Мы смотрели под микроскопом препараты корешков зараженных растений и видели, как у одних гибридов все разрушено, остались только оболочки клеток, а у других, наоборот, корешки целы, а грибки окружены оболочкой, инкапсулированы, обезврежены. Это V. ротропа. В парнике сотни саженцев ванили разных сортов, зараженных грибком.

В биологии ванили все очень сложно. Грибок, вызывающий фузариоз, гибелен. Но другой грибок, живущий в симбиозе с ванилью в клетках корешка, в семени, наоборот, полезен. Этот полезный грибок, находимый на корнях всех орхидных, необходим для расщепления сложных сахаров, полисахаридов, так как у ванили не хватает собственных ферментов. Если просто посадить семена ванили, не заражая их этим грибком, то они не будут расти, так как и питательных материалов в семени мало, и зародыш слаб, и оболочка семени очень плотная, не раскрывается. Тут-то и надо искусственно заразить грибком, который делает все — и пищу готовит, и оболочку рвет и т. д. Кроме того, ваниль требует искусственного опыления, которое производится вручную, так как насекомые опыляют только на 5 %.

Из лаборатории мы прошли на опытные плантации ванили. Деревца ванили живут как эпифиты на других растениях — туторе. Этим тутором служит деревце глерицидия (Glericidia maculata) из семейства Leguminosae, похожее на акацию. Тутор дает и опору, и тень, необходимую для ванили. Корни ванили распространяются поверхностно, тогда как корни глерицидии сидят глубоко, и они друг другу не мешают. Мы видели на деревцах «стручки» ванили длиной в 15–20 сантиметров, но еще не созревшие для снимания.

С обработкой стручков ванили тоже немало хлопот. В свежем состоянии плоды не имеют запаха. Их подвергают особой ферментации. Стручки погружают на три минуты в воду, имеющую температуру 60°: Потом держат завернутыми в одеяло. На другой день выносят на солнце на 1 час, на следующий день на 1 час 10 минут, затем на 1 час 20 минут, и так целый месяц, пока стручки не приобретут темно-коричневого цвета и аромата ванили. Если нарушить процесс, то не получится того аромата, нет той цены. Тут же на станции плантации кофейных деревьев разных сортов: Аrаbiса, идущая во Францию, сорт Excelsior, дающий очень крупные зерна (т. е. семена). Этот сорт любят скандинавы.

На лужайке пасутся зебу. Крупные быки, темной масти, почти черные. Коровы поменьше. У многих зебу на спинах сидят белые цапли, которых французы зовут Paque boeuf и о которых я уже рассказывал. М. Тоннье говорит, что мальгаши держат много зебу, но здесь почти не эксплуатируют их, не едят, не доят, не работают на них. Зебу пасутся где-нибудь в лесу без всякого присмотра. «Стадо зебу — это вроде помещения капитала», — говорит Тоннье.

Колосья риса, дерево равенала и зебу — эмблема Мальгашской Республики.

На Мадагаскаре нам пришлось встречаться с различными кругами населения — от откровенных французских колонизаторов до передовых деятелей мальгашского народа.

Морской агент, представитель фирмы, обслуживающей корабли, с нескрываемым презрением и враждебностью относится к «ленивым и беспечным туземцам», не желающим гнуть спину на французских предприятиях и плантациях, «не ценящих, какие огромные капиталы вкладывает Франция в развитие края, в постройку дорог и аэродромов, в разработку полезных ископаемых», приносящих владельцам огромные доходы. «Франция делает громадную ошибку, — говорил он, выражая мнение определенных кругов, — что идет на создание какой-то Мальгашской Республики. Хорошо хоть, что есть достаточно ума, чтобы держать здесь свою армию и полицию, а то мальгаши перережут всех французов. Нам нужно вернуться к политике Галлиени!»

Либеральные французские ученые, научные работники Океанографического института в Носи-Бе, относятся к мальгашам с большей симпатией. «Мальгаши доброжелательный, миролюбивый, приветливый народ, — говорит директор „ванильной“ станции. — Они добросовестные и старательные работники, на них можно положиться. У них нет стремления к наживе, они довольствуются малым. Из нескольких бамбуковых жердей и охапки листьев рафии мальгаш строит себе жилище, которым вполне доволен в благодатном климате родного Мадагаскара. Он не думает о голоде. Кокосовый орех и гроздь бананов всегда к его услугам. Ни воровства, ни нищенства у них нет. Таков мальгашский народ».

