— Я решил, — тихо, но твердо сказал ему Норман, — буду подавать прошение о переводе в Летный Корпус.

— Да, Джерри мне говорил, — кивнул Генри, — бедняга Джерри. Но учти, далеко не во всех эскадронах такая жизнь. Нам повезло с аэродромом, и вовсе не факт, что до конца войны мы будем жить с таким комфортом. Я бы, на твоем месте, на это не рассчитывал.

— Я знаю, — виновато улыбнулся Норман, — хотя уверен, что в любом случае это полегче, чем в траншеях. Но дело совсем не в этом. Я надеюсь, что у меня будет возможность хоть немного поквитаться с гуннами за Джерри. И, наконец, увидеть врага лицом к лицу.

— Это легче, чем в траншеях, — согласился Генри, — в какой бы эскадрон ты ни попал. Мы, по крайней мере, живем достойно и сражаемся прямо и честно.

— Так и есть, — тепло сказал Норман, — твой майор прав. Вы живете и сражаетесь, как джентльмены. И я бы добавил, умираете, как джентльмены. А это важнее всего.

* Киддинг  —  разрезанная по брюшку копченая селедка, распластанная в форме бабочки

* Спад — SPAD S.VII, одноместный французский истребитель, с 1916 года состоявший на вооружении и нескольких эскадронов Королевского Летного Корпуса

* Гуннланд  —  занятая немцами территория за линией фронта.

Сидни Мейсон

— Война  —  это плохо для бизнеса.

Сидни отшвырнул газету, затушил сигарету в консервной банке из-под бобов, доверху полной окурков, откинул назад упавшие на лоб светлые пряди и поднялся с ящика.

— Ладно, Курт, — Сидни легонько толкнул в плечо все еще дожевывающего сэндвич компаньона, — война там у них или нет, а образец мы должны закончить. Бизнес есть бизнес.

Курт Хорхмайер, по мнению Сида, стоил больше, чем вся их мастерская. У бывшего однокашника по Массачусетскому Технологическому институту руки были золотые, а память феноменальная. Формулы, таблицы, марки стали, цены на материалы  —  вплоть до мельчайшего винтика  —  все, за чем самому Сидни пришлось бы лезть в каталоги и справочники, раз промелькнув перед голубыми глазами компаньона, оседало в белокурой голове навечно. Вот только деловой хватки ему недоставало. Курт, внук эмигранта из Баварии, был по-немецки романтичен и слегка сентиментален.

Работа спорилась, опытный образец косилки, с передачей, запатентованной на имя Сидни Мэйфлауэра Мейсона, уже начинал походить на технический рисунок, висевший на стене мастерской, когда Сида неожиданно озарила новая идея.

— А что если шестеренки в закрытый кожух поместить?  —  предложил он.  —  Если они все время будут в масле, то изнашиваться станут меньше. И нагрузка на лошадь поубавится. Ты не мог бы это рассчитать, Курт? А я пока с ножами закончу.

— Конечно,  —  Курт немедленно положил разводной ключ на предназначенное ему место на полке с инструментом, не забыв тщательно вытереть малейшие следы масла, и уселся за небольшое бюро, на котором лежала кипа писчей бумаги.  —  Для кого считать будем, Сид? Мне нужны таблицы твердости стали.

— Для «Мертенс и Мас», — Сид хлопнул ресницами от удивления, — для кого же еще? Они уже согласились выкупить наш патент. Думаю, о дополнительных улучшениях с ними легко будет договориться.

— А я так не думаю, — пожал плечами Курт, не переставая заполнять мелкими цифрами аккуратно расчерченные ряды таблицы, — их представительство находится в Льеже.

— Ну и что?  —  с еще более глубоким удивлением спросил Сидни.

— Сегодня утром германская армия начала обстрел Льежа, — не оборачиваясь, ответил Курт, — Бельгия отклонила ультиматум.

— Но в газете…

— Это была вчерашняя газета, Сид, — улыбнулся Курт и, немного помедлив, добавил, — я возьму цифры из справочника по германской стали. Хотя у Круппа и без косилок заказов сейчас будет довольно. Но Германии вскоре понадобится расширять сельскохозяйственное производство, так что о покупателях можешь не беспокоиться.

