– Мэг.

– Просто. – Кэролайн неодобрительно покачала головой. – Слишком просто.

– Мне нравится. – Мэг упрямо вскинула подбородок. Честно говоря, она тоже предпочитала, чтобы ее называли Мардж, но Мэг выбрали родители, и никто не имеет права осуждать их выбор.

– И чем же ты занимаешься, Маргарет? – Кэролайн тоже не собиралась идти на какие-либо уступки.

– Работаю в школьной библиотеке.

– Очень увлекательно! – иронично произнесла Кэролайн.

– Мне нравится.

– А мне нравится, что ты не поддакиваешь мне, как эти глупые Уайты. – Кэролайн улыбнулась и достала вторую сигарету.

Последовала пауза.

– От чего умерла Гвендолен?

– От воспаления легких.

– Странно, у нее всегда было крепкое здоровье. Наверное, плохое питание… Вы что, голодали?

Мэг усмехнулась про себя. Похоже, в представлении Кэролайн все, кто не может позволить себе ужин из восемнадцати блюд, голодают.

– Мы не голодали, мы вообще очень хорошо жили и были счастливы! – Наконец-то Мэг смогла сказать то, ради чего, собственно, и пришла. Они были счастливы без Феннелов, их богатства и внимания!

– Счастливы? – Кэролайн выговорила эти слова с презрением. – Да, Гвендолен могла позволить себе быть счастливой!

– А вы нет? – дерзко спросила Мэг.

– Нет, – жестко ответила Кэролайн. – Я не могла!

– Но почему? Каждый имеет право на счастье!

– Только не я. Я была самой старшей и, по сути дела, – главой семьи. На Филиппа, как ты уже поняла, надеяться не приходилось, а наш покойный папочка, славный генерал Феннел, был алкоголиком, которого даже не выпускали к гостям. Впрочем, его немного оправдывает то, что он начал пить сразу же после смерти мамы, твоей бабушки. В свете говорили о таинственной болезни, подхваченной им в Афганистане. Этой болезнью была неистребимая тяга к спиртному. Представь себе, Маргарет, я до сих пор прячу оставленные на столе недопитые бутылки. – Кэролайн невесело рассмеялась. – Денег хронически не хватало. Наши туалеты, правда, были всегда великолепны, но чего это стоило! Окридж-холл разрушался на глазах, и сохранить его могли только мы, женщины, вернее, деньги, которые получим, удачно выйдя замуж. Теперь ты понимаешь, чем для нас было замужество твоей матери? Предательством! Впрочем, спасение Окридж-холла волновало только меня. Аннабел всегда любила только себя, Диана была глуповата, а Филипп… – Кэролайн с силой сжала руку Мэг. – Никогда не называй своего сына Филиппом – это роковое для нас имя! Я чуть не умерла, когда узнала о продаже Окридж-холла, и не простила Филиппа даже после его гибели.

– Да, вы не умеете прощать, – тихо проговорила Мэг.

– Но и ты ведь не простила, правда, Маргарет? – сверкнула глазами Кэролайн. – Ведь ты тоже не простила нам Гвендолен? Иначе бы обратилась за помощью. Почему ты не написала мне, когда умерли родители?

– Я сообщила вам об их смерти. Если бы вы захотели увидеть меня, дали бы знать.

– Ты не только упряма, но и горда. Черт побери, ты настоящая Феннел! – Кэролайн потрепала Мэг по плечу. – Хочешь, покажу тебе Окридж-холл?

– Еще как! – Мэг сама удивилась своей восторженной реакции.

– Приедешь ко мне двадцать шестого июня, я пришлю за тобой машину. Покажу Окридж-холл и кое-что еще. Тебя удивит… Помоги мне подняться и пойдем к гостям, Мэг. – Кэролайн с видимым неудовольствием произнесла это имя. – Нечего улыбаться, я назвала тебя так совершенно случайно!

За дверью они столкнулись с Генри. Он беззаботно улыбался.

– А ты что здесь делаешь?

– Пошел за вами. Аннабел рвет и мечет.

– Потерпит. – Кэролайн быстро зашагала вперед и включилась в оживленную беседу с гостями, как будто сразу же забыв о существовании Мэг.

Девушке это показалось даже обидным.

– Не обращай внимания, – сказал Генри, заметив ее расстройство. – Она со всеми так. Разговаривает, когда хочет, и бросает, когда хочет. Мы привыкли. Ты тоже привыкнешь со временем.

