— А-а!..— уважительно протянул Плахов.

Правда, до этой минуты он был уверен, что «Черный квадрат» изобразил Пикассо, ой, тьфу ты, Малевич. Но Васе, наверное, виднее...

Черновая работа вдохновляла Жору Любимова примерно так же, как сортировка почты. Перелистывая подшитые ориентировки, он то и дело производил какие-то лишние движения — то в сто пятьдесят седьмой раз смотрел на часы, то вскакивал, измеряя шагами тесный кабинет. Его сосед Макс Виригин, наоборот, был полностью погружен в процесс — он перебирал бумаги, делая пометки на листке с таким видом, словно изучал свежий номер «Спорт-экспресса» и собирался сделать ставку на тотализаторе.

Изредка опера перебрасывались, замечаниями.

Любимов в который раз оторвался от бумаг.

— У тебя что-нибудь есть?..

— Выписал два похожих. По двухтысячному году. Но никаких намеков на счетчики.

— У меня почти такая же картина.

Появление коллег внесло в разговор свежую струю.

Любимов покосился на вновь прибывших:

— Какие люди! Ну и как там, «на земле»?..

Плахов шутку не оценил:

— Все вокруг цветет и пахнет...

— А мы тут завяли совсем. Как успехи?

— Как у сборной России по футболу.

Любимов решил конкретизировать вопрос:

— Этого, который дом обслуживает, «покололи»?

Плахов устало уселся за свой стол:

— Мимо кассы. На момент убийства он рвал зуб в поликлинике. Мы проверили и уже написали справку.

Рогов достал из папки листы со списком работников АО «Энергия».

— Похоже, теперь их всех придется шерстить.

Виригин подошел к коллеге, взял в руки список, слегка присвистнул:

— Пятьсот двадцать три человека! На год хватит... Это если все остальные дела забросить и надеяться, что новых не навалит.

— И это еще не все. Из них семнадцать в отпуске. Эх, хорошо бы кого-нибудь занесло на Кипр!..— размечтался Вася и решительно добавил: — Если что, чур, я полечу!.. А еще девять человек на больничном. Две в декрете.

— Тех, что в декрете, оставим на сладкое,— встрял в разговор Любимов.

Плахов усмехнулся:

— Кстати, четверо вечером не отметились. Один из них Центральный район обслуживает. Какой-то Залыгин.

Любимов ожил:

— О... оставь-ка его нам с Максом.

Плахов взглянул на коллегу.

— С удовольствием. А еще один утром вышел, потом отзвонился, сказал, что заболел. Из Выборгского района.

В голосе Виригина послышалось сомнение:

— До Центрального далековато.

Любимов, которому ужасно надоело торчать в кабинете, воскликнул, как Ричард Третий, искавший коня:

— Да чего тут гадать!.. Надо клиентов делить.

Рогов, который, казалось, не обратил на это замечание никакого внимания, открыл ящик стола, достал личный стакан, взглянул на Плахова:

— Чай будешь?..

— И мне...— подхватил Любимов.

— А вы еще не заработали. И вообще: на вас чая не напасешься. Вечно я должен его покупать!.. Я не Ходорковский!

Отдирая нагар от сковороды, которую спалил накануне вечером ее благоверный, Лариса Залыгина рассеянно слушала музыку, несущуюся из приемника. В голове крутился отрывок из стихотворения (автора она не помнила): «Целый день стирает прачка, муж пошел за водкой, на крыльце сидит собачка с седенькой бородкой...»

Если не считать того, что муж пока еще не пошел за водкой, а спал пьяным сном, поэт нарисовал картинку прямо из ее жизни. Карликовый пудель действительно таращил глазенки в ожидании несуществующей котлеты, она целый день крутилась по дому и периодически плакала, проклиная свою семейную жизнь.

В свои тридцать семь Лариса чувствовала себя старухой, потерявшей интерес к жизни. Вчера она увидела в магазине давнишнюю подругу, с которой вместе когда-то училась в техникуме. Залыгина поразилась, насколько свежо и молодо та выглядела. А ведь они ровесницы. .. Ей очень хотелось подойти и поговорить с бывшей подругой, но стало стыдно. Она взглянула на себя глазами этой женщины в норковой шубке, представила, как та попытается скрыть свое разочарование.

