз он сам удержал и переместил их тела, так что они лежали на боку лицом друг к другу. Он продолжал обнимать ее.

— Хорошо, — прошептала она, расслабившись, по крайней мере, на мгновение. — Это было… хорошо.

Обессилевший, Алан тем не менее сознательно пытался управлять моментом, он мягкими движениями ласкал ее спину, наслаждаясь ощущением ее теплого дыхания возле своей шеи.

— Больше чем хорошо, — теперь он лучше знал, когда комментировать ее страсть, зная по опыту, что это только вынудит ее отстраниться и начать извиняться за то, что ей пора уходить.

Он никогда не выяснял, было ли дело в интимности самого акта, которая беспокоила Мэллори, когда она позволяла себе об этом думать, или в напоминании о нем, или все дело в ее собственной нехватке контроля, тревожащей ее. В обоих случаях, он вел себя осторожно, чтобы ненароком не нажать на эту конкретную кнопку.

Он научился.

— Длинный день, — пробормотал в конце концов он, намеренно заставляя свой голос звучать так же легко и мягко, как двигались его руки.

— Очень долгий, — отозвалась она немного сонно. Она пошевелилась рядом с ним, придвинулась еще ближе и вздохнула. — А завтра будет еще длиннее. Боже, как я устала.

Он ничего не ответил, но продолжил нежно гладить ее спину, даже после того как понял, что она заснула. Он прижимал ее к себе и ласкал ее теплую, шелковистую кожу и чувствовал, как бьется ее сердце напротив его. И этого было достаточно. Пока.

Перед рассветом его разбудила гроза, а Мэллори уже не было.

Она даже записку на гребаной подушке не оставила.

Суббота, 14 июня, 6:30 утра

ОН ПРОСНУЛСЯ С КРОВЬЮ НА РУКАХ.

Жидкой кровью.

Свежей кровью.

Её резкий металлический запах висел в комнате плотным облаком, и он давился от тошноты, когда, выбравшись из кровати, побрёл в ванную. Он не потрудился включить свет, хотя в ванной был полумрак, просто повернул краны и нащупал мыло, отмывая ладони в горячей, насколько хватало сил вытерпеть, воде, намыливая снова и снова.

Вода, сначала ярко-красная, затем цвета ржавчины, кружилась водоворотом вокруг стока, и медленно, очень медленно, цвет постепенно исчезал. Как и запах.

Когда вода стала стекать чистой, и больше нельзя было унюхать запах крови, он закрыл краны. И долго стоял там, упершись руками в раковину, уставившись на своё тёмное отражение. Наконец, он вернулся в спальню и сел на краю смятой постели, глядя в никуда.

Снова.

Это случилось снова.

Он всё ещё чувствовал запах крови, хотя на простынях не было никаких следов. Их не бывало и раньше. Никогда не было, ни на чём, чего он касался.

Только на его руках.

Он наклонился вперёд, уперев локти в колени, и уставился на свои руки. Сильные руки. Чистые руки. Сейчас чистые.

Никакой крови. Сейчас никакой.

— Что я натворил? — прошептал он. — О, боже, что я натворил?

Тревис Кич широко зевнул, усевшись в кровати, и сильно растёр лицо обеими руками.

— Боже. Уже восемь.

— Рассвет, — сонно проговорила Алисса Тейлор. — К тому же сегодня суббота, поэтому кого это волнует?

— Меня волнует. Должно волновать. Я должен работать. Шеф сказал, что можно приходить попозже, если мы работали допоздна, и именно так и было прошлой ночью, но мы все работаем сверхурочно.

— Полагаю, вам всем приходится работать над расследованием этих убийств.

— Можешь повторить сказанное.

— И, полагаю, у вас есть какие-то ниточки, которые надо отследить.

Её голос по-прежнему звучал сонно, но Тревис посмотрел на неё со снисходительной улыбкой.

— Знаешь, то, что ты убеждена, что я деревенщина с соломой в волосах, ещё не означает, что ты права.

— Не понимаю, о чём ты говоришь — произнесла она уже менее сонно и потянулась, как изящная кошка. Её поза давала ему возможность оценить красивую кожу, уже покрытую лёгким летним загаром, который действительно выгодно оттенял её блестящие тёмные волосы и светлые глаза.

— Да будет тебе, Элли. Обычно я не оказываюсь в постели с шикарными женщинами всего лишь через несколько часов после встречи с ними в той забегаловке, что мы считаем баром. Если, конечно, не случилось так, что они — репортёры из большого города, а я при этом участвую в расследовании серийных убийств.

— Не умаляй своих достоинств, — сказала Алисса. — И сделай одолжение, не подходи к моей морали со своей меркой. Спать с полицейским не было моей целью, и я не собираю материал для репортажей, лёжа на спине.

— Многие репортёры собирают, как я слышал.

— Ко мне это не относится.

Простыня соскользнула, показав ему почти целиком одну грудь щедрых пропорций, и Тревис решил, что не хочет её обижать.

— Я никогда и не говорил, что относится, — запротестовал он, снова ложась рядом с ней и залезая руками под покрывало. — Но ты могла поиметь любого из парней в этом баре, а пришла ко мне домой. Что ещё я мог бы подумать?

— Что я подумала, что ты сексуальный? — она не то чтобы надула губки, но её тело было чуть-чуть неподатливым, когда он обнял её. — Что мне было скучно, и не хотелось возвращаться одной в свой гостиничный номер? Что я люблю парней в форме?

— И что из всего этого правда? — спросил он, тычась носом ей в шею.

— Всё, — она вздохнула и расслабилась в его объятиях, её руки заскользили по его талии, а ладони устремились ниже. — А ещё у тебя симпатичная задница.

Он издал звук нетерпения, его тело мгновенно отозвалось на ласку, и она подумала со слабым, мимолётным весельем, что в сексе с парнями лет двадцати с небольшим на пике их сексуальности есть свои плюсы.

Много плюсов.

Она пробормотала:

— Я думала, что тебе надо идти на работу.

— Позже, — сказал Тревис.

Прошло почти полчаса, прежде чем он, наконец, неохотно выполз из кровати.

— Мне пора бежать на работу. Присоединишься ко мне в душе?

Алисса томно потянулась.

— Шутишь? Эта крохотная кабинка мала даже для тебя одного. Нет, спасибо, я подожду своей очереди. Я могу помыться, пока ты бреешься.

— Ладно, делай, как тебе удобно.

Алисса подождала звука льющейся воды, потом выскользнула из кровати и собрала свою разбросанную по полу одежду. Ей пришлось пройти половину пути до выхода, чтобы подобрать всё, что снова развеселило её. Сумочка небрежно валялась на стуле рядом с входной дверью, и это заставило девушку покачать головой.

Неразумно. Совсем неразумно.

Возможно, она была слишком невнимательна.

— Не-а, — промолвила она, отвечая на свои мысли.

Возвратившись в спальню, она разложила одежду на кровати и достала из сумочки сотовый. Включила его и набрала номер, неотрывно следя взглядом за полуоткрытой дверью ванной.