— Издалека хорошо, а близко еще лучше. Сейчас все будете посмотреть. Они нас еще не заметили. Как увидят, все прибегут на берег, а мой мальчишка первый.

Однако судно подходило все ближе, но ни перед домом, ни на берегу не было ни души. Против обыкновения никто не выбегал встречать прибывших. Шхуна остановилась, бросила якорь, а приветливый берег оставался по-прежнему молчаливым и безжизненным. Шкипер нахмурился:

— Что они, уснули? Вот я им задам! Как можно все сразу оставлять дом?

С борта дали выстрел, другой. Тишина…

— Михал Иваныч, пока мы будем прибирать шхуну, давай, спускай лодка, поезжай вперед, посмотри — куда все девались?!

Янковский с гребцами прыгнул в шлюпку, они быстро двинулись к берегу. Лодка ткнулась в желтый песок, все вышли и вытянули ее до половины на пологий берег. Сделали первые шаги и… глаз охотника привлекло множество странных следов. Они виднелись на песке и среди редкой прибрежной травы. Тут, конечно, стояло и паслось несколько лошадей, бродили люди в необычной обуви: гладкая овальная подошва без каблука. Э-э, да это же маньчжурские улы! Его охватило дурное предчувствие.

— Пошли к дому, быстро!

Взглянув в сторону построек, Янковский заметил дымок: тлел угол сгоревшего сарая. Кто-то поджег! Зачем?

Они взбежали на крыльцо, рванули дверь и остановились: никто не мог вымолвить ни звука. Вся прихожая была забрызгана кровью! На полу, на стенах, даже на потолке… Валялась опрокинутая скамейка, клочья одежды — следы отчаянной борьбы. Михаил Иванович распахнул дверь в большую комнату — и все попятились. Стол изрублен в щепы, а посредине столовой, под потолком, на крюке от лампы висел страшный, изуродованный труп женщины. Янковский с трудом узнал в нем хозяйку.

Кинулись по другим комнатам, во двор — нигде никого! И тут заметили приоткрытое подполье. Заглянули и все поняли: окровавленные трупы обитателей хутора и прибывших неделю назад рабочих бесформенной грудой заполняли этот подвал. Их уже облепили зеленые мухи…

— Михаил! Михаил! Что здесь? Кто здесь? — как безумный ворвался в разгромленный дом Гек. Он только мельком глянул на висевшую на крюке женщину, спрыгнул в подпол и принялся переворачивать мертвые тела. Потом выскочил во двор, обежал вокруг. — Сын, сыночек, где ты! Мой мальчик, где ты? — звал Гек ребенка, и голос его был страшен, неузнаваем. Шкипер метался как безумный, обшарил все углы, но мальчика нигде не было, он бесследно исчез.

Отчаявшись, капитан опустился на скамью возле дома, закрыл голову большими натруженными руками. Михаил Иванович сел рядом, положил руку на ставшую вдруг горбатой широкую вздрагивающую спину и сам не узнал свой осевший голос:

— Крепись, Фридольф, может быть, мальчик еще найдется…

Шкипер то ли сказал что-то, то ли простонал в ответ.

— Случилось то, чего мы опасались, — продолжил Михаил. — Эти пираты как-то узнали, что ты отбыл со всеми вооруженными людьми, а я только собираюсь переселяться. И вот, улучив момент, напали на беззащитных. Мальчика забрали, чтобы получить с тебя выкуп.

— Ты думаешь, мы его еще найдем? Я бы все отдал…

— Должны найти. А с ними — рассчитаемся!..

— Что будем делать? — Гек поднял голову.

— Пошлем депешу в гарнизон, вызовем из деревни понятых. Составим акт, похороним убитых. А завтра — в погоню за бандитами. Согласен?

Гек поднялся, расставил ноги, как на своем мостике. Запавшие глаза были сухими. Он протянул жесткую ладонь:

— Правильно. Спасибо. Я всегда знал, что на тебя можно крепко полагаться. Верно говоришь. Теперь все равно: что будет — будет. Давай действовать. А имущество, скот, лошади — черт с ним. Наживем. Лишь бы сын… Хозяйку уже не вернешь. — Убитая хунхузами женщина не была законной женой капитана, хотя прожила в его доме несколько лет, родив ему сына.

К вечеру прибыл староста деревушки корейских переселенцев Верхнее Сидеми — Син Солле с помощниками. Он прилично говорил по-русски, рассказал, что хунхузы не обошли и их: ограбили, угнали скот. Переселенцы заявили, что готовы принять участие а погоне за бандой. Подписали акт, помогли рыть могилы.

