Бегло скользя сквозь годы, капитаны рассказывали так много, а имевшееся в моем распоряжении время бежало с такой быстротой, что мне приходилось делать значи­тельные усилия, чтобы сохранить в памяти вопросы, ради которых я пришел.

Постепенно и понемногу, после ряда занимательнейших отклонений, я услышал то, что имело прямое отношение к моему делу, и только тогда сделал нужные записи. Оба капитана вспомнили несколько случаев, когда удравшие из загона на отмелях Москито черепахи уплывали за двадцать — тридцать миль к родным местам.

Капитан Тедди, совершавший в промежутках между промысловыми сезонами дальние рейсы, дважды встречал в открытом море, на некотором расстоянии от го­рода Колон, плывущие на запад стада зеленых черепах.

Они шли курсом на Тортугеро, — сказал он мимоходом, как будто это было нечто само собой разумеющееся.

В результате двухчасовой беседы я собрал много необычных сведений и услышал рассказы о двух возвратившихся издалека зеленых черепахах. Кстати, все это было очень похоже на то, что рассказывал капитан Чарли Буш о черепахе с искусанными ластами.

Вот что рассказал капитан Джин.

― «Случилось это давным–давно, — начал он, не пытаясь точно определить год события. — В конце промыслового сезона я доставил в Джорджтаун с отмелей Мос­кито сорок или пятьдесят черепах, которые подлежали отправке в Ки–Уэст В это же время человек по имени Томас Иден приехал с Ямайки, чтобы купить партию чере­пах, и я продал ему свой улов. Иден отвез купленных черепах в Кингстон, где поме­стил в садок, находившийся в гавани. Вскоре началась буря, вода поднялась, волны разрушили загородку садка, и часть черепах убежала. Примерно два- три месяца спустя я снова промышлял черепах на том же участке, возле отмелей Москито. Неожиданно один из ловцов вытащил меченую черепаху, принадлежавшую к тому улову, который был в прошлом сезоне продан на Ямайку. Черепаха вернулась к сво­ей прежней скале, где привыкла спать, и была поймана тем же судном, которое изло­вило ее в первый раз. Кратчайшее расстояние, которое она проплыла по пути домой, составляло более четырех сотен миль».

Во время рассказа капитан Джин пускался в неторопливые размышления, и надо было видеть, как нетерпеливо дожидался развязки капитан Тедди. Когда рассказ подошел к концу, он радостно заулыбался и сказал, что наступила пора и его выслу­шать, а если я дам ему несколько дней, чтобы не только припомнить подробности, но и сверить их со старыми вахтенными журналами и торговыми книгами, то он смо­жет поведать мне много подобных случаев. Все же одну историю он может сообщить сразу, без промедления, так как это очень странная, единственная в своем роде ис­тория, которую он рассказывал уже много раз.

Было лето не то 1915, не то 1916 года, но скорее всего 1915 года. Однажды в кон­це лета капитан Тедди отправил партию клейменых никарагуанских черепах на ры­нок в Ки–Уэст, но парусное судно с грузом так и не достигло берегов Флориды. На траверзе острова Пинос, вблизи Карапач–Ки, налетел коварный шквал, и судно по­терпело крушение. На следующий год, примерно девять месяцев спустя, промысло­вая лодка поймала на прежней отмели на расстоянии мили одна от другой двух че­репах из числа тех, что находились на потерпевшем крушение судне.

Вероятность возвращения и поимки двух черепах, проплывших по пути домой семьсот двадцать пять миль, кажется просто немыслимой. Но если вы вспомните, что лодки ведут промысел из года в год на одном и том же месте, а что, «по поняти­ям» черепахи, возвращение «домой» означает не только тот же «город» и старую «улицу», но и тот же «номер дома», это не покажется вам столь невероятным.

Я пересказан вам все, что слышал, — и вот факты перед вами. Но навсегда поте­рянным для вас останется своеобразие неторопливой беседы, во время которой один старый человек одобрительно качает головой и улыбается осторожным словам другого, жестами поправляет его или помогает восстановить что‑то в памяти. Поте­рянным для вас останется тихое поскрипывание стоящего в глубокой тени кресла–качалки, филигранный узор листьев хлебного дерева на фоне жаркого неба и внеш­ний облик двух старых капитанов, отдыхающих на веранде после штилей и буйных ветров прошедших лет, после вождения кораблей по неточным картам среди подстерегающих на каждом шагу рифов, после трудных дел, требовавших храбрости и самообладания. И поныне живет храбрость в этих спокойных людях, крепких, как шпангоуты из красного дерева в разбитой, выброшенной на берег лодке.

