Любой понимающий природу прелести, или духовного заблуждения (см. ниже, стр. 176–179), узнает в этом описании «христианской йоги» точные характеристики тех, кто духовно сбился с пути — или в сторону языческих религиозных опытов, или в сторону сектантских «христианских» опытов. То же стремление к «святым и божественным чувствам», та же открытость и готовность быть «восхищенным» неким духом, те же поиски не Бога, а «духовных утешений», то же самоопьянение, которое ошибочно принимается за «состояние благодати», та же невероятная легкость, с которой человек становится «созерцателем» или «мистиком», те же «мистические откровения» и псевдодуховные состояния. Это общие характерные признаки тех, кто впал именно в это состояние духовного заблуждения. Но автор «Христианской йоги», будучи бенедиктинским монахом, добавляет некоторые особые «медитации», которые показывают, что он мыслит полностью в духе римско-католических «медитаций» последних веков, с их свободной игрой воображения на христианские темы. Так, например, медитируя на тему рождественской мессы, он начинает видеть Младенца у Его Матери. «Я вглядываюсь, и больше ничего. Картины, идеи (ассоциации идей: Спаситель — Царь — Свет — Сияние — Пастырь — Младенец — и снова Свет) приходят одна за другой, проходят мимо... Все эти кусочки священной головоломки, взятые в целом, рождают во мне одну идею... безмолвное видение всего таинства Рождества» (стр. 161–162). Каждый, кто хоть немного знаком с православной духовной дисциплиной, увидел, что этот достойный жалости «христианский йог» умудрился попасть в ловушку, расставленную одним из мелких бесов, поджидающих таких искателей «духовных переживаний»: он даже не видел «Ангела света», а только дал волю своим собственным «религиозным фантазиям», порождениям сердца и духа, совершенно не подготовленных к духовной брани и к бесовским искушениям. Подобная «медитация» в наши дни практикуется в целом ряде католических монастырей и обителей.

Тот факт, что в конце книги помещена статья переводчика «Добротолюбия» на французский язык с приложением выдержек из «Добротолюбия», только лишь показывает пропасть, отделяющую этих дилетантов от истинной духовности Православия, которая совершенно недоступна современным «мудрецам», разучившимся понимать ее язык. Достаточным доказательством некомпетентности автора в понимании «Добротолюбия» является то, что он называет «сердечной молитвой» (в православных традициях она является наивысшей молитвой, которой сподобляются только очень немногие после долгих лет аскетической брани и школы смирения у истинно богоносного старца) простейший трюк: произнесение слогов в унисон с сердцебиением (стр. 196).

Ниже мы полнее прокомментируем опасности «христианской йоги», когда будем отмечать в ней черты, общие с другими формами «восточной медитации», которые предлагаются сегодня христианам.

Восточная религиозная практика на более популярном уровне предлагается в книге ирландского католического священника Уильяма Джонсона «Христианский дзен» (Харпер и Роу, Нью-Йорк, 1971 г.).

Автор начинает примерно с того же места, что и автор «Христианской йоги», — с чувства неудовлетворенности западным христианством, желания дать ему новое измерение медитации или созерцания. «Многие люди, не удовлетворенные старыми формами молитвы, не удовлетворенные старыми обрядами, которые некогда так хорошо служили, ищут чего-то, что удовлетворило бы запросы современного сердца. «Контакт с дзен... открыл новые перспективы, показав мне, что в христианстве есть такие возможности, о которых я и не мечтал». Можно «практиковать дзен как путь к углублению и расширению своей христианской веры» (стр. 2).