Я спросил про положение женщин у мальгашей и правда ли, что у них есть временные браки. По словам Тоннье, мальгашекие женщины вполне равноправны. Временные браки действительно есть, но больше в деревне. Пары нередко сходятся как бы для пробного брака. Если сойдутся характерами, брак закрепляется, если нет, то мирно расходятся. При этом нередко от пробного брака остаются дети — один, двое. Но это ни в какой мере не зазорно, наоборот. Молодая женщина, у которой уже есть ребенок, ценится как невеста гораздо выше. Она уже доказала, что может быть матерью, и ее охотнее каждый возьмет в жены.

Я интересуюсь, есть ли на Мадагаскаре обязательное начальное обучение. Оказывается, что формально да. Но далеко не везде имеются школы. «Мальгаш не понимает, — говорит Тоннье, — что значит обязательное. Хочет пойдет, не хочет не пойдет. Мальгаш, — добавляет директор, — не привык и не хочет думать о завтрашнем дне. Он живет сегодняшним днем».

Однако, познакомившись с мальгашами, мы увидели, что многие из них думают не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне и не забыли вчерашний день.

Мы пригласили французских исследователей к нам на судно. Мсье Тоннье хочет захватить свою жену. Мы идем к его дому, который стоит на холме. Тропинка вьется среди пышной тропической растительности. По лестнице спускается его супруга — миниатюрное, изящное существо в красной шапочке до глаз, полуоткрытой кофточке и коротеньких легких шортах. Очень хорошенькая. Директор знакомит нас. Мадам Джесси Тоннье родом с острова Реюньон, креолка. Она никогда в жизни не бывала на корабле, хоть и выросла на острове, но на Мадагаскар и во Францию летала на самолете. Ей интересно посмотреть корабль.

Едем обратно в город. Я хочу уточнить смысл слова «креол». Мсье Тоннье разъясняет, что, строго говоря, согласно словарям, креол — это потомок французов, долго, в течение нескольких поколений, живущих в колониях. В понятии «креол» нет ничего, говорящего о смешении крови… Но обычное, обывательское понятие слова «креол» — это метисы французов и местного населения. Жена его именно такая креолка, мать ее француженка, отец мальгаш. Термин этот возник на островах Вест-Индии, и он испанского происхождения. Распространенное мнение, что среди креолок особенно много красивых женщин, по словам Тоннье, справедливо. Мы охотно согласились, имея перед глазами такой наглядный пример.

На корабле наших французских гостей, далеких от морских исследований, мало занимали лебедки и тралы. С гораздо большим интересом мсье Тоннье рассматривал наши многочисленные фотоаппараты — «Киев», «Зоркий» и др., а затем задал вопрос, есть ли у нас советские микроскопы, и попросил разрешения их посмотреть. Он объяснил нам, что реакционная французская пресса на Мадагаскаре постоянно пишет, что сообщения об успехах советской науки и техники — блеф и что советские ученые работают на германском оборудовании. Теперь, когда он все увидел собственными глазами, может с уверенностью опровергать в кругах ученых лживую информацию продажных писак.

Еще не успели уехать гости, которым было очень уютно в обществе советских коллег, в том числе наших милых ученых дам — Нины Виноградовой, Ирины Сухановой, Наташи Ворониной, а уже в каюте у Теодора Сауловича Расса сидят новые гости — мальгаши, которые пригласили нас пообедать с ними, посмотреть, как живут на Мадагаскаре небогатые люди. Поехали мы с Т. С. Рассом. Наш хозяин — учитель Андриаманитра Рамака Бари, его сопровождают друзья — агроном Ралаимунг Мартин и другой приятель, владелец машины. С трудом втиснулись впятером в маленькую машину и поехали.

Характерная деталь. В воротах порта нас останавливает портовый страж. Француз-таможенник довольно грубо, не стесняясь иностранцев, просит хозяев выйти из машины и открыть багажник. Пока он возится в багажнике, в окно всовывает голову другой страж, мальгаш, и тихо просит извинение за действия начальника. Мы много раз выезжали из порта с французами — с морским агентом, с работниками ванильной станции и др., и французский страж только козырял и открывал ворота. А вот машину мальгашей он счел нужным обыскать! Наши спутники смеются, говорят, что так на каждом шагу.