Поражает контраст между жалким физическим состоянием этих людей и огромными богатствами, сосредоточенными в их руках; между смертью, угрожавшей им со всех сторон, и потоком золота и серебра, который они направляли с одного конца континента на другой и грузили на корабли. На судах того времени скоплялись огромные богатства, но плавание в них превращалось в сплошной кошмар.

Мешки с золотыми и серебряными слитками в форме дисков, некогда сиявших на солнце, поместили в сокровищницу галеона «Санта-Ана», флагманского корабля флотилии. Сокровищница эта находилась в самой нижней, обитой железом части трюма, где десять человек несли постоянное дежурство почти в полной темноте. Попасть в эту камеру можно было только через единственный люк из капитанской каюты. Королевские чиновники пересчитали один за другим все мешки, открыли их и взвесили новенькие золотые монеты с отчеканенным на них крестом и надписью «Потоси». Это чарующее название носили перуанские рудники, снабжавшие Европу сказочным количеством драгоценного металла. И действительно, перед отправкой в Европу золото немедленно поступало на счет короля в виде золотых монет, отчеканенных на монетных дворах Америки. Такие дворы имелись не только в Потоси, но и в Лиме, Мехико и Санта-Фе (Богота). Первый из них, кажется, был основан в Санто-Доминго на острове Эспаньола (Гаити), а второй в Мехико в 1536 году.

Огромное количество жемчуга было доставлено на борт «Маргариты», чем как бы оправдывалось ее название. С кораблей на берег Пуэрто-Бельо уже доносились первые песни. То были церковные гимны. Вначале исполнялись утренние кантаты, которые монахи заставляли распевать всех пассажиров, включая солдат и экипаж галеона. Вскоре главный священник флотилии на задней надстройке адмиральского корабля начнет служить мессу, как он это делает ежедневно. Распевать кантаты приходится и при маневрах, весьма изнурительных для моряков. Ведь мачты галеонов несли на себе то, что тогда называли «деревьями» (рангоутами) прямых парусов, а паруса отличались огромными размерами, ибо секрет деления парусов судна был тогда неизвестен. Чтобы поднимать всю эту парусину вручную, требовались огромные усилия. На парусах красовался Иерусалимский крест, то есть геральдический крюковый крест, эмблема Испании.

Для возвращения в Европу галеонам не хватало людей. Их команды не были укомплектованы из-за дезертирства и болезней. К тому же в экипажах кораблей почти не было опытных моряков. Преобладали нищие, бродяги и даже пленники, в спешке набранные в разных портах. Моряки, захватив фал огромного грота, поднимали парус, ритмично раскачивая его в такт церковному пению. Поверхность грота можно было увеличить, добавив еще две полосы парусины. Два ряда латинских букв: А, V, М, G, Р, красовалось на нижней кромке грота и на дополнительной полосе. Буквы эти означали: Ave Maria gracia plena. Двойная выгода: устранялась возможность ошибки при сложном маневре и обеспечивалось покровительство Святой Девы. Другие матросы выбирали брашпилем последний чугунный якорь длиной более четырех метров и весом 2000 фунтов.

Медленно паруса большого корабля наполнялись слабым ветром, и, хотя паруса надувались, галеон едва продвигался вперед, и рулевой прилагал все усилия, чтобы направить форштевень в фарватер. Тяжелое судно очень плохо слушалось руля. Этот галеон, как и все тяжеловесные суда, ходившие в Америку, подчинялся лишь парусным маневрам. Четыре мачты позволяли судну идти только курсом фордевинд и галфвинд, но небольшой прямой парус на бушприте в носовой части судна и треугольный в кормовой открывали перед искусным капитаном и лоцманом дополнительные возможности для маневрирования. На самом конце палубы «Санта-Аны» был водружен кормовой фонарь: чугунная плитка, укрепленная ветвевидным орнаментом художественной чеканки. Кормовой фонарь был отличительным знаком флагманского судна. Только корабль генерал-капитана флотилии пользовался привилегией вести на борту постоянный. Другие суда не имели права зажигать никаких постоянных огней на открытом воздухе. Даже в каютах и кубриках не разрешалось зажигать ночью ни лампы, ни свечи. Единственный фонарь помешался над компасом в «битакоре» — предшественнице нактоуза [13], слабы, ибо галеонам постоянно угрожали пожары.

Все радовались спокойному морю и слабому ветру. При сильном волнении «Санта-Ана», «Маргарита» и «Нуэстра сеньора де ла консепсьон» подвергались бы большому риску. Ведь они были так перегружены, что линия осадки находилась чуть ли не в двух метрах от нижней части судна, то есть от его центра. Две надстройки, передняя и задняя, как на всех кораблях того времени, были слишком высокими и при шторме уменьшали устойчивость этих галеонов, которым приходилось встречаться с внезапными ураганами в Карибском море и сильной зыбью в Атлантике.

Теоретически галеоны этой флотилии должны были перевозить только королевское имущество. Но испанское правительство эксплуатировало ресурсы Нового Света странным окольным путем: король довольствовался взиманием пятой части всех богатств, добытых в Америке частными лицами. Этот налог назвался «королевской пятиной», ибо колонизация нового материка теоретически считалась частным делом.

В действительности эксплуатация Вест-Индии порождала беспорядочную и интенсивную морскую торговлю, в которой принимали участие все лица, замешанные в грабеже колоний.

Их католические величества Изабелла и Фердинанд управления колониями в Новом Свете и контроля над ними, а именно Каса де Контратасьон в Севилье. Организация эта была одновременно торговой биржей и морским управлением, обеспечивающим доход казне и безопасность судов. Это был также центр информации и место встречи спекулянтов и капитанов, гонявшихся за выгодными рейсами.

Поскольку Каса де Контратасьон находилась в Севилье, все суда, следовавшие в Вест-Индию или возвращавшиеся оттуда, должны были заходить в этот порт. Между тем судоходство по Гвадалквивиру стало крайне опасным из-за постоянно менявших свое положение песчаных отмелей. Вместе с тем размеры судов и их осадки неуклонно увеличивались. Нужно было предоставить Галеонам новый порт приписки — и в 1680 году им стал Кадис, куда в 1717 году переместилась и Каса де Контратасьон.

Чиновники из Каса де Контратасьон вникали в мельчайшие подробности плавания галеонов. Они заранее предрешали путь следования, порядок, которого надо было придерживаться в путешествии, и правила на случай сражения. Никаких средств связи на дальние расстояния в те времена не существовало. Только легкие и быстроходные суда поддерживали связь между более крупными и медлительными кораблями, входившими во флотилию. Но лишь при исключительно благоприятных обстоятельствах легким судам удавалось передать приказ, адресованный галеонам, или догнать их в пути. Таким образом, чиновники, засевшие в конторах, должны были заранее все предусмотреть. Но чаще всего правила, разрабатывавшиеся людьми, которые ничего не смыслили ни в судоходстве, ни в обстановке, сложившейся в Вест-Индии, приводили к оплошностям.

На этот гигантский сложный механизм, созданный для того, чтобы обеспечить охрану грузов, механизм, от которого зависела экономическая жизнь Испании была возложена непосильная для него задача, значительно превосходившая технические возможности того времени. Он нуждался в большем количестве, компетентных моряков, которых в Испании не хватало, а главное — в честных чиновниках.

Каса де Контратасьон превратилась в бюрократическое чудовище. Она во все вмешивалась и регулировала в законодательном порядке все, «начиная от размеров головных уборов для рабов и кончая молитвами, которые надлежало читать, чтобы усмирить шторм».