Мистер Мейсон, преуспевающий владелец страховой компании, никогда не утверждал, что его предки прибыли в Новый Свет на легендарном корабле или выжили в Джеймстаунской резне. Но ко времени Войны за независимость, семья уже прочно осела на новом месте, и писаный маслом «Мэйфлауэр» кисти молодого, но несомненно талантливого бостонского художника, украшал его кабинет.  Сидни всегда чувствовал, что полученное при рождении второе имя его слегка обязывает. Из поколения в поколение Мейсонов непреклонный пуританизм первопоселенцев тихо дрейфовал в надежную гавань здравомыслия и прогресса, ограничившись к появлению на свет Сидни крещением, венчанием и похоронной речью на фамильном участке кладбища. Но вера в свободу, демократию и равные возможности вполне заменила Мейсонам религию, и разразившаяся в Европе война, хотя и нанесла ей серьезный удар, но поколебать так и не смогла.

— Привет, старик!  —  улыбнулся Сидни, обмениваясь с отцом крепким рукопожатием.  —  Каким ветром?

— Ты уже читал новости, парень?  —  мистер Мейсон немедленно перешел к делу.  —  Французы остановили Мольтке на Марне.

— И?  —  Сидни снял очки и прищурился, то ли от удивления, то ли от яркого света.  —  Стоило за этим мчаться на аэродром?

— Доброе утро, мистер Мейсон, — вступил в разговор Курт, — как поживает миссис Мейсон?

Сидни хмыкнул. Курт не раз говорил ему, что отношения в их семье выходят за пределы его понимания. Приятельские, почти панибратские отношения Сида с отцом в личных делах никак не вписывались в представления Курта о должном уважении и почитании родителей, зато сугубо деловые во всем, что касалось денег, противоречили взглядам на крепкую семейную связь и взаимную поддержку. Мистер Мейсон не пожалел денег на образование сына и позволил ему выбирать профессию по душе, хотя семейный бизнес ничего общего с техникой не имел, но с момента получения диплома Сидни отправился в свободное плавание, и ему даже в голову не пришло бы попросить у отца денег ни на новый костюм, ни на аренду аэроплана, ни на оплату счетов за воду и электричество.

Бизнес есть бизнес. Таково было семейное кредо, и мистер Мейсон в очередной раз доказал это, проигнорировав вежливый вопрос о здоровье обожаемой супруги.

— Похоже, к Рождеству они не успеют, — продолжил отец, демонстрируя сыну передовицу в «Бостонском журнале», — вечером мы с мамой идем в мюзик-холл, и я поторопился тебя предупредить. С тебя же станется все воскресенье газету не открыть.

— Черт!  —  Сидни сорвал с руки перчатку и хлопнул себя по бедру.  —  Паршивые новости, старик. Переговоры накрываются медным тазом.

— Я недавно говорил с Чарли Уоткинсом, — ободряюще подмигнул отец, — он ведет дела с голландской компанией «Виссер» и мог бы свести вас с их представителем.

— Спасибо, па!  —  Сидни подбросил перчатку в воздух, поймал и передал Курту.  —  Ты как нельзя вовремя. Мы чуть было не подписали контракт с одной германской фирмой.

— Вот именно, — недовольно заметил Курт, — и я не понимаю…

— Соединенные Штаты  —  нейтральная страна, мистер Хорхмайер, — укоризненно поджав губы, сообщил мистер Мейсон, — если бы Германия победила до того, как контракт войдет в силу, это была бы дальновидная сделка. А торговать с одной из воюющих сторон, не будучи уверенным в ее победе  —  не самое разумное деловое решение.

— Мне казалось, — неуверенно начал Курт, — что вы верите в победу Германии, мистер Мейсон. Мне даже казалось, что вы желаете ей победы. Но вы, конечно, правы. Вступление Британии с Доминионами в войну многое меняет.

— Хочешь напомнить, что всего сто лет назад мы с англичанами в глотку друг другу вцеплялись?  —  рассмеялся Сидни.  —  Было дело. А французам они тогда вместе с пруссаками жару задали. И Лафайету мы не зря памятники ставим. Брось это, Курт. Бизнес есть бизнес. Война ему вредит, но долгая память, пожалуй, вредит еще больше. Мы поговорим с голландцами и оставим старые обиды историкам. Не то придется вспоминать, кто за кого был в Семилетнюю войну и сколько рыцарей англичане перестреляли при Кресси. А там и до неандертальцев доберемся.