Приемы японского дзен-буддизма очень сходны с техникой индийской йоги, из которой он в конечном счете произошел, хотя они еще проще. Там есть и та же основная поза (а не множество поз йоги), методика дыхания, повторение, если желательно, священного имени в сочетании с другими приемами, своеобразными и свойственными только дзен. Цель этих приемов точно такая же, как и в йоге: исключить рациональное мышление и достигнуть состояния спокойной, безмолвной медитации. Сидячая поза «препятствует рассуждениям и размышлениям» и способствует проникновению «в центр собственного существа, в лишенном образов и звуков созерцании» (стр. 5), в «глубокое и прекрасное царство психической жизни» (стр. 17), в «глубокую внутреннюю тишину» (стр. 16). Достигнутые таким образом ощущения несколько напоминают ощущения наркомана, так как «люди, принимавшие наркотики, кое-что понимают и в дзен, потому что в них уже разбужено представление о том, что существуют глубины сознания, которые стоит исследовать» (стр. 35). И тем не менее эти ощущения открывают «новый взгляд на Христа, взгляд менее диалистический и более восточный» (стр. 48). Даже новички в дзен могут достигнуть «чувства единения и атмосферы присутствия чего-то сверхъестественного» (стр. 31); при помощи дзен состояние созерцания, прежде доступное только немногим «мистикам», может быть «распространено», и «все могут иметь видения, все могут достичь самадхи (озарения, просветления)» (стр. 45).

Автор «Христианского дзена» говорит об обновлении христианства; но он признает, что опыт, который может к этому привести, может иметь любой — христианин и нехристианин. «Я уверен, что существует главное озарение, которое не связано ни с христианством, ни с буддизмом, ни с чем-либо другим. Оно просто человечно» (стр. 97). И вправду, в собрании, посвященном медитации, в дзенском храме возле Киото, «самое удивительное... было отсутствие каких бы то ни было общих верований. Казалось, никто ничуть не интересуется тем, во что верят или не верят остальные, и никто, насколько мне помнится, ни разу не упомянул имени Бога» (стр. 69). Этот агностический характер медитации очень на руку «миссионерам», так как «таким образом можно научить медитации людей неверующих или тех, кого мучает совесть или страх, что Бог умер. Такие люди всегда могут сидеть и дышать. Для них медитация становится поиском, и я обнаружил... что люди, начинающие свои искания таким путем, в конце концов обретают «Бога». Не антропоморфного (человекоподобного) Бога, от Которого они отреклись, а великое существо, в котором все мы живем, двигаемся и пребываем» (стр. 70).

Описанное автором дзеновское «озарение» обнаруживает его коренное тождество с «космическими» переживаниями, которые дают шаманизм и другие языческие религии. «Я лично верю, что в нас заключены мощные стремления радости, которые могут быть высвобождены путем медитации, наводняя личность небывалой радостью, которая исходит неизвестно откуда» (стр. 88). Интересно, что автор, возвратившись в Америку после двадцатилетнего пребывания в Японии, обнаружил, что эти переживания очень близки к переживаниям пятидесятников, и сам получил «крещение духа» на «харизматическом» собрании (стр. 100). Автор говорит в заключение: «Возвращаясь к собранию пятидесятников, хочу сказать, что, по моему мнению, возложение рук, молитвы людей, общественная благотворительность — может быть, те средства, которые освобождают психическую силу, приносящую озарение человеку, постоянно практикующему дзен» (стр. 92–93). В седьмой главе этой книги мы исследуем природу опытов пятидесятников, или «харизматиков».

Не стоит много говорить, критикуя эти взгляды: они в основном совпадают со взглядами автора «Христианской йоги», только они менее эзотеричны и более популярны. Тот, кто верит, что агностический, языческий опыт дзен можно использовать для «созерцательного обновления внутри христианства» (стр. 4), явно не имеет ни малейшего представления о великих традициях Православия, которые предполагают горячую веру, истинные убеждения и ревностную аскетическую брань; и все же он не останавливается перед тем, чтобы использовать «Добротолюбие» и «великие православные учения» в своем рассказе, утверждая, что они также ведут к состоянию «созерцательного безмолвия и покоя» и являются примером «дзена внутри христианских традиций» (стр. 38); и он рекомендует для желающих повторение Иисусовой молитвы во время дзеновской медитации (стр. 28). Такое невежество положительно опасно, особенно когда его проповедник на своих лекциях рекомендует слушателям в качестве «мистического» эксперимента сидеть в дзадзен по сорок минут каждый вечер (стр. 30). Какое множество в сегодняшнем мире искренних, введенных в заблуждение пророков, и каждый считает, что несет своим собратьям благо, а не зовет их к психической и духовной гибели! Об этом мы скажем еще в заключительной главе.