Следственные и разведывательные учреждения, канадская конная полиция и военные департаменты были наслышаны об успехах Ярдли. Его спросили, не согласится ли он работать на них и, в частности, помочь в расшифровке радиопередачи из Берлина агентам абвера в Южной Америке. В эту пору Лондон не доверял своему большому североамериканскому доминиону и не передавал канадцам сведения, которые получал через перехватывающие радиостанции, расположенные в приморских районах Канады.
Разгневанные члены канадского парламента решили создать свою собственную группу, занимающуюся дешифровкой. Так Ярдли стал снабжать Канаду информацией, в которой английское правительство ей отказывало. Два обстоятельства — внезапное нападение на Пирл-Харбор и решительный протест Лондона против «измены» ее доминиона — вынудили американского криптографа вернуться в Вашингтон. После возвращения он служил в тыловых ведомствах и продолжал заниматься литературной деятельностью.
Скончался он в 1958 году мирно, благопристойно, в собственной постели и был погребен с воинскими почестями на Арлингтонском кладбище — месте последнего упокоения национальных героев Соединенных Штатов. Документы, из которых стало известно о его предательстве, попали в руки американских властей два года спустя.
М. БЕЛЕНЬКИЙ, Л. СКРЯГИН
ОДИН НА ОДИН С СОБОЙ
«Долговременные путешествия, а особливо морем чинимые, часто бывали причиною многих приключений, кои нередко выходили из пределов вероятного. И хотя в некоторых случаях и могут они числиться между вероятными, но, по крайней мере, не совсем и достоверны и как бы нарочно разными чудными подробностями украшены для того, чтобы тем читателя привесть в некоторое удивление».
Четыре типичных английских двухэтажных дома, сложенных из красного кирпича, на типичном английском газоне… Так выглядит Британский национальный морской музей в Гринвиче. Кроме нулевого меридиана, здесь «прописан» легендарный чайный клипер «Катти Сарк» и яхта «Джипси-Мот IV», на которой капитан-одиночка Френсис Чичестер обогнул земной шар. Весной прошлого года одному из авторов этого очерка посчастливилось говорить здесь, в Гринвиче, на борту «Джипси-Мота IV», с семидесятилетним капитаном. На вопрос, что потребовало от него наибольшей выдержки и душевных сил, Чичестер ответил:
— Одиночество!
Неслучайность ответа сэра Френсиса подтвердилась в тот же день, когда автор увидел в одном из холлов Морского музея выставку, посвященную 250-летию со дня выхода в свет знаменитой книги Даниеля Дефо о преодолении одиночества.
Целый зал, от пола до потолка, был заставлен ее изданиями. Крохотные томики и роскошно иллюстрированные альбомы. Гравюры по дереву, меди и стали, рисунки и тиснения, вышивки и статуэтки. Бесчисленные переводы, пересказы, подражания, «продолжения». Наверное, не будет преувеличением сказать, что за эти два с половиной столетия с книгой о Робинзоне Крузо познакомилось все знающее грамоту человечество.
В чем причина такого неослабного интереса? Были ли реальные прототипы у персонажей книги? Как развивалась ее тема? Этими вопросами задались авторы, начав свой поиск в море книг советских и зарубежных библиотек. Часть фактов, возможно, уже известна читателю. О других он прочтет впервые. Но так или иначе разговор стоит начать.
СТРОПТИВЫЙ БОЦМАН
Сентябрьские волглые лучи висли над мачтами английского корабля «Пять портов», а тяжелые, словно литые, валы заставляли его то и дело кланяться берегу — заросшему лесом базальтовому клочку суши. После утренней молитвы и подъема флага команда была выстроена вдоль борта и теперь внимательно следила за действиями судового барабанщика. На сей раз тот выступал во второй своей роли — экзекутора. Не торопясь, обстоятельно, он кончил привязывать к вантам высокого рыжеволосого человека в холщовых брюках и сделал несколько шагов к шканцам — возвышению на корме, где стоял капитан, единственный, казалось бы, не заинтересованный в происходящем, ибо взгляд его рассеянно скользил по морю.