Ольга Лукинична заявила, чтобы о ней и детях не беспокоились. Пусть утром муж и Гек с помощниками идут в погоню. У нее есть штуцер с сотней патронов, она останется с командой сторожить судно и детей.

— До вашего возвращения будем ездить на берег только за водой. Ничего с нами не случится.

Чуть свет маленький отряд покинул бухту Гека. Следы банды привели к устью естественного канала, что соединял лагуну с морем и отрезал полуостров от материка. Здесь, по мелководью, переправились и гнались за бандой до вечера. Заночевали на одиноком хуторе украинских новоселов.

Хатка бедных переселенцев оказалась тесной, утомленные дальним переходом люди спали на полу вповалку, не раздеваясь. И хотя несли посменный караул, опасаясь ночного нападения, ружей не разряжали. Поднялись на рассвете, начали торопливо собираться.

Всегда готовый, один из первых, Михаил Иванович поторапливал отстающих, опираясь на ствол своего винчестера. Вокруг на полу валялись походные сумки и мешки, брошенные с вечера в изголовье. Сейчас их разбирали, приводили в порядок.

Говорят, что и незаряженное ружье раз в год стреляет. А заряженное — тем более. Как случилось, что курок винчестера оказался взведенным? Как вышло, что какая-то из лямок или веревочек запуталась и дернула за спусковой крючок? Как бы то ни было — в комнате вдруг оглушительно ахнул выстрел!

Суетившаяся у плиты молодая хозяйка вскрикнула и схватилась за сердце. Под потолком повисло облако голубоватого дыма, горько запахло порохом. Винчестер с грохотом упал на пол, а Михаил Иванович захватил правой ладонью кисть левой руки, пригнулся и быстро вышел на крыльцо. Остальные выбежали следом за ним. Опаленный лоб его потемнел, скользнувшая над левой бровью пуля прочертила на нем багровую полосу. Но то была мелочь, и опытный Гек крикнул:

— Михаил Иванович, руку, руку покажи!

И присутствующие увидели окровавленный, висящий на коже и сухожилиях большой палец левой руки. Он был перебит пулей в самом основании.

На некоторое время все растерялись. Ведь с ними не было ни врача, ни медикаментов. А Михаил Иванович, молча глядя на рану, неловко потянул из ножен свой охотничий нож. Гек нахмурил брови:

— Ты что думаешь делать?

— Думай не думай, другого выхода нет. Видишь — кость раздроблена? Подержи-ка… — И он одним движением отсек безжизненный палец. Не охнул и не вздрогнул, но только теперь глубоко вздохнул и распрямился.

— Ну вот и все. Попросите кто-нибудь у хозяйки чистую тряпочку, нужно покрепче перебинтовать. Набей-ка мне трубку, Фридольф. Сам сейчас не смогу… — Он хотел улыбнуться, но получилась скорее гримаса. Выбежала хозяйка, присыпала рану пеплом, перебинтовала чистой детской простынкой. Гек зарядил трубку, подал и чиркнул спичкой. Михаил Иванович затянулся:

— Кажется, на этот раз я отвоевался…

Староста корейской деревушки Син Солле тронул его за локоть здоровой руки:

— Очень худо, крепко боли будет. Только это нам знак. Сопка хозяин Сан-син говорит: это раз дальше ходить не надо. Я очень плохой сон видел, так знал — что-то случится. Теперь лучше всем домой ходить…

Продолжать преследование Михаил Иванович, конечно, уже не мог. Посоветовавшись, погоню решили прекратить. Тем более что уже шел четвертый день, и хунхузы, по всей вероятности, успели пересечь границу. Син Солле с помощниками вернулись в свою деревню, Янковский и Гек со своими людьми — на полуостров. Следов мальчика так и не обнаружили. Судьба шестилетнего светловолосого ребенка навсегда осталась неразгаданной тайной Синих гор.

Капитан Гек всю жизнь искал своего любимого сына. Заходя в порты Китая, бродил по улицам и площадям в надежде повстречать «белоголового китайца». Сначала мальчика, потом юношу. Пусть тот не узнает отца, пусть забыл родной язык… Этой мечте, увы, не было суждено осуществиться.

Рана Михаила Ивановича оказалась серьезной. Пришлось обращаться в госпиталь во Владивосток, временно перевезти и устроить там семью.