У старика, стоявшего в воде, появилось виноватое выражение.

― Мы их не привозим, сэр… — сказал он.

― Может быть, их легко поймать, когда они выходят откладывать яйца? — спросил я.

На его лице снова мелькнуло выражение вины, и я знал почему.

― Эта черепаха не откладывает яиц, сэр! — сказал он. — Мы никогда не видели ее на берегу.

Что прикажете в таком случае делать? Допрашивать с применением пыток? Об­ращаться с пламенными речами к изумленной группе рыбаков? Вместе с хищными птицами рыться в гниющих отбросах? Обещать награду, как за помощь при стихийных бедствиях? Богохульствовать и ждать?

Так мне и не довелось своими руками нащупать доказательства.

Возвращаясь домой, я оставил в этих краях не только обязательство уплатить зна­чительную премию за поимку батали, но и множество друзей среди жителей скали­стого побережья и местных рыбаков. Но так ничего и не выяснил с «разрыв–сердце» черепахой!

Если здесь водятся батали и если они являются ридлеями, то, вероятнее всего, их приносят сюда африканские воды. В этих водах, очевидно, имеются молекулы фло­ридского происхождения, совершившие огромный круговорот. И где‑то там, в неиз­вестном месте, находится родина батали — этих «разрыв–сердце» черепах, приплы­вающих к скалам, стоящим по ту сторону Матло, туда, где кончается наветренная до­рога.

Был поддень, но в парке Варгаса царили сумерки. На примыкавших к площади жарких улицах жители Пуэрто–Лимона уже закончили свой рабочий день, лишь кое–где катили одиночки–велосипедисты, тарахтели случайные такси и время от времени верещали мальчишки — чистильщики обуви. В тенистом парке ленивцы давно пре­кратили всякую деятельность и висели спинами книзу на ветвях индийского лавра. Случайный наблюдатель мог бы утверждать, что все ленивцы спят; но я знал их луч­ше или, по крайней мере, надеялся, что знаю. Тут был один ленивец, в котором, го­воря образно, бурлили чувства, но это не были чувства, которые отражаются на внешности. Ленивец с его эмоциями и мой интерес к ним удерживали меня в полу­мраке вот уже пятый день с начала пребывания в Пуэрто–Лимоне.

Переход из опаленных солнцем улиц в парк Варгаса напоминает ныряние в глубо­кий ручей: та же перемена света и то же ощущение прикосновения холода к коже. Ветви огромных деревьев переплелись здесь так же тесно, что только шальное пят­но света достигало земли, и так высоко, что порывы бриза, долетавшего из бухты, кружились где‑то наверху среди стволов. Трудно представить себе привлекатель­ность подобного места до тех пор, пока вам не довелось томиться ожиданием в ка­рибском городке.

Вот уже пять дней, как я только тем и занимался, что торчал в центре Пуэрто–Ли­мона, и, несомненно, жизнь могла показаться мне несносной, если бы не ленивцы, и не тень, и не порывы ветра в парке Варгаса.

В первый день, когда я вошел в крошечную контору авиакомпании «Аэровиас Ко­старицензес», меня поразила скромная внешность этого предприятия. В единствен­ной, перегороженной стойкой комнате стояли весы- платформа; позади стойки вид­нелись стол, пишущая машинка и девушка, и девушка была хорошенькой, как всякая tica [5]. Мне она показалась опечаленной, когда я задал вопрос, могу ли назавтра на­нять самолет.

― Наш самолет разладился… — ответила она по–испански.

― Ваш самолет? — спросил я. — Разве у вас один–единственный самолет? Что же с ним случилось?

― Quien sabe [6], — сказала девушка. — Пако пытается выяснить, в чем дело. В среду он летал на нем в Сан- Хосе, а лететь приходилось высоко над вулканом. Слишком высоко — на высоте 12 500 футов, а это плохо для такого самолета, как наш. И когда Пако вернулся, самолет разладился. Все пассажиры и грузы в Сиксаолу и Ла–Барра вынуждены ждать. Lastima [7], но потерпите!

― Значит, вы не знаете, когда я смогу нанять самолет?

― А куда вам нужно? — спросила она.

― В Тортугеро. А может быть, и в Ла–Барра.

― Но ведь мы и так летаем туда. Зачем вам нанимать самолет? Почему не лететь просто, обычным пассажиром? То же самое, но дешевле.

― Я хотел бы лететь низко и смотреть на черепах.

― Пако тоже любит лететь низко и смотреть на черепах.

― Хорошо, а он сделает круг, если я попрошу об этом?