Да и что она может рассказать о себе?.. Что ее муж — запойный алкоголик, который ходит проверять электросчетчики, а ей самой приходится совмещать работу посудомойки и уборщицы?.. Что ее единственный сын растет полным шалопаем, а жизнь прошла мимо?..

Мрачные мысли лениво текли у нее в голове под аккомпанемент теплой воды, слегка подогреваемой раздолбанной колонкой.

«Поздно что-то менять. Пусть хоть такой, но-все-таки муж... В принципе, он человек добрый, только слабый очень. По пьянке иногда хорохорится, а так...»

Когда Паша уходил в запой, она сводила к минимуму общение с мужем. Так легче. Делала вид, что они просто соседи, даже старалась с ним не разговаривать. Он приводил каких-то собутыльников, потом пил один, комната постепенно превращалась в хлев, но Ларису это не волновало. Она старалась поддерживать порядок на своей территории и в местах общего пользования.

Звук звонка заставил ее вздрогнуть. Она открыла дверь. На пороге настороженно замерли два мужика: один отдаленно похож на Высоцкого, другому не мешало бы сбросить килограммов пятнадцать. Первый показал удостоверение.

— Здравствуйте, барышня. Уголовный розыск... Залыгин дома?

Лариса пропустила непрошеных гостей в прихожую.

— Третий день не просыхает...

Действуя в своей обычной напористой манере, Любимов спросил:

— Где он?

Женщина кивнула в сторону закрытой двери.

— В комнате дрыхнет.

Она осторожно открыла дверь. Из комнаты тут же пахнуло удушливым запахом застарелого сигаретного дыма, винных паров и давно не стиранного белья.

Любимов проследовал вслед за женщиной. Обстановка комнаты являла собой до боли знакомую картину под названием: «Алкоголь — друг человека». Пустые бутылки из-под пива и водки застыли в разных и зачастую в совершенно неожиданных местах, словно хозяин дома во время пьянки постоянно перемещался по комнате. На столе остатки еды в окружении многочисленных окурков, не уместившихся в переполненную пепельницу. На грязном полу успела подсохнуть липкая лужа, явно от пива. Посреди всего этого великолепия на диване живописно расположилось мужское тело — Залыгин лежал лицом к стене, регулярно издавая странные звуки, напоминающие бульканье кипящего масла.

Любимов потряс электрика за плечо. Храп смолк и перешел в растянутое мычание. Мужчина пьяно отмахнулся, выражая свое негативное отношение к попытке его разбудить.

Георгий повернулся к Залыгиной:

— Где он позавчера был?

Так и не выпустив из рук хозяйственного полотенца, Лариса пожала плечами:

— Утром, как обычно, на работу пошел.

— А во сколько вернулся?..

— Около часа ночи. После этого не выходил.

Любимов внимательно следил за реакцией женщины. Похоже, она говорила правду.

— Какие-нибудь вещи домой приносил?.. Лариса отрицательно покачала головой.

— А что случилось-то?..— глухо спросила она.

На пороге комнаты появился Макс. У него в руках была куртка Залыгина.

— Смотри-ка, что я нашел!..

Подсохшие бурые пятна на правом рукаве сильно смахивали на кровь.

— Похоже, Жора, это наш клиент...

Обернувшись к Ларисе, он показал на пятна:

— Откуда это?..

Залыгина не выразила никаких эмоций, словно окровавленная одежда мужа — такая же обычная вещь, как немытая посуда.

— Сказал, с мужиками подрался...

Любимов с Виригиным переглянулись.

— Надо его к нам грузить.

Жена, наконец, очнулась. В ее голосе послышалось беспокойство:

— Куда вы его?..

— Да не волнуйтесь... Поговорим и вернем. Или не вернем. Как повезет.

В другое время она бы поспорила, но Лариса так устала, что у нее совершенно не осталось сил. Уходя, Паша попытался что-то пробубнить, но только махнул рукой. Когда за мужчинами закрылась дверь, она зашла в комнату мужа, тихо вздохнула и принялась за уборку.