— Рубашка-то цела, сэр, — Хопкинс выбросил обжигающий губы окурок через бруствер и поднялся на ноги, — но воды больше нет.

— Да хоть насухо побрей!  —  мрачно ответил Норман.  —  Если уж помирать в этой крысоловке, я хочу, по крайней мере, сделать это, как джентльмен, в приличном виде и в чистой рубашке.

В расположение батальон отправили вовремя, и Норману, наконец, удалось выбить себе пару дней увольнения, чтобы воспользоваться уже больше месяца ожидающим его приглашением навестить брата, эскадрон которого разместился на аэродроме милях в десяти за линией фронта. На аэродром он добрался, голосуя на дороге, забитой военным транспортом, всего за полчаса и очень надеялся, что застанет Генри на земле, чтобы поскорее его обрадовать.

 Часы показывали уже половину девятого, и сентябрьское солнце задорно сияло в безоблачном небе, а Генри все еще дрых без задних ног в уютной, хотя и узкой кровати, укрывшись шерстяным одеялом. Из-под одеяла торчала безупречно чистая розовая пятка, а возле кровати на потертом, но уютном коврике стояли тапочки. Тапочки! Норману показалось, что он уже успел забыть это слово, так долго он не видел обозначаемого им предмета.

Норман уселся в кресло возле небольшого тщательно навощенного столика и принялся разглядывать обстановку. Полукруглый разборный домик из рифленой жести Генри превратил в райское по военным временам обиталище. На плоской стене у окошка  —  литографии в изящных рамках, на этажерке  —  несколько десятков книг на английском и французском и стопка иллюстрированных журналов. Выглаженный мундир на плечиках висел на деревянной резной подставке рядом со щегольской летной курткой и длинным плащом из мягкой рыжей кожи. Из большого кувшина возле умывального таза валил пар, денщик только что притащил целое ведро горячей воды для бритья, которой в траншеях хватило бы на целый взвод. Пресс-папье на столе, вазочка с бумажными розами на полке  —  Генри, определенно, не отказывал себе в комфорте, который Нормана подмывало назвать не иначе, как роскошью.

Генри заворочался под пристальным взглядом, приоткрыл левый глаз, выпростав из-под одеяла руку, взглянул на часы, и только тут заметил сидящего в кресле Нормана. Он тут же вскочил и бросился к брату, как был, босиком и в пижаме. Да-да, в уютной фланелевой пижаме, пусть серой, а не привычной по дому клетчатой.

— Ты давно здесь?  —  спросил Генри, крепко обнимая брата.  —  И который час?

— Уже четверть часа, — ухмыльнулся Норман, — решил дослушать до конца серенаду, которую ты выводил носом. Половина девятого, если тебе, соня, так важно это знать.

— Конечно, важно, — рассмеялся Генри, направляясь к умывальнику, — если до девяти к завтраку не поспеем, без нас все вкусное съедят. Ты уже завтракал сегодня?

— Мы в пехоте к девяти уже об обеде задумываемся, — ответил Генри, наблюдая за торопливо приводящим себя в порядок братом, — и спим до обеда, только если ночью спать не пришлось вообще.

— Сегодня не наша очередь в утренний патруль лететь, — объяснил Генри, намыливая щеки, — мы в полдень вылетаем, так что можно и поспать подольше. Главное  —  завтрак не упустить, в небе поесть не дадут.

— Уютно ты устроился, — Норман постарался, чтобы в его голосе не проскользнуло ни нотки осуждения или зависти.

— Угу, как клоп в ковре, — подмигнул Генри, вытирая остатки пены белоснежным полотенцем.  —  Майор говорит, что мы  —  единственные на этой войне, кто живет, как джентльмены, и сражается, как джентльмены. Мне, как командиру звена, положен отдельный домик, остальные ребята живут в таких по двое. Поставим тебе сюда кровать, хоть отоспишься толком.

Против отоспаться Норман ни капли не возражал. Да и второму завтраку отдал должное. Овсянка с настоящим  —  не из жестянки  —  молоком, киддинг*, яичница с беконом, тост с мармеладом и кофе, натуральный, свежезаваренный кофе. И все это подано официантом и сервировано в тарелках и чашках, и на белоснежной скатерти  —  ни единого пятнышка.