Здесь вы можете услышать тысячи рассказов об островах и промысловом флоте; каждый из них заслуживает того, чтобы его выслушали. И капитаны наперебой рассказывали, а я сидел и слушал.

Вдруг я увидел: по залитой солнечным светом улице идет мой спутник. Заметив меня, он подошел и сообщил, что обнаружил Джорджа и его автомашину и мы не­медля должны ехать в западную бухту. Прервав монолог капитана Тедди, я сказал, что, как бы ни было приятно сидеть здесь и слушать, я должен идти — день уже на исходе, а еще надо повидать капитана Элли, живущего в западной бухте.

Капитан Элли не походил на большинство кайманских капитанов. Он не был стар, не ушел в отставку и находился в расцвете сил. Недавно он поставил рекорд, поймав за двенадцать недель семьсот двадцать семь зеленых черепах. Незадолго до наше­го приезда он вернулся из плавания на своей шхуне «Адамс» и сейчас сидел на ве­ранде, покачиваясь в кресле, и курил трубку. Это был рослый человек, плотного те­лосложения, напоминавший защитника в футбольной команде, со спокойным и уве­ренным выражением лица, так присущим капитанам парусных судов.

Вы можете подумать, что капитан Элли, только что вернувшись с отмелей, не вы­разит интереса к беседе о черепахах. Однако он был рад такому разговору и, узнав, что именно о черепахах меня интересует, сказал, что знает множество историй и го­тов ручаться за их правдивость, так как приведет только примеры из собственной жизни.

Капитан недолго рылся в воспоминаниях. Он вспомнил лето 1948 года, когда ему пришлось направиться за грузом черепах к острову Исла‑де–Мухарес. Этот остров находится недалеко от территории Кинтана–Роо, расположенной на наветренной стороне полуострова Юкатан. Остров Исла‑де–Мухарес — один из немногих, помимо Тортугеро, районов гнездования зеленых черепах. Промышленники предполагают, что черепахи приплывают сюда из Мексиканского залива (чего я не знал). Мне прихо­дилось видеть мексиканских черепах. Они в среднем значительно крупнее, чем черепахи в Тортугеро. Взрослые животные весят сто пятьдесят — двести пятьдесят и нередко четыреста фунтов.

Черепахи с острова Исла‑де–Мухарес пользуются на рынке меньшим спросом из‑за мускусного привкуса мяса. Предполагают, что они питаются губками, а не та­лассией, которая служит основной пищей более вкусной коста–риканской зеленой черепахи. И это так. Анатомируя желудок мексиканской черепахи, вы находите в нем больше остатков различных живых существ, чем в черепахе из Флориды или Никара­гуа. Однако объяснение мускусного привкуса мяса этих черепах только тем, что они питаются губками, — чистейшее предположение. Но как бы там ни было, мекси­канская зеленая черепаха вполне съедобна.

Когда улов на отмелях Москито недостаточен, шхуны отправляются к острову Исла‑де–Мухарес и пополняют груз, идущий в Ки–Уэст. Так и случилось в тот раз с капитаном Элли. После промысла на отмелях Москито он направился к острову Исла‑де–Мухарес. Пойманные им черепахи были типичными для этих мест крупны­ми животными. На нижнем панцире каждой из них ловец вырезал острием ножа или гвоздя тавро — букву или монограмму на характерный юкатанский образец. Капитан Элли доставил черепах в Ки–Уэст и там их выпустил в садок, где уже плавало несколько черепах, пойманных у берегов Никарагуа. Прежде чем вся партия живот­ных угодила в суп, налетевший шторм разрушил садок, и черепахи оказались на воле.

Эго произошло в октябре, а в конце следующего сезона, как полагает капитан, в мае месяце одна из мексиканских черепах попалась в сети возле коралловых рифов отмелей Москито. Сомнения в том, что это была мексиканская черепаха, быть не могло, так как на ней имелось юкатанское тавро, собственноручно вырезанное лов­цом, промышлявшим в районе острова Исла‑де–Мухарес. Кроме того, на черепа­хе имелось второе тавро — контрольная метка шхуны «Адамс». Таким образом, происхождение черепахи было вне подозрений.