Все это было исполнено Александром до достижения им двадцати двух лет.
После того, как Кария была завоевана, не составлило труда привести к повиновению Ликию, Писидию и Памфилию. Несколько авангардных боев, несколько атак против плохо укрепленных стен внесли какое-то разнообразие в это триумфальное шествие. Уже не счесть было городов, которые ежедневно изъявляли покорность Александру или его военачальникам. Персидские правители бежали при его приближении, а то и спешили вступить с ним в переговоры; население выходило навстречу победителю, иногда – как это было в Фаселисе – для того, чтобы преподнести ему золотой венок.
И вот я вошел однажды вечером в Тельмесс, мой родной город, который я не видел почти тридцать лет. Во все времена Тельмесс был известен на Востоке своими прорицателями, которые считаются самыми искусными; дар пророчества передается здесь в некоторых семьях по наследству, и им обладают даже женщины и дети. На девушке из Тельмесса, принадлежавшей к пророческому роду, женился когда-то фригийский царь Гордий и от нее имел сына Мидаса. Члены моей семьи и друзья моей юности простерлись ниц предо мной и просили у меня прорицаний; городской совет решил воздвигнуть мне, как самому прославленному из детей Тельмесса, статую при входе в храм.
Наступила зима. Пройдя высокие плоскогорья, на которых мели снежные бури, вся армия собралась в центре Фрагии – Гордионе. После того, как войска весной покинули Пеллу, они прошли тринадцать тысяч стадиев.
На другой день по прибытии в Гордион Александр пришел на Акрополь, чтобы совершить жертвоприношения и увидеть Гордиеву колесницу, сохраняемую в храме Зевса. Ему было известно о пророчестве. Минуту он рассматривал узел, которым была завязана кора, и, увидев, что терпением с ним не справиться, вынул меч и разрубил узел одним ударом, отделив дышло от ярма. Затем он воскликнул «Поглядите, он развязан».
Следующей ночью разразилась ужасная гроза, молния освещала небо в течение двух часов; вскоре после этого Александр получил две важные новости: родосец Мемнон умер на Лесбосе, а Антипатр одержал крупную морскую победу над персидским флотом.
Александр послал Птолемея, Кена и Мелеагра за новобранцами, которых могли дать Македония и Эллада; когда весною они вернулись в Гордион, мы снялись с лагеря и продолжили завоевательный поход – сначала на восток через Анкиру, затем на юг через Каппадокию и высокие горы Тавра.
В ущелье, называемом Киликийскими Вратами, которое было известно уже Ксенофонту, войско очутилось перед узким проходом, где могли пройти шеренгой лишь четверо человек. Парменион, осторожный по своему обыкновению, считал, что лучше обогнуть гору. Александр оставил его с основными силами при входе в теснину, взял с собой горстку людей, прошел через ущелье глубокой ночью, рассеял персидские наблюдательные посты, которым достаточно было бы скатить несколько больших камней, чтобы раздавить его, и открыл путь своей армии. Находясь там, он узнал, что сатрап Тарса Арсан готовится сжечь свой город, прежде чем оставить его. Александру нужно было сделать остановку, чтобы дать отдых своим дойскам, а Тарс, основанный в древности Сарданапалом,.[5] был очень богатым городом; он устремился по склонам со своей конницей, чтобы предупредить пожар, и проскакал от зари до захода солнца четыреста стадиев, отделявших его от Тарса. Заслышав шум, поднятый всадниками, персы разбежались в беспорядке, не успев применить свои факелы. Воздух побережья показался душным тому, кто мчался галопом от самой вершины горы. Утомленный целым днем скачки, Александр остановился на берегу Кидна, сбросил одежду и искупался. Вода, стекавшая с гор, была холодна, как лед. Два дня спустя у Александра началась такая слиьная лихорадка, что все думали, что он умрет, и удрученное состояние духа распространилось по лагерю (31)
Я провел много времени у его изголовья. В окружении Александра было несколько врачей, которым была известна власть магических искусств, неотделимых от науки врачевания. А среди этих врачей больше всех он любил Филиппа из Акарнании, который помогал его приходу в мир, лечил его детские болезни, а теперь шел в обозе его армии. И вот Александр получает секретное послание Пармениона, который советует ему чрезвычайно остерегаться этого Филиппа и снадобий, которые тот предпишет, так как ходят слухи, что лекарь дал себя подкупить персидскими деньгами и участвует в заговоре. Александр держал это письмо рядом с собой, между своим списком Гомера и щитом Ахилла, когда Филипп из Акарнании принес приготовленное им собственноручно лекарство, от которого он обещал большую пользу. Александр протянул письмо Филиппу и одновременно взял чашу из его рук; и когда тот прочел послание, Александр поднес питье к губам и смотрел прямо в глаза врачу, пока пил. На другой день лихорадка спала и стало видно, что царь спасен. Тогда Филипп Акарнанянин был осыпан похвалами; хвалили также и меня за мое предсказание: я говорил, что, хотя лихорадка и прочитывается в светилах Александра, он не может умереть от нее в двадцать три года.