Уже к концу завтрака Норман, представленный по всей форме полудюжине пилотов, оказавшихся в это время в столовой, чувствовал себя среди них почти как дома. За столом разговор зашел о предложении Плама Уорнера провести благотворительные крикетные матчи на стадионе Лордс между командами метрополии и доминионов и, конечно, плавно перетек в воспоминания о школьных матчах, об ученических проделках, о строгих преподавателях и суровых экзаменах. Войны словно и не было, она отступила перед веселой мальчишеской болтовней и юношеской жизнерадостностью.

После завтрака Генри повел брата к ангарам поглядеть на самолеты. Норман впервые видел истребители так близко, и его поразило, какие они, в сущности, маленькие и хрупкие. Но Генри со смехом уверил его, что летать проще, чем водить автомобиль, потому что в небе полно места и нет пешеходов.

Время шло к одиннадцати, и Генри отправился готовиться к патрулю, препоручив Нормана заботам Джерри, одного из пилотов третьего звена, чья очередь патрулировать сегодня была последней. Джерри со всем энтузиазмом своих девятнадцати протащил Нормана по всем ангарам, познакомил с сержант-майором и главным механиком, похвастался грядкой, на которой вместе с приятелем высадил свежую зелень для кухни, и повеселил парой историй из эскадронной жизни, щедро пересыпая их авиационными терминами и пилотским сленгом.

В полдень они вернулись на летное поле, проводить звено Генри в патруль. Спады* выстроились в линию, механики запустили пропеллеры точно по расписанию, тормозные колодки вылетели из-под шести пар колес одновременно, и бипланы покатились по полю, набирая скорость. Самолеты оторвались от земли ровной линией,  и Генри первым лег на крыло, описывая полукруг над аэродромом. Один за другим присоединялись к нему пилоты, и звено, описав над полем круг в безупречном боевом строю, удалилось на восток, к линии фронта.

— Красивое шоу, — заметил Норман, — как на ярмарке.

— Ну, ты прав, конечно, — рассмеялся Джерри, — чистой воды бахвальство. Но я не слышал, чтобы, кроме наших, так кто-то мог. Мы же с другими эскадронами соревнуемся, кто больше гуннов из игры вышибет. Уже за сотню счет пошел. Надеюсь, ребята сегодня добавят. У капитана Барри уже дюжина набежала, твой брат  —  молодчина.

После ланча они отправились прогуляться на близлежащую ферму за яблоками, ожидавшими их в корзинке, которую Джерри торжественно вручила миловидная хозяйская дочка. Норман немедленно вспомнил, что забыл в домике у брата что-то очень важное, и уже собрался ретироваться на аэродром в одиночку, но Джерри догнал его уже минуты через три, и с легким румянцем на щеках пояснил, что мадемуазель позвали домой, и, кроме яблок, сегодня ему ничего не перепало.

Звено Генри вернулось на аэродром вовремя, все шестеро. Пилоты заторопились в командный пункт, писать рапорты, обмениваясь по дороге довольными замечаниями, из которых Норман уяснил только то, что гуннам задали трепку, а счет эскадрона пополнился двумя победами. На фюзеляже самолета Генри Норман обнаружил шесть пулевых пробоин, и во рту у него пересохло от волнения, хотя ему казалось, что уж в траншеях-то он навидался по горло. Но Генри только отмахнулся с улыбкой, и потащил всех на канал, где их поджидал плотик, сооруженный пилотами из подручных материалов. На плоту с удобством могли разместиться двое, без удобства  —  четверо. На этот раз они влезли на плотик всемером, и громкий ребяческий смех разлетелся по окрестностям звонкими брызгами.

За весельем на канале последовал чай, а после летчики разбрелись по своим делам. На поле шла игра в футбол, и братьев чуть не силком утащили к себе пилоты, играющие сегодня против техников. Не по правилам, конечно, полную команду не удалось собрать ни офицерам, ни механикам. Но игра от того не стала менее азартной, и братья Барри доказали всем и каждому, что не зря они три года вместе играли в школьной команде.