По другую сторону, за зелеными, красными, белыми крышами городских кварталов, за круглыми мавританскими башенками особняков и островерхой готикой храмов очень близко и круто подымались горы. Солнце щедро заливало буковые и дубовые леса, по склонам гор лучи изумрудно светились на ярких полянках, покрытых молодой травой, скользили выше, туда, где в мрачных камнях и в крутобоких ущельях еще лежал грязно-серый снег, последний приют убежавшей зимы. Горы млели под солнцем, на их склонах дрожал синий теплый воздух.

Сквозь жаркое дыхание теплых берегов изредка прорывался влажный аромат моря. Свежая зелень близких кипарисов шелестела, где-то цвел миндаль, и его горьковатый запах щекотал ноздри.

Ласкар дышал глубоко и сильно. Щеки его зарумянились.

Солнце заигрывало даже с голым черепом Сарджи. Старик блаженно потирал сухими холодноватыми пальцами теплый затылок, жмурился и покряхтывал от удовольствия.

Они сели на скамью лицом к морю.

- Итак… - начал Сарджи.

- Нужно собрать сложную машину.

- Я готов.

- Вот начальная схема устройства. Она вам знакома.

Сарджи кивнул:

- Мы собирали примерно такую для главного щита фазотрона. Кажется, это было года три назад.

- Но здесь имеется и нечто новое. Искусственное сердце и легкие.

Сарджи долго разглядывал чертежи. Сказал:

- Без вашей помощи у меня не получится. Очень сложно.

- Начните пока с отдельных узлов. Монтировать окончательно будем вместе. Я очень тороплюсь, Сарджи. Мой брат не может дальше продолжать работу. Тупик.

- Машина для его опытов?

- Вам говорили?

- Карел рассказывал о проблеме вообще. - Сарджи изломал брови, лицо у него сразу приобрело игривое выражение, губы раздвинулись, и он улыбнулся. - Вот если удастся! Еще поживем на этом свете, а? Смотрите, сударь, как хороша наша земля, да еще весной! Чудо… Кому же хочется раньше времени покидать ее?

- Вы поняли меня? - переспросил Ласкар, слишком озабоченный предстоящей работой, чтобы разделять его радости. - Узлы номер два, тридцать три, сто восемь. Их можно начинать немедленно.

- Соберу без задержки, сударь. Когда вас ждать?

- Пока не знаю. Если вам будет непонятна та или иная схема, приходите ко мне, будем решать вместе. Я всегда…

Он осекся. По дорожке шла Памела. Сарджи вздохнул.

- Я принесла тебе накидку, - сказала Памела.- Господин Сарджи одет тепло, а ты… Ветер с моря. Надень, пожалуйста. Вот так.

Она заботливо укутала Долли и, отойдя в сторону, загляделась на далекое море.

Сарджи покачал головой.

- Вам повезло, Ласкар.

- Я тоже так думаю, Сарджи. Идемте. Иначе Памела уведет нас силой. Злоупотреблять кислородом тоже не следует.

Когда они все трое поднялись в дом п Сарджи откланялся, Памела спросила:

- Он согласился?

- Конечно. Завтра я передам ему все материалы.

А она подумала: что ей делать, когда явится Хеллер?..

Позже пришел Карел. Он долго сидел у брата. Памела не знала, о чем они говорили. Но когда биолог ушел, на столе все так же лежала коричневая папка с расчетами.

Ласкар Долли не заметил того, что сделал Карел. Биолог положил в свой портфель листки с расчетами из коричневой папки, а в нее вложил другие - очень похожие, но далеко не те. Необходимая предосторожность - и только. Карел сам передаст Антону Сарджи материал, столь нужный для сборки. А любопытным достаточно и других, фальшивых.

Карел и не подозревал, сколько событий в дальнейшем вызовет этот чисто детективный ход.

Человеческий организм удивительно сложен.

