Думаю, он пошел потому, что очень хотел быть мне чем‑нибудь полезным.

Когда мы встретили больших зеленых черепах, тяжело вылезавших из воды и ко­павшихся в песке возле кустарника, Качуминга словно вырос в собственных глазах, так как именно он предсказал, что скоро приплывет стадо. Перебегая от одной чере­пахи к другой, он скользил по песку, похожий на гонимое ветром какое‑то загадочное существо. Похлопывая по гладким верхним щитам черепах, он делал выразительные жесты и кричал:

― Вот видите! Это стадо! Стадо пришло!

Я не был столь бессердечным и не сказал ему. что и без него знал о скором при­бытии стада, но основной вопрос жег меня, как пламя, и я спросил у Качуминги, словно только он мог дать мне ответ:

― Откуда все они приплыли, Качуминга?

Показав в сторону моря, он медленно описал рукой полукруг, склонил подбородок на грудь и зажмурил глаза, будто иначе нельзя было поведать о той дали, из которой приплыли черепахи.

― О! — восхищенно сказал он. — De all‑a–a. De alia le- e‑e–jos [131]. Отсюда и оттуда.

He знаю, откуда Качуминга это взял, но думаю, что какую‑то долю истины его сло­ва содержали.

Было начало мая 1503 года. Колумб, возвращаясь из своего четвертого плавания, торопился домой. Исчезавшая за кормой голубоватая полоса суши была последним, что он увидел на материке. Разногласия с кормчими о курсе на Эспаньолу (Гаити) и невозможность дальнейшего продвижения на восток заставили Колумба круто повер­нуть на север. Майский пассат был переменчив, течение же настойчиво тащило на запад, и корабли Колумба относило в сторону от намеченного маршрута.

10 мая 1503 года мореплаватели подошли к двум островам с отлогими берегами, и Колумб направил корабли в пролив между этими островами. Здесь увидели черепах, их было множество на берегу и в воде; подобно маленьким скалам, они преграждали путь кораблям. Колумб назвал эти острова Лас–Тортугас [132]. Отсюда он направился к Кубе (но он по–прежнему предполагал, что плывет к Китаю) и поставил свои обвет­шавшие корабли в так называемых «Садах королевы» — гавани на южном берегу Лас–Тортугас не сохранили названия, которое дал им Колумб. Пятнадцать лет спустя Понсе де Леон принял их за отмели, лежащие перед Флоридой, и это ввело в заблу­ждение работавших вслепую составителей карт. Острова, ранее названные Колум­бом Лас–Тортугас, стали называться Каймановыми. На протяжении трех последую­щих столетий огромные стада размножавшихся здесь зеленых черепах стали играть первостепенную роль в развитии бассейна Карибского моря. Как повествуют писате­ли тех времен, стада черепах приплывали сюда за сотни лиг от Эспаньолы и Лукайо­са, от Юкатанского пролива и даже от берегов залива Мэн. Черепахи собирались здесь и откладывали яйца в песок, имеющий цвет меда.

Флаги, принадлежавшие различным национальностям, развевались над корабля­ми, которые приходили сюда на промысел в июне. Иногда до сорока парусных судов приплывало с Ямайки и с вулканических островов карибской дуги (Малые Антиль­ские острова). Корабли грузили столько черепах, сколько могли вместить трюмы и палубы. Черепашьи стада были неисчерпаемыми, как косяки сельди, — так, по крайней мере, казалось.

Но сегодня, когда мы вместе с Колеманом Гойном пробирались через заросли мор­ского винограда на десятимильном берегу острова Большой Кайман и шли по нему до полного изнеможения, мы увидели всего лишь один–единственный след черепа­хи. Это было шестого июля, то есть в самый разгар черепашьего промысла, а мы об­наружили всего лишь один приглаженный ветром след двадцатичетырехчасовой дав­ности, да и это был, по осей вероятности, след логгерхеда.

