Насколько такой курс был разумен и реален с точки зрения национальных интересов Польши и сохранения государственной независимости страны — показала история. Обстановка в то время в Европе была весьма и весьма сложной, и принять правильное в последствиях решение в то время было не так-то просто. Но выбор Варшавой был сделан, был сделан суверенно, и она несёт за него всю ответственность, как говорится, перед историей и в первую очередь перед своим собственным народом.
Глава VII
Военная кампания в Польше. Сентябрь 1939 г.
17 сентября 1939 года части Красной армии перешли границу с Польшей, которая 1 сентября того же года подверглась вероломному нападению со стороны гитлеровской Германии. С тех пор минуло уже свыше 60 лет, но до сего времени в оценках этой военной акции СССР между нашей и польской историографией продолжают сохраняться существенные расхождения по кардинальному вопросу — что это было: освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию или же заурядная агрессия.
Современная польская историография и особенно историческая публи-цистика в оценках 1939 года в настоящее время полностью и безоговорочно перешли на позиции довоенных правительственных кругов страны — сторонников Ю. Пилсудского*, которых их политические противники, опираясь на широко распространённые настроения среди польской общественности, требовали привлечь к ответственности за гибельный курс, приведший к поражению в войне с Германией и утрате государственной самостоятельности. Эти круги, стремясь переложить собственную вину на других, обвинили Советский Союз во всех грехах, а вступление частей Красной армии на тогдашнюю территорию Польши характеризовали как “агрессию”, “удар в спину”, участие совместно с Германией в “четвёртом разделе Польши” и т. п. Подобные безоговорочные и, скажем, недостаточно обоснованные суждения, ставшие сейчас в Польше как бы хрестоматийной истиной, не могут не вызвать самых серьёзных возражений.
Основная слабость такого подхода, на наш взгляд, заключается в том, что события 1939 года в большинстве польских публикаций рассматриваются в узком плане, исключительно в масштабах двусторонних отношений и лишь с точки зрения интересов самой Польши. Так получается и в данном случае, когда вступление советских частей в Западную Украину и Западную Белоруссию рассматривается изолированно, вне связи со сложившейся к сентябрю 1939 года обстановкой в Европе, да ещё при этом совершенно игнорируется законное право СССР иметь собственные государственные интересы и отрицается правомерность их защиты. В частности, сознательно игнорируется нависшая над СССР после Мюнхенского сговора Великобритании и Франции с Германией и Италией в 1938 году реальная и грозная опасность оказаться в полной международной изоляции с малоприятной перспективой войны на два фронта: с Германией и Японией. Можно, конечно, сейчас спорить о правильности и моральной стороне принятия предложения фашистской Германии заключить пакт, но в то время у советской стороны не было иной альтернативы. При этом не следует забывать, что Кремль склонился к такому решению только после фактического провала известных переговоров о военном сотрудничестве с ведшими двойную игру Великобританией и Францией, закончившихся безрезультатно в определённой степени из-за позиции Варшавы, которая, несмотря на советы своих западных союзников, правда, не очень настойчивые, категорически отвергла саму возможность какого бы то ни было военного взаимодействия с СССР*. Это общеизвестные исторические факты, которые серьёзный историк никак не может игнорировать.
Решение СССР начать в сентябре 1939 года военную кампанию не было совершенно неожиданным для польской стороны, как это утверждается в некоторых публикациях**. Известно, что отношения между двумя странами с момента воссоздания польского государства в ноябре 1918 года складывались весьма неблагоприятно и были очень далеки от добрососедских. Развязанная польской военщиной война 1920 года привела к закреплению взаимного недоверия и враждебности. И когда в критический момент августа 1939 года Советский Союз вёл поиск союзников, Польша, являясь постоянным источником напряжённости на западной границе и открыто проводившая антисоветский курс, не могла рассматриваться Кремлём иначе как враждебное государство. Поэтому представившаяся возможность избавиться от перманентного противника, видимо, сыграла немалую роль в принятии им решения о вводе войск.