Помимо известных органов, довольно хорошо изученных анатомами, физиологами и практическими деятелями медицины, полагающими, что они проникли в самую суть вещей, поскольку знают роль каждого органа и его функцию, - помимо всего этого, в живых организмах есть нечто такое, что до сих пор ускользает от всевидящего ока науки, и оно, это нечто, может совершенно неожиданно нарушить закономерный ход жизни и поставить в тупик самый светлый медицинский ум.

История врачевания полна подобными неожиданностями.

Относительно здоровый человек вдруг в одно мгновение может проститься с жизнью, и только патологоанатом обнаружит у него серьезное поражение, обычно задолго дающее о себе знать всяческими симптомами. Или наоборот, приговоренный к смерти, обреченный человек начинает, смущая врачей, поправляться и выходит из клиники, чтобы жить, на удивление всем, еще многие-многие годы. Между этими крайними полюсами лежит множество самых удивительных сюрпризов. Какое-нибудь потрясение, незаметное для окружающих, перечеркивает ожидаемый ход событий и заставляет потом говорить о чуде; даже средства вовсе противопоказанные иногда совершают с человеческим организмом казусы, результатом которых оказывается полное обновление.

Медики, обладающие аналитическим умом, заводят при этом речь о волевом импульсе, нервной системе, психофизиологии и о скрытых резервах организма. Помимо всего прочего, такие из ряда вон выходящие факты только подчеркивают скромность наших теперешних познаний в области живого.

Ласкар Долли поправился. Он поднялся с постели вопреки прогнозу таких знающих его врачей, как Полина Долли и Памела Гривс, которые в один голос говорили Карелу, что Ласкар очень и очень плох, что сердце и сосуды у него поражены и трудно рассчитывать на какое-либо серьезное улучшение. Тем более в этом возрасте…

Каким-то нечеловеческим усилием воли он связал в крепкий узел свои расшатанные нервы, словно бы поставил их по стойке «смирно», и организм его, расслабленный и подавленный болезнью, нашел в себе новые силы. Все сразу прошло бесследно - и боли, и слабость, и чувство обреченности, которое, хочешь не хочешь, а пригибает больного к земле.

После того, как Ласкар встал и беседовал в саду с Антоном Сарджи, он больше не ложился в постель. Напряженная работа в течение двух часов, потом разговор с Карелом тоже не помешали ему. Он еще раз, уже с Памелой, выходил в сад и долго сидел на свежем воздухе, чувствуя себя окрепшим и сильным.

А еще через день, уверовав в свои силы, Ласкар отправился в институт. Решительность, написанная на его лице, просто удивляла Памелу. Она сочла за лучшее не нарушать хода событий, только позвонила Полине и попросила ее последить за Ласкаром на работе.

Появление Ласкара Долли в мастерских института вызвало нескрываемую радость мастера и его помощников. Без своего шефа Антон Сарджи чувствовал себя не совсем уверенно. Теперь они могли взяться за сложное дело с полной уверенностью в успехе.

Маленький коллектив ученых и техников, подобранных для работы над электронной машиной, с веселым оживлением продолжал свою деятельность. Ласкар Долли ходил по мастерской, заложив руки за спину, давал точные указания, иногда сам становился на сборку или уходил в свой остекленный со всех сторон кабинет, где и проводил несколько минут в раздумье над решением тех или иных задач. Просветленное и очень довольное лицо шефа являлось лучшим документом о состоянии его здоровья. Он перестал хмуриться, на щеках у него иногда появлялся румянец. В эти дни он забыл вкус нитроглицерина.

Увидев его в институте деятельным и веселым, Карел восторженно поднял вверх руки: теперь дело пойдет!

- Сколько времени займет сборка? - спросил он, подавляя в то же время вполне понятное желание справиться о здоровье брата.

- Месяц. От силы сорок дней,-ответил Ласкар.- Так мы договорились. Если, конечно, я не подведу своих друзей.

Старый Антон Сарджи устало выпрямился. Прогудело его философическое изречение:

- Все зреет во времени, одно проистекает из другого. Прошлое забыто Ласкаром Долли. А от настоящего ниточка тянется в будущее. Мы уже там, сударь, в будущем…

Карел с нескрываемым интересом посмотрел на философа. Какой смысл вложил в эти слова старик с голым черепом?