— Вот, значит, как… — Сидни почесал в затылке отверткой и снова принялся за работу.  —  Вот значит как… Это плохо, Курт. Это очень плохо.

— Но почему?  —  на этот раз Курт отложил карандаш и повернулся к компаньону.  —  Когда Германия объявила войну России, тебя это не встревожило. А сегодня…

— Война  —  это плохо для бизнеса, — перебил его Сидни, — но от нас тут ничего не зависит. Поэтому, Курт, давай закончим с этой косилкой, а думать, кому ее теперь продать, будем потом.

Они замолчали, и гулкий лязг металла заполнил маленькую мастерскую под раскаленной августовским солнцем жестяной крышей.

Жара отступила, но запылившаяся за лето трава щетинилась изумрудной зеленью после недавней стрижки, последней перед концом сентября. В потемневшей к осени голубизне лениво проплывало крохотное одинокое облачко, и ажурная стрекоза аэроплана весело гонялась за ним, подставив ветру хрупкие крылья. Хотя это, конечно, была иллюзия, Блерио при всем желании не догнал бы облако, вскарабкавшееся выше моноплана на добрую половину доступной ему высоты в три тысячи футов.

— Хорошо летит, — заметил Сидни, передавая Курту полевой бинокль, — ровно. Не хочешь попробовать?

— Спасибо, мне и здесь хорошо, — улыбнулся Курт, доставая из кармана Кодак, — я лучше тебя пощелкаю. Опасное это дело. Помнишь, как пару лет назад Кимби и Вилларда из самолета вытряхнуло? В лепешку.

— Но Блерио-то сел, — возразил Сид, — даже без пилота. Пристегнулись бы, до сих пор бы летали. Впрочем, если боишься…

— Я не боюсь, — сердито фыркнул Курт, — но я не готов рисковать жизнью ради развлечения. Особенно теперь, когда в Европе идет война. И какой в этом толк для бизнеса, который ты превозносишь при первой возможности?

— Прямой, — Сид застегнул кожаный шлем и надвинул на лицо очки, — косилки  —  это хорошо, Курт, но, давай начистоту, МакКормику мы не конкуренты. Пока нам удается продавать в Европу наши патенты, но так мы рубим сук, на котором сидим. Улучшать до бесконечности невозможно, на внутреннем рынке нас не ждут, в Европе тем более. Они готовы покупать наши мозги, а не нашу продукцию. А я хочу обзавестись своим делом. Солидным делом, Курт. Фабрика, станки, рабочие, реклама в лучших газетах. И вот тут надо ухватить свой шанс, пока его другие не разглядели. За авиацией будущее.

— Вот за этими летающими этажерками?  —  недоверчиво скривился Курт.

— За ними самыми, — рассмеялся Сидни, — вот увидишь. Война скоро закончится, и авиаконструкторы будут в Штатах пользоваться большим спросом, чем индейка на Рождество. А пока можно войти в курс дела. Все равно банк не даст мне ссуду на такую авантюру, и отец гарантии не подпишет, даже если бы и дали. Война  —  это плохо для бизнеса.

Сидни направился к ожидающей его машине легким, пружинистым шагом. Щегольская кожаная куртка на меху и заправленные в высокие сапоги галифе придавали ему бравый и воинственный вид, но от белого шелкового шарфа, который так изящно мог бы развеваться по ветру, Сид, вздохнув дома перед зеркалом, отказался. В конце концов, он мирный авиатор-любитель, а не военный летчик, а пускать пыль в глаза  —  удел дураков.

Блерио покатился по траве, оторвался от земли, гудение мотора и свист ветра слились в оглушительный рев, но Сидни только улыбнулся. Здесь, в небе, он был свободен, счастлив и далеко от всех треволнений земной жизни. Там, внизу, люди могли бороться за место под солнцем, здесь ему принадлежало все  —  бескрайняя синева, и золотистый свет, и высокое облачко, которое он когда-нибудь непременно догонит и дотронется до него рукой.

Блерио вернулся на летное поле, и Сидни издалека разглядел стоящую рядом с высоким и стройным Куртом крепкую фигуру в синем костюме и котелке. Отец, зная, где сын проводит выходные, нашел его здесь, на Гарвардском аэродроме, а это означало, что у него есть не терпящие отлагательства новости. Сид заглушил мотор, кивнул подбежавшему механику и заторопился к ангару.