– Не думаю.

– Да ты действительно чудовищно упряма и горда, Мэг!

– Вы подслушивали?! – возмутилась Мэг. Генри ничуть не смутило гневное обвинение.

Все так же безмятежно улыбаясь, он сказал:

– Это получилось само собой. Я подошел к двери и услышал вашу беседу. Было неловко прерывать.

– Воспитанные люди так не поступают. Вам надо было уйти.

– А кто вам сказал, что я воспитанный?

– Я считала это непреложным фактом для настоящих Феннелов.

– А вот и заблуждалась. Я общаюсь с художниками, а их трудно назвать воспитанными людьми.

– Никто и никогда не должен подслушивать! Художники тем более, – в запале сказала Мэг, хотя и не понимала, почему именно для художников подслушивание недопустимо.

– Я не художник, – улыбнулся Генри все той же мягкой улыбкой. – У меня картинная галерея. Я покупаю и продаю произведения искусства. Повторяю – я не подслушивал, а совершенно случайно услышал. Ну, не сердись, Мэг, пожалуйста. Это простое совпадение.

Всем своим видом Генри изображал такое искреннее раскаяние, что Мэг не могла его не простить.

– Ты позволишь проводить тебя домой?

– Не позволю.

– Все еще сердишься?

– Нет, просто хочу побыть одна. Генри не стал настаивать.

– Ну хотя бы разреши постоять рядом, когда будешь прощаться с родственниками. Уверен, тебе понадобится поддержка.

Занятия в школе окончились. Мэг уже собиралась идти домой, когда в библиотеку с обычным шумом и треском влетела ее подруга Бренда – веселая, жизнерадостная толстушка. Она преподавала в младших классах. Бренда кипела энергией и жаждой деятельности. Ее уроки были настоящим праздником для малышей, и ученики обожали свою молодую учительницу. Невысокая яркая шатенка, с жесткими коротко остриженными волосами, маленьким, весело вздернутым носом и живыми черными глазами, Бренда была далеко не глупа, но держалась эдакой лихой простушкой, считая, что мужчины, вниманием которых она дорожила, не любят заумных девушек.

– Мэг, там тебя спрашивает потрясающий мужик! – Бренда закатила глаза, изображая крайнюю степень восхищения. Когда глаза вернулись на место, она оглядела подругу. – Опять ты в длинной юбке, с такими ногами…

– Остановись, о моих ногах ты уже говорила, – прервала ее Мэг и выглянула в окно.

У ворот стоял Генри Рид.

– О-о! Какой красавец, – простонала из-за ее плеча Бренда.

Генри действительно был хорош в серебристо-сером костюме от портного с Савилроу, который прекрасно гармонировал с его светлыми волосами. Крошечная роза в петлице оттеняла рубашку цвета магнолии. В манжетах тускло поблескивали аквамариновые запонки. Он выглядел очень респектабельно и по-старомодному утонченно.

– Это мой родственник, – бросила Мэг Бренде и выбежала на улицу.

– Здравствуй, кузина, – произнес Генри, непринужденно целуя руку Мэг. – Мне показалось, мы расстались не очень дружелюбно. Вот решил исправить. Моя машина за углом. Если не возражаешь, поужинаем вместе.

Почему бы и нет, подумала Мэг. Генри нравился ей своей простотой и дружелюбием. Он же не виноват, что принадлежит к этому надутому семейству, и, кроме того, совсем не похож на них.

– Мне нужно переодеться, – сказала она, смущенно оглядывая свой скромный строгий костюм.

– Ты прекрасна в любой одежде, – с шутливой галантностью успокоил ее Генри. – Предлагаю посетить один милый итальянский ресторанчик, – продолжил он. – Там очень уютно, и мы прекрасно проведем время. Поехали, Мэг, не раздумывай.

Мэг кивнула и пошла к машине, стараясь не глядеть на окно библиотеки, в котором маячила Бренда.

Генри широким жестом открыл перед Мэг дверцу своего «мерседеса». Она легко опустилась на мягкое сиденье, обитое тонко выделанной кожей цвета слоновой кости. Запах кожи смешивался с резким запахом дорогого мужского лосьона. Еще никогда Мэг не приходилось ездить в такой шикарной машине и с таким элегантным спутником.

– Может, мне все-таки следует заехать переодеться? – спросила Мэг.