— Наверное, ты прав, Сид, — понуро ответил Курт, — мы оба  —  американцы, и должны соблюдать нейтралитет. Хотя, по правде сказать, французы меня удивили. Не ожидал, что они остановят железную лавину на дороге в Париж.

— Британцы там тоже руку приложили, — в голосе мистера Мейсона прозвучало легкое недовольство, словно он предпочел бы, чтобы французы обошлись своими силами.  —  И вот еще что, Сид. Французская авиация, вроде как, сыграла там немалую роль. Так что, возможно, твоя идея насчет авиастроения не такая уж романтическая мечта, как мне казалось. Продолжай знакомиться с предметом, парень, и я подумаю, не вложить ли деньги в твой новый проект.

— Спасибо!  —  Сидни облапил отца медвежьей хваткой, и даже Курт улыбнулся, предчувствуя грандиозные перспективы.

Война затянулась, залегла в окопах, перечеркнув карту Европы жирной черной линией Ничьей земли на Западе, заклубилась темными облаками на Восточном фронте, в Месопотамии и в Египте, выплеснулась кровавой волной на берега Галлиполи. Война вошла в каждый дом на страницах газет, и бесцеремонно вмешалась в дела и в частную жизнь. Сидни с любопытством праздного наблюдателя следил за событиями на всех фронтах, но Западный фронт с каждым днем все больше притягивал к себе его внимание. Война в воздухе начала занимать все больше места в отчетах военных корреспондентов, на размытых фотографиях силуэты новых аэропланов с каждым днем становились все более компактными и четкими, а с февраля начались и настоящие воздушные бои.

Свой сертификат Аэроклуба Сидни получил еще в октябре, но денег на полеты наскрести удавалось редко, после удачной сделки с голландцами удача от компаньонов отвернулась. Война вредила делам не только в мастерской, аэронавтика, без сомнения делала успехи, но получить доступ к  новой информации частному лицу стало почти невозможно. Сиду приходилось довольствоваться изданными еще до войны учебниками аэродинамики и справочниками авиамоторов, и он в отчаянии думал, что с такими знаниями его конкурентоспособность ко времени заключения мира между враждующими Силами будет равна нулю.

Курт не раз предлагал ему попытать счастья с германскими посредниками, но Сидни упорно отказывался вести дело с воюющей стороной. Чем больше компаньон на него наседал, убеждая, что победа Рейха предрешена, тем сильнее в нем росло чувство протеста, и даже какое-то мальчишеское желание, чтобы союзники выиграли войну назло самоуверенным прогнозам Курта.

Однажды они чуть не поссорились. Курт, приглашенный к обеду у родителей Сидни, притащил с собой книгу, изданную в Нью-Йорке всего неделю назад. «Преступление против Европы» сэра Роджера Кейсмента, в которой, по мнению Курта, неоспоримо доказывалась зловещая роль Великобритании, ввергнувшей Европу в кровавый хаос. Поблагодарив миссис Мейсон за прекрасный обед, мужчины удалились в курительную, где за виски и сигарами Курт зачитал им несколько особо ярких пассажей из книги.

Сидни, никогда европейской политикой не интересовавшийся, уже готов был согласиться с доводами, когда прозвучал разгневанный голос мистера Мейсона.

— Это тот самый Роджер Кейсмент, который сейчас сидит в Берлине и пишет свои книжонки по заказу кайзера? Пес, готовый отгрызть накормившую его руку в тяжелый час?

— Но он же ирландец, мистер Мейсон, — широко раскрыл глаза Курт, — мы все знаем, как несправедливо британское правительство…

— Мы много чего знаем, мистер Хорхмайер, — процедил сквозь зубы Мейсон-старший, — к примеру, что какие бы ссоры ни разрывали страну,  когда враг у ворот, они должны быть забыты. В каком доме между братьями хоть раз не было свары? Кто может поклясться, что ни разу не пожелал зла близким за мнимые или истинные обиды? Но, когда в дом ломится грабитель, разве не становятся братья плечом к плечу? Я вам вот что скажу, мистер Хорхмайер. По всем законам, нравственным и уголовным, Кейсмент  —  предатель. И когда его повесят, я первый удовлетворенно вздохну. Вот если бы еще и кайзера…