Тем не менее, выздоровление было долгим; оно растянулось на целое лето, проведенное нами в Тарсе. У воинов было время поразмышлять над надписью, высеченной на гробнице Сарданапала в Анхиалоне близ Тарса: «Сарданапал, сын Анакиндаракса, основал в один день Анхиалон и Тарс; прохожий, ешь, пей и люби; остальное – тщета».
Только ближе к концу сентября Александр снова двинулся в путь, совершая короткие переходы вдоль побережья. Он шел уже около недели, переправился через Пирам и достиг города Солы на границе с Финикией, когда прибыл гонец. Александр сказал ему слова, которые часто обращал к вестникам: «Храбрец мой, о каком чуде ты мне расскажешь? Может быть, вернулся к жизни Гомер?».
Вестник сообщил, что за ним шел прибывший с севера Дарий Кодоман с армией в сто шестьдесят тысяч человек.
Донесения лазутчиков рисовали грандиозную военную процессию, в которой участвовали все народы великого царства – армяне, мидийцы, халдеи, иранцы, кавказцы, скифы, бактрийцы, греческие наемники; она медленно продвигалась по пустыне и горам Ассирии, растянувшись на многие десятки стадиев. Порядок шествия был строг и ритуален. Впереди рабы несли серебряные жертвенники, в которых горел неугасимый огонь; затем шли маги с пением гимнов, сопровождаемые таким числом младших жрецов, каково число дней в году; далее катилась колесница Солнца, влекомая белыми конями, а за ней скакун баснословных размеров, которого называли конем Солнца. Возничие были одеты в белое и держали в руке золотые прутья. Вслед за ними являлись глазу десять боевых колесниц, выложенных золотом и серебром; затем конница двенадцати народов; далее десять тысяч воинов, именовавшихся «бессмертными», с золотыми цепями на шее и в хитонах из золотой парчи с рукавами, расшитыми драгоценными камнями; через тридцать шагов после них – дальние родственники царя числом пятнадцать тысяч; затем дорифоры, несущие царские одежды; и, наконец, на колеснице, украшенной статуями богов и золотыми орлами, сам Великий Царь на троне. На голове у него была голубая тиара, а вокруг нее – пурпурная с белым повязка; на пурпурную с серебряной полосой тунику был наброшен халат, усеянный каменьями, как небо звездами, на котором были вышиты два ястреба, прядающие с облаков; на золотом поясе царя висел кривой меч в ножнах из драгоценного камня. Рядом с царем шествовали двести его самых близких родичей, а десять тысяч копейщиков, составлявших его охрану, шли впереди тридцати тысяч пеших воинов. Сзади вели его личных коней, числом четыреста. Затем следовали колесницы матери Дария и его жены Статиры, конные прислужницы и малые дети в повозке; далее триста шестьдесят пять наложниц и у каждой экипаж, как у царицы. Триста верблюдов и шестьсот мулов везли военную казну под охраной стрелков из лука. Царевны, вельможи, гаремы высоких сановников, евнухи, армейская прислуга, бесчисленные служители и рабы замыкали шествие; их подталкивали сзади солдаты арьергарда, которым было поручено поторапливать отстающих и казнить беглецов.