В результате этой акции оборонительные рубежи СССР были отодвинуты на 250—300 км. Если бы эти превентивные меры не были приняты, то Польша была бы полностью оккупирована Германией и нападение последней с польского плацдарма на СССР в июне 1941 года, когда пространственный фактор играл далеко не последнюю роль, могло бы иметь более грозные последствия для судеб нашей страны и всей Европы. Тем самым в сентябре 1939 года были, по сути дела, заложены в определённом смысле основы провала германского блицкрига в России, а вступление советских войск в Польшу, как подтвердил ход дальнейших событий, объективно отвечало интересам общей борьбы с фашизмом, включая и широко понимаемые долговременные интересы самой Польши. Недаром У. Черчилль, которого трудно заподозрить в каких-то симпатиях к СССР, выступая по радио 1 октября 1939 года, фактически одобрил этот шаг Москвы, как открывающий “восточный фронт” против Германии***.
Общая канва развития событий в Польше в сентябре 1939 года хорошо известна. Остановимся лишь на отдельных моментах, которые, на наш взгляд, остаются без должного внимания польских исследователей и публицистов.
1. В нынешних польских публикациях о событиях 1939 года, как правило, полностью отвергается аргументация, содержащаяся в ноте НКИД СССР польской стороне от 17 сентября 1939 года, в которой объясняются причины вступления советских войск на тогдашнюю польскую территорию. С такой позицией нельзя согласиться.
В ноте, безусловно, присутствует ряд не совсем точных положений, например, о взятии к этому времени немцами Варшавы, о местонахождении польского правительства, о прекращении существования польского государства (де-факто, но не де-юре!). Но это всё фактологические неточности.
А действительность такова, что к 17 сентября 1939 года произошло качественное преобразование правового пространства, предусмотренного для действия упомянутого договора. Это была уже не та Польша, с которой заключался договор: значительная часть её территории была оккупирована Германией, все центральные государственные институты были практически лишены возможности осуществлять власть, управление армией было утрачено, правительство ещё 6 сентября эвакуировалось из столицы и не проявляло признаков жизни, военное командование, бросив армию и народ, находилось на границе с Румынией и было готово в любой момент её пересечь. Не оставалось никаких сомнений в том, что Польшу уже ничто не спасёт от близкого разгрома.
Обстановка того времени довольно ярко воспроизведена в книге российского историка М. Мельтюхова.
“Приказ от 10 сентября, пишет он, был последним общим распоряжением польского главнокомандования. Вслед за этим оно покинуло Брест и двинулось в направлении румынской территории, потеряв на несколько дней всякое управление войсками [...]
Как сообщал 10 сентября в Париж французский представитель при польском Генштабе генерал Арманго, “здесь царит полнейший хаос. Главное польское командование почти не имеет связи с воюющими армиями и крупными частями [...] Польская армия собственно разгромлена в первые же дни”*.
Основное обвинение, выдвигаемое польской стороной в связи с вводом советских войск в Польшу 17 сентября 1939 года, заключается в том, что Советский Союз нарушил договор о ненападении 1932 года. Давайте порассуждаем на этот счёт. Да, нарушил, но на этом нельзя ставить последнюю точку. Как отмечалось, СССР имел основание денонсировать данный договор в 1938 году в связи с захватом Польшей части чехословацкой территории, но, не желая нагнетать и без того напряжённую обстановку в Европе и понимая, что такой шаг мог бы теснее связать Польшу с гитлеровской Германией, решил воздержаться от проведения в жизнь своей угрозы. В то время польская сторона, как видно из её ответа на советский дипломатический демарш, проявила полное пренебрежение к судьбе договора о ненападении с СССР. А теперь лишь для того, чтобы обвинить СССР, этот договор, видите ли, вдруг понадобился. Довольно непоследовательная линия поведения. Получается, что практически Советский Союз обвиняется в том, что в 1938 году, руководствуясь интересами европейского мира, он не денонсировал договор о ненападении с Польшей, а если бы это сделал и пренебрёг тем самым ещё сохраняющимися возможностями найти общий язык с Польшей для создания общего фронта борьбы с фашизмом, то к нему не было бы никаких претензий. Ведь не выдвигается, например, никаких аналогичных обвинений в адрес Германии, которая имела такой же договор с Польшей, но денонсировала его, а затем 1 сентября 1939 года напала на неё, развязав Вторую мировую войну. Чушь какая-то! Вот в какую абсурдную ситуацию может завести формальный подход к вопросу.