Возможно, что подоплека происшедшей с черепахами перемены не столь драма­тична, как в судьбе бизонов западных равнин Северной Америки. Но бизоны с само­го начала очутились в центре событий. Они преграждали путь на запал, блокировали и без того затруднённое движение не в меру торопливых железных дорог.

И бизоны исчезли во всем своем великолепии; кое–где их оплакивали, но никто не помог их спасти. С точки зрения минувших времен бизоны должны были уйти, так как они мешали людям. Но зеленая черепаха никому не мешала! Черепашьи стада передвигались скрытно, не внося ни малейшей сумятицы. Видимо, они просто были слишком большим благом и потому не смогли уцелеть.

В тот век, когда карта Карибского моря представляла всего лишь грубый набросок, замыслы путешественников сводились к поискам морского пути в Китай (и Индию). Главными препонами на этом пути были: страх перед «жгучей зоной» и болезнью, от которой десны людей становились длиннее зубов и каждый день чье‑нибудь мертвое тело выбрасывали за борт.

Но в этих водах были два больших природных блага: пассатный ветер и зеленая черепаха — шелония. Вы можете сказать, что ставить их в один ряд нельзя, это пре­увеличение, однако не с моей точки зрения. На мой взгляд, никакой местный ис­точник пополнения корабельных продовольственных запасов не был так хорош, оби­лен и надежен, как стада черепах. Никакое иное съедобное животное нельзя было так надежно перевозить и долго хранить живьем. Скоропортящиеся хлебопродукты можно было получить от индейцев, но только в небольшом количестве. В море води­лось много рыбы, но глубоководный лов и промысел возле рифов в тропиках был необычен для европейцев, привыкших рыбачить на мелководье.

Когда‑то здесь обитали стада ламантинов, отличавшихся вкусным мясом и превос­ходивших черепах своими размерами. Однако ламантины были полностью истребле­ны и перестали служить надежным источником снабжения мясом. На островах води­лись в избытке большие крысы — араваки, которых можно было засолить. Иногда они выручали потерпевших кораблекрушение моряков, но постепенно и араваки ста­ли исчезать с островов, а впоследствии исчезла и живущая здесь на скалах игуана–циклура. Во влажных лесах и пальмовых джунглях по берегам залива Мэн водились тапиры, паки и пекари, но эти животные были слишком осторожными, чтобы попа­даться людям. Вообще здесь было много таких животных, которыми мог прокормить­ся один человек, но ими нельзя было насытить экипаж корабля.

Лишь зеленые черепахи могли восполнить бочонки испортившейся солонины и тем обеспечить кораблю целый год плавания. В начальный период деятельность людей в тропиках Нового Света — будь то исследования, колонизация, пиратство и даже дей­ствия военно–морских эскадр — все же в какой‑то степени зависела от зеленых че­репах. Они избавляли от цинги, а люди, спасшиеся при кораблекрушении, питались черепахами в свежем или вяленом виде месяцами и даже годами.

Черепаха всегда была одновременно и основным продуктом питания, и деликате­сом. Она входила и в пищу невольников, и в число яств, которыми гордились бога­тые плантаторские дома. Испанские flotas [133]из Портобело и галионы из Картахгены встречались в Гаване, где запасали черепах на обратный путь. На английских воен­но–морских кораблях черепах считали стандартным провиантом и хранили их в засо­ленном виде и даже живьем на палубах. Зеленая черепаха более чем какой‑либо другой продукт питания способствовала освоению районов Карибского моря. Она об­ладала многими достоинствами: была крупного размера, водилась в изобилии, была вкусной, питательной и на редкость живучей.

Она была едва ли не единственным морским травоядным и дышащим воздухом позвоночным животным, находившим себе пищу на донных пастбищах, заросших растениями. Подобно бизонам, пасшимся на равнинах, черепахи собирались огром­ными стадами, и их можно было поймать простейшими орудиями лова, так как паст­бища располагались на мелководье. Кроме того, в июне они выползали на песчаные берега, и весь промысел сводился к тому, что люди, идя по песку, переворачивали брюхом кверху столько черепах, сколько им было нужно.