— Можно начинать, сэр? — осведомился один из офицеров.
— Начинайте, — сухо бросил капитан.
Старший офицер махнул рукой барабанщику. Тот разобрал линьки — тонкие куски манильского троса, привязанные к рукоятке, примерился и обрушил первый удар на спину наказываемого. Второй пришелся по плечу, третий зацепил шею… Потом пятый, шестой… На спине человека появились красные полосы… На десятом ударе он стал мотать головой, выцедив стон. На пятнадцатом капитан, продолжавший все это время рассеянно переводить взгляд с моря на берег, обронил:
— На этот раз хватит!
Барабанщик отвязал наказанного и мимо строя, поддерживая за локоть, повел его к шканцам.
— Надеюсь, впредь вы уясните себе, Селькирк, что дело боцмана — управлять экипажем, а не перечить капитану, — сказал, прикоснувшись крахмальным платком к бакенбардам, командир фрегата «Пять портов» Генри Страдлинг.
Наказанный помолчал мгновенье, набрал в легкие воздуха и хрипло ответил:
— Если я не подхожу вам, разрешите мне оставить ваше судно, сэр!
Все замерли..
Капитан Страдлинг медленно опустил руку с зажатым платком, лоб его налился медью.
— Берите свои пожитки и гребите к берегу! И разрази меня гром, если вас на выстрел допустят когда-нибудь к кораблю ее величества!
Селькирк молча повернул к кубрику. И не было, наверное, на борту матроса, в котором не шевельнулось бы сочувствие к боцману. Своей распорядительностью он не раз выручал экипаж, а во время бури, сильно потрепавшей «Пять портов» у тихоокеанского побережья Испанской Америки, чудом успел убрать паруса до того, как налетел шквал. Если бы не это, не добрались бы они до этих пустых клочков суши, называемых Хуан-Фернандесом.
Словно какое-то проклятие тяготело над кораблями «Святой Георгий» и «Пять портов», вышедшими под началом старого морского волка капитана Вильяма Дэмпьера из Англии для «раскрытия новых путей в Тихом океане», как говорилось в королевском рескрипте. Эта зыбкая формула означала очень широкие полномочия, в том числе и грабеж испанских владений, и нападение при случае на испанские корабли. Плавание сулило немалую добычу, и матросы с нетерпением ждали прибытия в далекие воды. Сам Дэмпьер находился на «Георгии»; «Пять портов» вел капитан Страдлинг, известный своим крутым нравом. С самого отхода, едва скрылись за кормой дрожавшие в ночи огни Бристоля, у капитана возникли нелады с боцманом. Селькирк, который из своих двадцати семи лет двенадцать провел на море, счел для себя обидным смолчать в ответ на ругань капитана.
Недельный шторм, нагнавший их после того, как эскадра Дэмпьера счастливо обогнула мыс Горн, окончательно вымотал экипаж. К тому же корабли потеряли из виду друг друга, и «Пять портов», давший течь, с трудом доплелся до Хуан-Фернандеса. Команда радостно приготовилась ощутить твердь под подошвами своих башмаков, но капитан Страдлинг приказал всем оставаться на борту. Это было уже слишком! Столько времени мотаться на волне, и сейчас, когда вот она, земля, — ласковая, заросшая влажным лесом, — видеть ее, дразнящую, только издали!
Боцман снарядил шлюпку и с частью команды отправился, несмотря на запрет капитана, за водой. С собой они взяли мушкеты пострелять коз и корзины для раков. Поход прошел отлично — проведя два дня на острове, моряки вернулись с добычей.
Наутро капитан Страдлинг велел всыпать строптивому шотландцу пятнадцать линьков за непослушание и теперь вот ссаживает его в тысяче километров от ближайшего большого берега.