― Думаю, это будет стоить дороже. Но совсем чуть- чуть. Если же вы полетите с грузом «гуаро», то весь полет пойдет по обычному пассажирскому тарифу.

― Гуаро? — сказал я. — Что такое гуаро?

― Гуаро — искаженное кастильское слово aguardiente [8], получило распространение в большинстве мест Центральной Америки, так же называют здешний ром, сделан­ный из сахарного тростника.

Девушка протянула руку фута на три от пола, причем повернула ее книзу тыльной стороной, а не ладонью, как это сделал бы любой gringo [9].

― Это большой бидон с гуаро для рабочих компании… — сказала она, — «Атлан­тической промышленной компании» в Тортугеро. Компания нанимает много рабочих–москито, а им надо много гуаро. Когда наступает субботний вечер и нет гуаро, они очень сердятся и даже бросают работу.

― Хорошо, — сказал я. — Согласен отправиться вместе с гуаро, если мы сможем лететь на малой высоте. Когда, по–вашему, самолет будет в исправности?

― Я знаю только, что первый рейс будет в Сиксаолу, а второй в Барра–дель–Коло­радо. Вы должны быть готовы лететь на следующий день после окончания ремонта. А если ремонт закончится поздно вечером, то еще на сутки позже. Где вас можно найти в полдень?

Я сказал ей. После этого ушел и прождал пять дней. По утрам я брал напрокат ве­лосипед или лошадь, а однажды по чрезмерно высокой для меня цене такси, ездил вдоль побережья или в места с богатейшей природой, подальше от берега, и ловил там лягушек, ящериц и змей. Иногда же плавал в окруженных скалами водоемах, осматривал черепашьи и рыбные садки на противоположном берегу протекавшей там реки. Ежедневно в полдень я возвращался в парк, где томился ожиданием, на­слаждался прохладой и наблюдал ленивцев, повисших на деревьях.

Если вам случится ждать чего‑либо в местах, где водятся ленивцы, чтобы скоро­тать время, рекомендую понаблюдать за ними. Это так же хорошо, как читать «Войну и мир», — никогда не надоест. Вы можете прождать добрых полчаса, пока не выяс­нится, намерен ли ленивец продвигаться за очередной горсточкой листьев или хочет вновь почесаться. Независимо от того, что он решил, вы можете спокойно прождать еще полчаса, до тех пор пока он свое намерение выполнит.

В парке Варгаса обитают девять ленивцев. Мне однажды довелось беседовать с человеком, который утверждал, что их там двадцать пять, но на протяжении пяти дней я ежедневно пересчитывал, и результат всегда был один и тот же — девять. Все остальные единодушно признавали мой подсчет примерно правильным. Девять ленивцев проживали на двадцати восьми деревьях индийского лавра, который отно­сится к породе фиговых деревьев. Тесно перевитые филодендронами ветви лавров переплетаются и тянутся вверх, образуя купол, служащий отличным «пастбищем» этим животным.

Живущие в парке Варгаса ленивцы относятся к роду греевских трехпалых ленив­цев, обитающих на территории Панамы и Коста–Рики; они встречаются также в ни­зинных местностях от Гондураса до Боливии.

Ленивцы — наиболее удивительные животные из всех млекопитающих. Вы вправе отнести их к числу неполнозубых, наравне с муравьедами и армадиллами. Но ника­кой муравьед или армадилл не может сравниться с ними по оригинальности.

Прежде всего, у них очень своеобразный вид, даже когда они не двигаются. Взрос­лое животное весит около двадцати пяти фунтов, у него круглая безухая голова на длинной шее, глаза навыкате и длинные, как бы лишенные суставов, конечности. На каждой лапе — по три искривленных когтя, ими животное цепляется за ветви. Лени­вец проводит все время в одной позе — висит на ветвях дерева спиной книзу. Шерсть у него грубая и щетинистая, а в сезон дождей на ней вырастают растения, придающие животному маскирующую зеленую окраску. Но ничто во внешности жи­вотного не вызывает удивления. Самое курьезное — это его невероятная медлитель­ность. Применяемое здесь слово «медлительность» нельзя даже сопоста­вить с принятым понятием медлительности — это просто одно из чудес природы. Медлительность ленивцев — прямое издевательство над словом «движение», ка­кая‑то сверхъестественная механика, мучительная для нервов замедленность. Цито­плазма амебы двигается скорее, чем ленивец спасается от голодного боа–констрик­тора. Помимо отсутствия целеустремленности и невероятной медлительности в дей­ствиях, ленивец всегда проявляет нерешительность и неохоту в выполнении чего‑либо задуманного.