Поиск
Варшава, 1923
«Дом богоматери…»
Пер. П. Антокольский
Дом богоматери, какой ты грусти полон?
О чем колокола мечтают, замолчав?
Химерам скрюченным, двуполым и бесполым,
Какие оргии мерещатся в ночах?
Звучит под сводами шаг импотента янки.
Он в роговых очках. Он страстный
антиквар.
Он думает о том, не взять ли в
содержанки
Твою историю. Он оценил товар.
Он так почтителен к твоим великолепьям,
К разлету этих дуг и ромбам симметрий.
Он смотрит, как болван, на известковый
пепел,
Листает Библию и час, и два, и три.
Не сбросить ли химер с твоих рогатых
вышек?
Вниз туча извести и щебня полетит.
Десяток этажей надстроить, чтобы вышел
Бетонный небоскреб, его отель «Сплендид».
Над мертвым кораблем стервятником бы
взвиться:
Гей, Квазимодо, бей в колокола скорей!
Химерам хочется забредить в огневице
Голгофами горбов и зельями кудрей.
Ты ведь влюблен, звонарь, и благороден.
Качни-ка бронзовые языки!
С тобою говорят сто мертвых родин,
Тысячелетия моей тоски.
Во рту дремучий гул жаргонов,
Наследие невозвратимых рас,
И пыль, и жажда дальних перегонов,
Проделанных в последний раз…
Париж, 1923
Благослови меня
Пер. Р. Сеф
Благослови на бездорожья,
На солнечное бытие и на страданья,
Неясен полдень мой, и все же
Как четок мир и как светлы желанья.
Запели волны, штормом налетели,
Эх, стать бы мне таким, как песня,
Моим желаньям тесно в теле,
Как в побережьях океану тесно.
А волны все проходят мимо,
Секунды вслед летят неумолимо,
И ничего еще не сделал я.
Огромен мир. На новые рожденья,
На бездорожья и на восхожденья
Благослови, о полдень бытия.
Париж, 1923
Могила неизвестного солдата
Пер. П. Антокольский
Ты крепко спишь солдат. И ромб огней
танцует;
Проигран в грохоте военных лотерей,
Ты спишь на площади. И кажется, к
лицу ей
Венки, и черный креп, и свечи матерей.
Ты крепко спишь, никто, обрубок бранной
славы,
Спишь, безыменный труп с полей
Шарлеруа,
И снится площадям: безрукий и
безглавый,
Ты вылезешь на свет, чтобы сказать:
«Пора!»
Судьба запряжена в неведомые бури,
Несутся города за нею в дождь и мрак,
Исполосованы ее бичом, в сумбуре
Соборов и витрин, асфальтов и клоак.
Встань, безыменный! В путь! Мильоны
безработных
Колоннами прошли и сдвоили ряды,
Команда — по гробам! В карьер!
И вскачь! И вот в них
Труба врезается, как дикий вой нужды.
Пусть башни выбегут с пожарами во ртах.
С гербами городов на рухнувших оплечьях.
Гни их, огонь, качай, — и, пепел обрыдав,
Взвиваясь лентами, развалины калечь их!
То «Марсельеза»! Встань! В пустоты
костных впадин,
В истлевшие глаза, чтобы не мог
ты спать,
Весь разноцветный мир, тревожен и
наряден,
Заплещется опять, заплещется опять.
Ты крепко спишь, солдат, обрубок
бранной славы,
Спишь безыменный труп с полей
Шарлеруа.
И снится площадям: безрукий и
безглавый,
Ты вылезешь на свет, чтобы сказать: «Пора!»
Париж, 1924
Лондон
Пер. А. Големба
Как перья филина — туманов пелена.
Голодная толпа притихла, не горланит.
Над Темзой трезвенной с рассвета до темна
Свершает омовение парламент.
Полк инвалидов. Вопль предсмертной
наготы.
Протезы и кресты. Увечные в коляске.
Им хочется взорвать надменные мосты,
Мосты, провисшие, как ордена Подвязки.
Асфальтовая мгла под вольтовой дугой,
И женских прелестей товар недорогой.
Карминные уста. Белила и румяна.
Ты, Лондон, поднял их, как свой
имперский флаг,
Ты дал им, изо всех земных и прочих благ,
Хлеб слова божьего и воду океана.
Лондон, 1924
Рим
Пер. Д. Бродский
С кем фехтуют рапиры твоих
серебристых фонтанов,
И чего домогается мертвая слава твоя?
О, веков перегар! Тошнотворные
дымы струя,
Купола литургии тускнеют и меркнут,
увянув…
Не видать голубей на суровых твоих
базиликах,
В колокольни вселились ушастые
нетопыри…
Рим, еще ты горишь! То не солнце ль
ущербной зари
Истлевает, скудея, как память
столетий великих?
Тщетно день зажигает тиары соборов
святых,
Вечер тушит их пламя… И тени в худых
балахонах
На безрадостный звон ковыляют с
кладбищ отдаленных.
О, надгробье торжественное из лучей
золотых!
Купола, колокольни во власти ветров
исступленных…
С кем же, с кем же фехтуют рапиры
фонтанов твоих?
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: